Пропавший брат

Встреча с обуховским коммунаром

Из Маралихи Петрик и Володя с Аверьяном Селифонычем благополучно добрались горными тропами до реки Бухтармы. Здесь маралихинский начетчик через знакомого кержака, дядю Ефима, устроил мальчиков на его плот, отправлявшийся в Семипалатинск. Сам же он спешил проверить слух о разгроме партизан. Петрику и Володе предстояло вместе с дядей Ефимом и его взрослыми сыновьями совершить длительное и далеко не безопасное путешествие по Бухтарме и Иртышу.

Три раза на плот приходили вооруженные солдаты, интересовались, нет ли меду и оружия, и с огорчением, не найдя ни того, ни другого, уходили. Один раз плот остановили партизаны. Потолковали с кержаками, — знакомые оказались, — наказали поклоны передавать в Усть-Каменогорске и отпустили с миром.

Кроме этих вынужденных четырех остановок, стояли только ночью, у берега. В темноте дядя Ефим плыть не решался: все равно на скалу налетишь, плот расшибет. На стоянках варили уху, пшенную кашу, пекли в золе рассыпчатую картошку и рассказывали перед сном занятные истории. А утром, чуть только начинал брезжить свет, кержаки отчаливали и становились на греби. Солнце встречало их на реке. Оно выходило из-за гор, молодое, радостное, и так ослепительно сверкало на зеркальной поверхности воды, что больно было смотреть на реку.

Нет, никогда не забудут ребята этого замечательного путешествия с дядей Ефимом. Да и можно ли забыть живописную Бухтарминскую долину, быструю горную реку с порогами, голубые ущелья, цветные сопки, полноводный Иртыш и дикие гранитные утесы Семи Братьев! Можно ли забыть купанье в прохладных водах Бухтармы, скрип гребей, рыбную ловлю, ночные стоянки, звездное синее небо и тихие рассказы у костра?

Медленно подплывали к Усть-Каменогорску. Миновав огромную гранитную скалу на правой сторона Иртыша, кержаки, не дойдя до пристани, приплавили плот к берегу. Наказав Петрику и Володе никуда не отлучаться, они отправились на базар. Дядя Ефим несколько раз повторил:

— Смотрите, не уходите. Мы скоро вернемся.

— Не уйдем, не уйдем! — успокоил кержака Петрик.

Скучное занятие — караулить плот, особенно в хорошую погоду, когда так ярко светит июльское солнце. Ребята сами не прочь были бы сбегать в город. Свесив ноги в теплую ласковую воду, они сидели на мокрых бревнах и смотрели на берег. А там шла своя обычная будничная жизнь. Две женщины, подоткнув юбки и яростно переругиваясь, полоскали в Иртыше белье. Светловолосый парнишка в розовой залатанной рубашке ловил удочкой рыбу. Седобородый сторож в валенках и с длинным посохом в руках караулил широкие закрытые двери почерневшего от времени пристанского склада. Ленивой походкой шагал по дороге босоногий нищий. Вот он приблизился к низенькому дому и постучал в закрытое ставней окошко. Калитку открыла толстая женщина с ведром в руке. Пока она разговаривала с нищим, из подворотни вылезли гуси в красных сапожках и, переваливаясь с ноги на ногу, потянулись длинной цепочкой через дорогу к Иртышу.

— Смотри, сюда ребята идут! — сказал Володя.

Веселая стайка босоногих мальчуганов спускалась с крутого берега к реке, на ходу сбрасывая с себя рубашонки. Один за другим они попрыгали в воду, перекликаясь между собой.

Опытным глазом Петрик следил, как плавали усть-каменогорские ребята. Среди них были неплохие пловцы, особенно выделялся вихрастый парнишка, умевший очень долго держаться под водой. Несколько раз он залезал на плот и бросался с него, исчезая надолго, а появлялся — гордо держа в руке песок со дна реки.

Петрик неторопливо разделся и тоже нырнул с плота, не хуже вихрастого, и тоже достал со дна горстку песку. Так завязалось знакомство с ребятами. Через несколько минут они все забрались на плот и сидели на бревнах, греясь на солнышке.

