Пропавший брат

Горькая рябина и сладкий виноград

Большевик Павел Петрович приехал в Усть-Каменогорск с важным партийным поручением. У него был подложный паспорт и настоящий документ на имя страхового агента Батенина. Добрый приятель раздобыл ему рекомендательное письмо к пчеловоду Кондратьеву, у которого можно было найти приют на первые дни, а партийный работник, отправлявший Батенина в незнакомый город, дал объемистый сверток с деньгами и сказал:

— В Усть-Каменогорске после белогвардейского переворота, возможно, не осталось ни одного коммуниста. Наших товарищей расстреляли, многих бросили в тюрьмы, остальные ушли к партизанам. Все придется налаживать сначала. Человек вы опытный, учить вас не приходится. На месте увидите, как надо действовать. Желаю вам полного успеха!

В день приезда Батенин обошел маленький городок, заглянул в Заульбинскую слободу, узнал, что в Усть-Каменогорске рабочих можно пересчитать по пальцам, и немного приуныл.

После разговора с Петриком, когда Павел Петрович услышал от него про Карпа Семеновича Чайкина, обуховского коммунара с рыбьим именем и птичьей фамилией, он оживился:

— Хорошо бы мне его повидать, — сказал Батенин. — Послезавтра воскресенье, Дмитрий Гордеевич даст нам отдых. Не трудно тебе будет проводить меня к нему в Долгую деревню?

— А чего же тут трудного?

Петрик обрадовался возможности повидать Володю и с великим удовольствием отправился в воскресенье вместе с Батениным в город, а оттуда в Долгую деревню. Дорогой он разговорился с Павлом Петровичем. Страховой агент, бывалый и умный человек, все знал, о чем его ни спросишь, и длинный путь показался обоим коротким. Они не заметили, как вошли в город.

— Ты меня со слесарем познакомь, а сам уходи. Мне надо с ним поговорить наедине. Понятно?

— Понятно.

Марии Федоровны дома не было. Карп Семенович, несмотря на воскресный день, работал за верстаком. Володя ему помогал, тут же сбоку орудовал напильником.

— Здравствуйте! — сказал Батенин и снял полотняную фуражку.

— Здравствуйте! — ответил Чайкин, вертя в руках сломанную керосинку.

Петрик быстро заговорил:

— Карп Семенович, это я привел Павла Петровича. Он у нас на пасеке живет.

— Починить что надо?

— Пустяковое дело... Ключ к замку потерял. Может, подберете?

Карп Семенович отложил керосинку, взял из рук Батенина небольшой замок и стал его разглядывать. Павел Петрович присел на табуретку и достал из кармана кисет:

— Закуривайте, товарищ Чайкин, табачок у меня неплохой.

Слесарь искоса посмотрел на гостя настороженным взглядом, и левое веко у него задергалось. После белогвардейского переворота на Иртыше, в царстве атамана Анненкова, слово «товарищ» вышло из употребления.

— Подберем ключ, дело нехитрое. А не подберем, так новый сделаем.

Ребята в нерешительности потоптались на месте. Петрик сказал:

— Мне можно идти, Павел Петрович?

— Можно-можно.

— До свиданья, Карп Семенович.

Володя вопросительно посмотрел на слесаря:

— Я его провожу?

— Проводи.

Ребята вышли из мастерской на улицу. Как они были рады встрече! У Володи глаза сверкали от счастья.

Отойдя от дома, братья сели на скамеечку возле чужих ворот и поглядели друг на друга.

— Петрик! — тихо сказал Володя и погладил брата по руке. — Как мне было скучно...

— Мне тоже было без тебя скучно! — сознался Петрик.

— Лучше бы мы жили вместе.

Володя проглотил слезы, подступившие к горлу. Петрик отвернулся. Он видел, как тосковал брат. Ему хотелось утешить его, но он не знал, как это лучше сделать.

— Ничего, мы скоро опять будем вместе. Не горюй!

— Взял бы пчеловод и меня к себе.

— А тебе здесь плохо? Обижают тебя? — встревожился Петрик.

— Нет, но только очень скучно.

Володя рассказал о своей жизни. Он помогает Карпу Семеновичу в мастерской, а Марии Федоровне по хозяйству. Носит воду, ставит самовар, два раза мыл посуду.

— Ты им верхом на себя не давай садиться. А то сядут и поедут, как Бедаревы на Борьке ездили.

Потом стал рассказывать Петрик, как ему приходится работать на пасеке.

— А медом кормит?

— Меду не жалеет.

— А этот бородатый кто? Его брат?

— Нет, страховой агент. Добрый дядька.

Пока ребята разговаривали, из калитки вышел Батенин и, не спеша, зашагал в сторону ребят.

— Вот он идет, — сказал Петрик.

Павел Петрович подошел, тоже присел на скамеечку. Посмотрел на Володю и сказал:

— Так это и есть Володя? Борин брат?

— Он самый.

— Ну, что же, парнишка тоже хороший.

Батенин поднялся.

— Ну, пошли, Петрик. К обеду домой успеть надо.

Всю обратную дорогу Павел Петрович шел в большой задумчивости и был чем-то недоволен.

— Подобрал вам Карп Семенович ключ? — спросил осторожно Петрик.

— Подобрал. К железному замку ключ легко подобрать. Вот к живому человеческому сердцу ключ найти — это много труднее. Особенно сейчас, когда никто никому не верит.

