Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Вспомнился день, когда корпусу было приказано выстроиться на берегу Суэцкого канала, при впадении его в Крокодилье озеро. В этот день встречали высокого гостя – принца Уэльского, который должен был проследовать на военном судне. Все британские войска были построены шпалерами вдоль канала, в парадных формах и со своими оркестрами. Мы стояли на правом фланге Измаильской бригады, за нами – бурмийцы, сипаи, гурки и английские полки – Мидльсекский и Суррийский. На нашем правом фланге – кадетский хор трубачей… Для того, кто имел возможность тогда наблюдать сверху, с высокой насыпи у французского госпиталя – это представляло действительно красивое зрелище. В особенности эффектны были шотландцы и индусы в своих высоких тюрбанах. Ждать в общем пришлось не долго, вскоре громадный дредноут «Император Индии», кажется, тот самый, что стоял в новороссийской гавани, показался из-за поворота. На берегу послышались отрывистые команды командиров английских частей, гремели оркестры. А через пять минут огромное тело дредноута выросло перед донскими кадетами. Казалось странным, как он может пройти через такой узкий канал. Не помню уже, что именно играли наши трубачи, но хорошо помню поистине громовую команду генерала Черячукина, раскатившуюся над каналом и заглушившую, казалось, все трубы и волынки англичан. На капитанском мостике виднелась группа английских морских офицеров, и среди них можно было легко разглядеть принца – в будущем короля Англии. Он сначала рассматривал нас в бинокль, а потом вытянулся и отдал честь. В это время сотни молодых глоток кадет Донского Императора Александра III кадетского корпуса – корпуса, названного в честь его же двоюродного дяди, – разнесли над каналом громовое русское «Ура!».

«Так проходит слава мира» – и даже название дредноута «Император Индии» звучит теперь неправдоподобно и как бы насмешкой.

Вскоре после этого наше существование омрачила еще одна смерть: погиб под грузовиком общий любимец, кадет Полковников. Для получения продуктов изредка отряжался наряд из кадет на склад, находившийся где-то около Измаилии. Иногда при возвращении, желая выиграть время, кадеты на ходу спрыгивали с грузовика и прямо бежали в свою сотню – у всякого есть свои дела и заботы. Так было и в этот раз, но бедному Полковникову не повезло: вместо прыжка в сторону и вперед, он попробовал слезть с задней части грузовика, сползая постепенно в сторону колеса. В результате ногу затянуло под колесо, которое и разорвало его в паху. До смерти, кажется, не забуду страшного вопля, разнесшегося над пустыней.

Итак, кроме него, мы потеряли еще Мартышку Артеменкова, о чем я уже рассказывал, Костю Грекова, покончившего самоубийством (см. ранее) и одного офицера – полковника Артамонова[606]. Ни имени-отчества, ни функций, им выполнявшихся, – не помню. Полковник Артамонов скончался вскоре после нашего прибытия в Измаилию от какой-то болезни. Брат его[607] занимал в Белграде пост Российского военного агента.

Всему приходит конец, пришел он и нашему пребыванию в Египте. Английское правительство решило не тратить больше денег на русских беженцев. Кроме того, приблизительно в это время образовался Отдел Лиги Наций по делам беженцев и начальником его стал известный полярный исследователь Фритьоф Нансен, по имени которого стали позже называться и беженские паспорта для переезда в другие страны. Можно было бы здесь указать на то, что небогатые страны вроде Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев приняли, однако, к себе громадное число русских беженцев. Могли бы это сделать и англичане, но… не сделали, несмотря на очень близкое родство британского короля с русским отрекшимся Императором. Но – низложенные мало кого интересуют. Они интересуют только тех, в ком не угасает чувство родства или же благодарности. И вот король маленького королевства не задумался, а, исполненный благодарности к когда-то великой, а теперь поверженной России, принял под свое покровительство русских. Как бы то ни было, англичане от нас отделались, и наш отъезд из Египта был уже предрешен заранее. А так как содержать 450 кадет и значительное число обслуживающего персонала довольно хлопотно и накладно, то и решено было вообще расформировать корпус. Часть кадет (младшие классы) было решено передать английской школе в Турции, а старших отправить в Болгарию, откуда потом часть их попала в Чехословакию. Итак, опять все было свалено на славянские страны. Последние дни были очень грустными. Нам не хотелось расставаться с насиженным местом, с благодатным климатом, с ласковым солнцем и пальмами, с Суэцким каналом и Крокодильим озером. Но от судьбы не убежишь. Грустно за день до нашего отъезда звучала доносившаяся из расположения 1-й сотни песня юнкеров сотни Николаевского кавалерийского училища.

Само собою разумеется, мы ничего не знали о том, что корпусу грозит расформирование. Возможно, что директор корпуса об этом и знал, но что он мог поделать? Впоследствии мы узнали, что он всеми силами старался предотвратить эту катастрофу и вывезти корпус целиком в одну из славянских стран, как, например, в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, где в это время находились казачьи воинские части. Но плетью обуха не перешибешь.