— На тот берег у вас плавают? — спросил Петрик.

— Взрослые плавают, которые хорошо умеют. А ребята нет.

— Генка переплывал.

— Не доплыл.

— А Сергунька без отдыху туда и обратно.

— Не бреши.

— Туда я доплыву, а обратно нет, — сказал вихрастый.

— И туда не доплывешь.

— Давай спорить!

— На что?

— Ежа мне отдашь. И удочку бамбуковую.

Петрик зоркими глазами вглядывался в противоположный берег, вспоминая родной Днепр. Он переплывал его в позапрошлом году вместе со взрослыми пловцами. Иртыш — ничуть не шире.

— Поплывем? — предложил он небрежным тоном вихрастому.

Мальчишки посмотрели с уважением на Петрика. Вихрастый заколебался.

— Струсил! Струсил! Струсил!

Вихрастый блеснул глазами:

— Ты сам трус!

И он махнул с плота в воду. Петрик не заставил себя ждать и нырнул вслед.

Жизнь Петрика прошла на берегу Днепра. В пятилетнем возрасте он уже научился плавать, проводя с ребятишками все летнее время на реке. Он нырял, как рыба, умел отдыхать на воде и два раза переплывал Днепр, удивляя взрослых своей недетской выносливостью. И сейчас он плыл на левый берег Иртыша, не испытывая никакого страха и сомнения. Он легко догнал вихрастого парнишку и мог бы еще легче его перегнать, но не захотел. Обмениваясь короткими фразами, два пловца плыли рядом. Вот они уже почти доплыли до середины Иртыша и, оглянувшись на правый берег, Петрик заметил, как далеко отнесло их сильное течение реки от плота. На Днепре, против Киштовки, так не относило.

— Устал? — спросил вихрастый, начавший понемногу отставать.

— Нет...

— Давай назад?

— Плыви! — крикнул Петрик.

Но вихрастый, не надеясь на свои силы, повернул. Петрик поплыл дальше один. Он несколько раз уже переворачивался на спину, давая отдых рукам. Но в эти минуты его несло вниз по течению с огромной скоростью.

Иртыш оказался гораздо шире Днепра, с берега это было трудно определить, и течение здесь было значительно быстрее. Петрик уже пожалел, что не последовал благоразумному примеру вихрастого. Двоим возвращаться назад было не так стыдно, а одному — позорно. И Петрик решил плыть к цели — на другой берег.

Он все чаще и чаще отдыхал на спине, и течение относило его все дальше и дальше.

Петрик легко мог утонуть в этот день. Измученный, он вылез на левый берег и упал в изнеможении на траву. Мальчик долго лежал, прислушиваясь к громкому биению своего сердца. Отдохнув как следует, он тихо пошел песчаной кромкой берега вверх по Иртышу. Течение снесло его версты на две, и Петрик прикидывал, что надо пройти не меньше четырех, чтобы выплыть как раз к плоту. Только сейчас мальчик понял, что такое Иртыш. Без всякого удовольствия он подумал, что ему предстоит вплавь совершить обратный путь через реку. К своему великому счастью, пройдя добрую версту, Петрик увидел лодку, скрытую высоким камышом, и двух мужчин возле нее. Один был русский, другой — казах. Они лежали на траве и курили, кого-то поджидая. «Перевезут, если на ту сторону едут», — радостно подумал Петрик и прибавил шагу.

— Здравствуйте! — поздоровался он.

— Здравствуй! — ответил плохо выбритый рыжеусый мужчина с сильно загорелым худощавым лицом. Две глубокие морщины пересекали его высокий лоб, а левое веко временами дергалось, отчего глаз как бы подмигивал. Руки у него были рабочие, заскорузлые, на одном из больших пальцев не было ногтя.

Петрик опустился на траву рядом с казахом.

— Купаешься? — спросил тот, широко улыбнувшись и показав ослепительно белые зубы.

— Купаюсь.

— А чего голый так далеко ходишь?

Тут Петрик понял, что его увидели уже давно.

