Пропавший брат

* * *

...С рассвета и до поздней ночи трудился Борис Петрович, не зная, что такое отдых. Рано утром он составлял воззвания к алтайским крестьянам. Набив трубку золотистым табаком, он долго ерошил длинные густые волосы и ходил из угла в угол по комнате, ожидая вдохновения. Оно являлось не сразу, но зато, когда приходило, перо Бориса Петровича летало по бумаге.

Написав воззвание, Пирожников для проверки читал его вступительную часть шепотом, потом, дойдя до середины, незаметно повышал голос, а когда дело подходило к концу, Борис Петрович вскакивал с табуретки и последнюю строчку: «К оружию, свободные граждане Алтая! К оружию!» — кричал, сжимая кулаки, таким страшным голосом, что звенели стекла, а на дворе начинали метаться испуганные куры.

Способности Бориса Петровича в деле агитации отличались редкой многогранностью. Он создал в партизанском отряде комячейку и научил коммунистов после каждого партийного собрания петь «Интернационал». Но кержаки, быстро запомнившие слова пролетарского гимна, никак не могли усвоить его торжественной мелодии. Они пели «Интернационал» на мотив молитвы «Отче наш», чем приводили Пирожникова в отчаяние. Борис Петрович решил сочинить боевую песню для партизан и сам придумал простой, бодрый, легко запоминающийся мотив. Петрик и Володя были страшно изумлены, — рождение революционных песен им представлялось чудом.

— Чуда здесь никакого нет. Их пишут революционеры! — сообщил Борис Петрович и рассказал мальчикам про большевика Леонида Петровича Радина, изобретателя мимеографа, написавшего в тюрьме песню «Смело, товарищи, в ногу!»

— Это был замечательный человек! — закончил Пирожников. — Он не был ни композитором, ни поэтом, но песня, созданная им, принесла величайшую пользу делу революции. С этой песней пролетарии штурмовали царизм!

Песню, сочиненную Пирожниковым, партизаны с большой охотой разучивали после окончания военных занятий на церковной площади. Борис Петрович стоял в тесном кружке бойцов и запевал:

Спит туман в ущельях синих,
День и ночь не спит дозор.
Партизаны гор орлиных
Вышли нынче на простор.

А партизаны подхватывали густыми басами:

Не дремли, товарищ! К бою
Будь готов и день и ночь!
Слышишь — близко волки воют,
Сон гони, товарищ, прочь!

Пирожников, закрывая глаза, размахивал палочкой совсем как регент хора в удельнинской церкви, куда Володя ходил каждое воскресенье с отцом.

На другой день песня Бориса Петровича уже гремела на улицах Медведки, ее распевали босоногие ребятишки, игравшие с деревянными пиками в партизан. Ее пели настоящие партизаны — отряд «серебряной гвардии», состоявший из седовласых бородачей.

Энергия Бориса Петровича была неистощима так же, как и изобретательность. Он предложил товарищу Антону делать кустарным способом порох и в соседней с отделом агитации избе устроил настоящий пороховой завод. Засучив рукава нижней рубашки, Пирожников сам приготовил первую пробную смесь. Володя и Петрик ему помогали. Вначале толченый уголь они смешали с серой, потом уголь с селитрой, а затем из этих двух смесей составили третью и получили готовый для употребления порох. Борис Петрович насыпал его в патрон, забил пыж и, зарядив берданку, выстрелил.

— Видал-миндал? — гордо сказал он технику. — Вот тебе и порох!

— Отпустите, товарищ начальник! — снял техник форменную фуражку с выцветшим бархатным околышем. — У меня в Катон-Карагае дом собственный. Придут белые, сожгут. Не к лицу мне изобретениями заниматься. Я человек семейный...

— Брось, брось! — закричал Пирожников и зарядил ружье второй раз. — Ты смотри, какой порох отличный получился...

— Христом-богом прошу... Жена, дети...

Техник мигал красными веками и дрожащими руками мял фуражку. Но Пирожников вторично выстрелил и твердо сказал:

— Никуда я тебя, друг, не отпущу. Вот тебе завод, вот селитра, вот сера, и пока это не будет все переработано в порох — никаких разговоров об уходе быть не может. Понятно?

Техник чуть не плача надел фуражку, а Пирожников и ребята направились к штабу.

Жизнь в Медведке была очень интересной, но Володя думал о Боре и стремился поскорее выбраться в Маралиху. Однако осуществить это было нелегко. Пирожников, хорошо знавший расположение партизанских отрядов, а также карательных, уверял, что ехать к Боре еще нельзя.

— Маралихинцы пока к нам не присоединились, — говорил он. — Деревня темная, народ там живет отсталый, а по Листвяжьему хребту белые стоят. Подождем недельку-другую, а там видно будет. Зачем рисковать?

Он был, конечно, прав, но от его слов Володе хотелось реветь. Две недели! Как долго! Володя сманивал Петрика уйти из Медведки пешком, потихоньку от Бориса Петровича. По карте, что висела в отделе агитации, путь до Маралихи ему не казался длинным. Но Петрик решительно запротестовал:

— Ты гляди, какие горы кругом! А леса! Тут сразу заблудишься. Это тебе не по шпалам шагать. Дороги тут нет проезжей.

Нечего делать, пришлось Володе согласиться с братом.