Пропавший брат

Эшелон № 153/462

Петрик с Володей в точности выполнили совет белебеевского комиссара Пирожникова и покинули вагон на следующей остановке. Просидев на платформе до утра в ожидании поезда, они зашли к дежурному по станции справиться, как давно проследовал на Челябинск детский эшелон за № 153/462.

— Шесть суток назад, — ответил дежурный.

— В Челябинске мы их застанем, — сказал Петрик.

Комиссара Пирожникова братья вспоминали с восторгом. На прощанье он сунул Петрику бумажный сверток, и когда мальчики его развернули, они поразились щедрости комиссара: продолговатый лист двадцатирублевых керенок был величиной с полотенце. Петрик пересчитал квадратики по вертикали и горизонтали и задохнулся от радостного изумления.

— Шестьсот рублей!

Утром Петрик прокомпостировал билеты, и они сели в поезд.

В Челябинске мальчики увидели сибирский бело-зеленый флаг над вокзалом, офицера в серебряных погонах и узнали: эшелон № 153/462 проследовал на Курган.

— Что же теперь делать?

— Догонять!

Мальчики отправились в город разыскивать акушерку Пирожникову, рассчитывая, что сестра комиссара поможет им достать необходимый пропуск до Кургана. Но надежда их не оправдалась. Анна Петровна находилась в отъезде. Раздосадованные неудачей, Петрик и Володя возвращались на вокзал. И денег в кармане сколько угодно (можно ехать даже первым классом), а приходится вновь пробираться зайцами.

Уехали братья из Челябинска с эшелоном раненых солдат, но до Кургана сделали четыре пересадки. Счастье изменило путешественникам: двигались они так медленно, что даже невозмутимый Петрик потерял самообладание и кусал от злости губы.

Долгожданный Курган не утешил ребят. Дежурный по станции сообщил, что эшелон № 153/462 проследовал на Омск. Мальчики вышли на платформу и присели к забору. Володя уныло смотрел на красные теплушки и плохо слушал, что ему говорил Петрик.

— Ну, как же?

— Что как же?

— Надо ехать в Омск.

И снова начались мытарства: мучительные посадки в поезда, путешествие под скамейками на заплеванном полу, столкновения с грубыми кондукторами, бессонные ночи на тормозных площадках, подножках и буферах. Одно утешало мальчиков: они двигались по верному следу. На всех крупных станциях им неизменно давали справку: эшелон № 153/462 прошел на Омск.

Точно так Петрику ответили и на последней станции — Куломзино. Омск был отсюда виден. Оставалось переехать иртышский мост.

Но сердце у Володи ныло от непонятной тревоги. И чем ближе подходил поезд к омскому вокзалу, тем меньше надежд питал он увидеть брата.

— Что-нибудь опять случится. Вот увидишь!

— Не каркай! Ворона!

Поезд остановился около белого здания вокзала, и мальчики кинулись к дежурному по станции.

— Когда прошел эшелон № 153/462?

— Третьего июля.

— Это детский эшелон из Самары?

— Санитарный, с ранеными и больными.

Мальчики отошли в недоумении. Ведь на станции Куломзино им меньше часа назад сказали, что под этим номером прошел эшелон с детьми. При чем же тут раненые и больные?

Второй раз с дежурным разговаривал Володя, но и ему дали точно такую же справку. Сомнений теперь не было. Произошла какая-то путаница, страшная и очень досадная. Петрик предложил съездить в Куломзино и еще раз проверить прохождение эшелона. Съездили и на этот раз окончательно установили, что в Куломзино пришел эшелон № 153/462 с детьми из Самары, имевший конечное назначение станцию Ново-Николаевск[4], а в Омск под этим же номером прибыл и отправился на восток эшелон с ранеными солдатами.

— Они переехали мост и не доехали до омского вокзала, — быстро сообразил Петрик.

— А может быть, крушение поезда было?

— А как же тогда номер?

— Вагоны разбились, а номер остался.

Петрик отрицательно покачал головой.

— Раньше хоть след был! — с грустью сказал Володя. — А теперь и след потеряли.

— Снова найдем!

Петрик говорил уверенным тоном. Помня петроградский опыт, он уже намечал план розысков. В первую очередь надо найти учреждение вроде отдела народного образования. Там, конечно, должны знать, куда направили советских детей, привезенных из Самары. А дальше... дальше будет видно.

— Айда в город!

В этот же день ребята узнали, что им надо обратиться в министерство народного просвещения. Они отправились туда и весь день без толку проторчали в полутемных коридорах. На второй день они пришли вновь, но о детском эшелоне в министерстве никто ничего не знал. На глазах у Володи сверкнули слезинки.

— Не хнычь! — пристыдил Петрик. — Распустил нюни...

— Борьку теперь потеряли совсем... Не найдем...

Петрик хотел рассердиться и закричать на брата. Но когда он увидел, как тряслись Володины плечи, ему стало страшно жаль его. И если сказать правду, Петрику самому захотелось в эту минуту заплакать от горькой обиды и от нахлынувшей вдруг тоски по родному дому. Но он, в отличие от Володи, был человек мужественный и знал, что сейчас, как никогда, нужно быть непоколебимым.

— Слушай, Володька, — сказал он сердито. — Или будем искать братишку или едем обратно домой. А плакать не смей. Противно смотреть. Ревешь хуже девчонки!

Петрик нарочно говорил грубым голосом. Володя глотал слезы и постепенно успокаивался. Ему стыдно стало перед братом.

— Я больше не буду, — всхлипывая, прошептал он.

А слезы, не переставая, текли по Володиным щекам, горькие, соленые слезы.

— Я не думал, что ты такая плакса, — с презрением сказал Петрик и ловко сплюнул сквозь зубы.

Этот плевок показался Володе особенно оскорбительным. Он вытер слезы кулаком и затих.

А Петрик больше ничего не сказал. Он хмурил брови, раздумывая, что же делать дальше. Петрик понимал, что в Омске придется прожить долго, и уже прикидывал, где найти пристанище.