Настал день, когда пришлось покидать Измаилию. Мы выстроились на линейке и затем «левое плечо вперед» двинулись по шоссе, по направлению к железнодорожной станции. Хор трубачей заиграл «Билибеевский марш», а потом перешел на «Прощай, японская война», причем, подпевая, кадеты заменили «японочку» – «арабочкой». Мы еще не сознавали вполне, что еще немного, и мы все расстанемся. Марш подбадривал, и мы почти весело печатали шаг, расставаясь с Измаилией.

Погрузили нас на английский пароход «Сити оф Оксфорд», чьим комендантом была отвратительная личность, сразу невзлюбившая кадет, – английский лейтенант Хоккей. Он презрительно относился ко всем и за людей нас не считал. Случилось как-то, что ящик с историческими чекменями и мундирами 1812 года развалился, надо было сколачивать. Так как вывалившиеся мундиры лежали на пути следования этого субъекта, он не стесняясь разбрасывал ногами «какие-то тряпки», которые везли эти русские полудикари, и вообще позволял себе очень много лишнего. Поговаривали, что его выбросят за борт, но, слава богу, обошлось. Нас также сопровождал неизменный суперинтендант, мистер Крэгг, который уже знал заранее, что сдаст младшие классы по приходе в Константинополь в английскую школу; школа эта была создана на частные средства религиозного благотворительного общества в Англии, и ей грозило также расформирование из-за недостаточного числа учеников – следовательно, надо было им помочь и сдать живой груз, который позволил бы им существовать и далее. Все были обозлены на мистера Крэгга, прежде всего потому, что он англичанин, что он – начальство и, очевидно, каким-то образом причастен к нашему отъезду из Измаилии и Египта. Когда он захотел поговорить с кадетами и попросил выстроить их на палубе, его просьба была исполнена ген. Черячукиным, и Крэгг в своей полувоенной форме появился перед строем. Прежде всего он, подражая нашему начальству, громко поздоровался со строем по-русски, но ничего, кроме конфуза, из этого не вышло. Ответом ему было гробовое молчание, и затем громкий выкрик одного кадета, Колесникова: «Здравия желаем, господин суперинтендант!» И это все. Ему стало ясно, что кадеты не желают его видеть. Он перешел на английский, что-то кричал и доказывал, но кадеты, позабыв всякую дисциплину, покинули строй и разошлись. Теперь уже открыто поговаривали о том, что корпус будет по вине англичан расформирован. Какое впечатление эта весть произвела на кадет, на нашу большую сплоченную семью – говорить не стоит. Это был самый жестокий и подлый удар, который был нам нанесен из-за угла.

Если принять во внимание еще и безобразнейшее поведение коменданта парохода – можно себе представить, в каком состоянии мы тогда находились. Директор корпуса, между прочим, написал жалобу на коменданта наместнику Египта, лорду Алленби, и, по слухам, лейтенант был куда-то переведен. Говорили, что он был послан в Палестину, где его убили арабы.

По сведениям, которыми со мной поделился Св. Похлебин, при расформировании корпуса английское правительство передало нас в ведение Лиги Наций и ассигновало на нашу перевозку из Египта и на содержание кадет пятьдесят фунтов стерлингов – по теперешним понятиям сумма смехотворная, но тогда это были деньги. Младшие классы были спущены на берег в Константинополе, оттуда их перевезли в здание летней резиденции русского посольства в местечке Буюк-Дере, что означает Большой ручей, на самом берегу Босфора. Остальные же были перевезены в Варну (Болгария), что стоило 21 фунт. На эти же деньги, переданные русскому Красному Кресту, кадет некоторое время и содержали в Болгарии. На обед они получали суп, на ужин также суп, изредка что-то добавлялось, но в общем жили впроголодь. Оттуда часть отправилась в Шуменскую гимназию, а другая часть, постарше, в Чехословакию, в город Моравско Трщебовле, где также была русская гимназия. Седьмой же и восьмой классы были отправлены в Атаманское казачье училище. Таким образом, Донской Императора Александра III кадетский корпус перестал существовать. Однако шефство и полное наименование были сейчас же, приказом войскового атамана, генерал-лейтенанта Богаевского, переданы так называемому 2-му Донскому кадетскому корпусу, о зарождении которого мы и расскажем в следующих главах. А пока давайте спустимся по сходням за кадетами 1-го, 2-го, 3-го классов и вместе с ними войдем в тяжелые чугунные ворота с громадным двуглавым орлом над ними – это и есть летняя резиденция русского посольства. Давайте не оставлять малышей одних, проследим хотя бы коротко, какова будет их судьба на новом месте и под новым начальством. Представим себе только, в каком состоянии находятся они после расформирования родного корпуса – душа дыбом и недоверие к окружающему…