Батенин выражался туманно, и Петрик не понял, что он хотел сказать.

И все-таки совместная прогулка в город сблизила Петрика с Павлом Петровичем. Вечерами Батенин рассказывал такие необыкновенные сказки, что не только Петрик, но и взрослые слушали с большим интересом.

С Дмитрием Гордеевичем страховой агент подружился. Трудолюбивый пчеловод и ему нашел занятие в своем доме. Павел Петрович помогал Кондратьеву мастерить пчелиные домики. Засучив рукава, он ловко орудовал рубанком, раскидывая вокруг себя золотистые кудрявые стружки.

Во время работы два бородача вели бесконечные разговоры и споры. Они так увлекались, что даже не замечали Петрика, иной раз стоявшего вблизи и прислушивавшегося к их беседе.

— Я вам о себе расскажу, — говорил Кондратьев, не выпуская из рук рубанка. — Я в такой темноте вырос, что темнее и быть не может. Есть маленькая деревушка в Тарском уезде, Илья-Карга называется. Кругом тайга, со двора выйдешь — прямо в непроходимый лес попадешь. Школы, конечно, не было. Меня бывший каторжник по псалтырю славянской грамоте обучил, а писать — ни-ни... И думал я, что, кроме Тарского уезда, другой земли нету. А вот как попал в солдаты и загнали меня на Амур, на Дальний Восток, так узнал, что земля наша круглая. После службы повезли нас, солдат, домой по Тихому океану. Посмотрел я тогда города Нагасаки, Шанхай, Сингапур, остров Цейлон. И чудно сказать, на правильную жизненную дорогу я вышел в Сингапуре. Так это дело получилось. Приметил меня на набережной офицер-артиллерист, узнал, в какой я дыре живу, и посоветовал мне в Усть-Каменогорск поехать, счастья поискать. Дал он мне письмо сюда, к своему другу Александру Николаевичу Федорову. Тот в ссылке был тут. Настоящий революционер, вместе с Верой Фигнер и Степаном Халтуриным в тюрьме сидел. Разыскал я его, и подружились мы. Поначалу я у него ульи мастерил, а потом мы вместе в Горной Ульбинке пасеку завели. Он меня и познакомил с военным хирургом Вистениусом. А это, доложу вам, замечательный человек был! Вот эта заимка ему принадлежала. Он здесь и сад посадил своими руками и дом по своим чертежам построил.

— Где же он сейчас?

— Уехал. Все свое дело мне передал для продолжения. Призвал меня к себе перед отъездом и спрашивает: «Хотите купить заимку, Дмитрий Гордеич?» А я ему в ответ: «Рад бы, да купила нет». «А это, — говорит, — неважно! Денег с вас сейчас не требуется. Мы только купчую сделаем, что вы приобретаете мою заимку за полторы тысячи рублей. А деньги будете вносить в городскую библиотеку, по сто рублей ежегодно, обязательно тридцать первого декабря». Такой он новогодний подарок задумал устроить читателям. То ли он толстовец был, то ли коммунист... Не разберу.

— Во всяком случае, человек замечательный! — сказал Павел Петрович.

— Так вот, Вистениус всегда говорил: «Земля наша раем должна быть. Цель и назначение людей — подчинить себе природу!» И верно. Индусы ананасы и апельсины едят, а сибиряки калину да горькую рябину за фрукт считают. Разве справедливо это?

— Тут, пожалуй, ничего не поделаешь, — ответил Батенин, — влияние климата.

— В корне не согласен. Агрономы уверяли: дуб у нас расти не может. А Вистениус посадил — и, смотрите, какой красавец вырос! Полюбуйтесь!

Кондратьев показал в сторону большого ветвистого дерева. Павел Петрович посмотрел и сказал:

— Да, дуб.

— Даже виноград здесь расти может, и я докажу это! Человек — хозяин природы!

— Вот правильно вы сказали — хозяин природы! — оживился страховой агент, пуская дым нежными голубыми колечками. — А Ленин как раз и хочет, чтобы этому хозяину никто не мешал трудиться. Вот почему народ и революцию совершил. Ни Вистениусу, ни вам царские чиновники не помогли, когда вы здесь, в лощине, свой чудесный сад разводили, ни одной копейки не дали. А будет советская власть — миллионов для вас не пожалеет народ. Ленин первый скажет: «Дмитрий Гордеевич, выращивайте ваш виноград в Сибири, довольно сибирякам калину да рябину есть!» Народ воюет сейчас за ваш виноград, а вы этого усвоить не хотите, Дмитрий Гордеевич!

Петрик ничего понять не мог. Народ воюет за виноград? Неужели красные воюют с белыми только потому, чтобы люди вместо рябины виноград ели?

Эту загадку разъяснил Петрику на другой день Батенин, когда они остались наедине. Павел Петрович догадался, что Петрик слушал его вчерашний разговор с пчеловодом, иначе он никак не задал бы вопроса о винограде.

— Да, — сказал Павел Петрович, — народ революцию совершил затем, что надоела ему горькая рябина и захотел он сладкого винограда. Это ты правильно понял. Но только винограду мало; если на всех людей разделить, может быть, по одной ягодке только и придется на каждого человека. Вот Дмитрий Гордеевич и думает, как бы свой сибирский виноград развести, чтобы он не только на юге, в теплых краях рос...

Павел Петрович еще хотел что-то сказать, но на заимку прибежал запыхавшийся Володя, и разговор прервался.