— Одежда на том берегу.

Рыжеусый посмотрел на Петрика:

— Через Иртыш переплыл?

— А что тут такого?

— Драть тебя некому. Знал бы батька, такую бы тебе баню дал.

— А его нет!

— Ну мать выдрала бы.

— И матери здесь нет.

Так слово за слово завязался разговор. Петрик рассказал про Володю, сидевшего на плоту, как они приехали из Питера в Сибирь искать пропавшего брата Борю. Русский слушал с большим любопытством, особенно его заинтересовал рассказ, как Петрик и Володя ехали вместе с обуховскими рабочими в одном вагоне.

— А сейчас куда вы направляетесь?

— В Семипалатный.

— Зачем?

— Домой возвращаться надо. Боря погиб. Что нам здесь делать?

Русский покрутил рыжеватый ус, достал серебряные часы и сказал:

— Видать, не дождемся. Поедем, Мамай! Давай, парень, лезь в лодку.

Петрик с радостью забрался на корму и взял рулевое весло. Казах столкнул лодку в воду, и они поплыли на правый берег.

Здесь их с нетерпением ждал встревоженный Володя, державший под мышкой одежду брата. По его глазам не трудно было догадаться, что произошла неприятность.

— Дядя Ефим плот продал, — сказал Володя. — В Семипалатинск не едет.

— Как не едет?

— Так. Они назад возвращаются.

Петрик стал одеваться. Рыжеусый выгрузил мешки из лодки, присел на камень и закурил.

— Так. Куда же вы теперь, хлопцы?

— Пока еще не знаем.

— Ночь наступит, где спать будете?

— А вон под той лодкой.

— Пропадете! — уверенно сказал рыжеусый. — Здесь ночи знаете какие?

— Костер разложим.

— Ну, а завтра куда? Что есть будете? Милостыню просить? Или по карманам шнырять начнете?

— Воровать мы не умеем и не будем! — гордо сказал Петрик.

Левое веко рыжеусого задергалось, он покачал головой:

— Ну, раз вам торопиться некуда, помогите мне барахло дотащить.

Он поднялся и взял узелок потяжелее. За ним тронулись и ребята, взвалив на плечи поклажу, привезенную в лодке. Пройдя через весь город, они вышли к реке Ульбе и переправились на пароме в Долгую деревню — так называлась заульбинская сторона. Низенькие выбеленные хатки, крытые почерневшей соломой и обсаженные мальвами, напомнили Петрику родную Украину. Здесь как раз и жили переселенцы из южной России.

Рыжеусый подвел своих спутников к маленькому, покосившемуся от времени домику, глубоко вросшему в землю. Ребята обратили внимание на железную вывеску, приколоченную к забору. На ней были изображены висячий замок и огромный ключ. «Он слесарь», — безошибочно определил Петрик, внимательно взглянув на руки рыжеусого, открывавшего калитку.

Ребята вошли за ним в чисто подметенный двор.

— А это что за пацаны?

Молодая женщина, снимавшая с веревки белье, с недоумением смотрела на ребят.

— Наши земляки. Петроградские.

— Петроградские? — певучим голосом протянула женщина, пристальнее рассматривая ребят.

— У них жизнь вроде нашей, если не похуже в сто раз. Они тебе, Маша, порасскажут. Ребята огонь, воду и медные трубы прошли. Хлебнули горького до слез.

Женщина посмотрела недоверчиво на Петрика, потом на Володю и ничего не сказала. Она понесла белье в дом, а ребята остались во дворе. Петрик и Володя почувствовали неловкость от холодного приема, но рыжеусый успокоил:

— Ничего, ничего, ребятки. Отдохнете, переночуете, а завтра видно будет. Мария Федоровна — человек добрый.

Он оказался прав. Через час Мария Федоровна поила ребят чаем и, вытирая украдкой слезы кончиком головного платка, слушала их рассказы о скитаниях по Алтаю. А потом и сама разговорилась.

— За сытым хлебом мы сюда поехали, а чуть с голоду тут ноги не протянули. Сынишку похоронили на чужой земле и сами едва живы остались.