Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Начались хлопоты о сборе той группы кадет, которая не могла попасть в Хабаровск после роспуска на рождественские каникулы из-за порчи железной дороги партизанами. Командующий войсками генерал-лейтенант Болдырев, его начальник штаба генерал-майор Антонович[396], генерал-квартирмейстер генерал-майор Романов[397], дежурный генерал – полковник Делимарский, комендант крепости генерал-майор Травников[398] и начальник снабжения генерал-майор Федоров[399] – открыто, вполне искренно и нелицеприятно пошли навстречу вопиющей нужде – собрать кадет, так как многие из них буквально нищенствовали, так как семьи их были лишены большевиками всяких видов довольствия. К глубокому сожалению, многие добрые пожелания и начинания этих генералов не достигли цели, так как к ним приставили большевистских комиссаров, которые всячески тормозили все их действия на пользу возрождения Хабаровского корпуса. Корпус генерал Болдырев, по тогдашним условиям, не мог вновь воссоздать, а потому была образована для местной группы кадет Владивостокская школа для детей лиц командного и рядового состава – по программе кадетских корпусов. Начальником школы был назначен генерал Корнилов, по просьбе родительской организации.

Кадеты были собраны к 11 мая в одном из зданий учебной инструкторской школы, которая и довольствовала школу по солдатскому положению: обед в 12 часов (щи и каша) и ужин в 6 часов (суп или щи). Для многих детей и это было громадным благодеянием, так как дома голодали, в течение нескольких дней собралось около 200 кадет, которым были устроены учебные занятия, продолжавшиеся в течение 3 месяцев. Через неделю после открытия школу посетил генерал Болдырев и убедился, до какой нищеты дошли кадеты: у некоторых не было тельных рубах, многие были босыми; почти ни у кого не было постельных принадлежностей. Его желание – пойти навстречу всем нуждам – разбивалось неимением никаких запасов в интендантствах, препятствием со стороны комиссаров и непризнанием контроля – права командующего войсками открывать школу.

Словом, большевики тормозили на всяком шагу. Пять месяцев служащие школы не получали содержания; восемь месяцев не было получено ни одной копейки ни на какие хозяйственные и учебные расходы. Освещались свечами, когда доставали их. Немного помог Сибирский корпус, который и сам не имел излишков. Чтобы понять, при таком положении дел, со слов генерала Корнилова, что самому страдать гораздо легче, как начальнику школы, чем видеть страдания зависящих от себя, особенно детей. Если к этому добавить полнейшую неизвестность о семье в Хабаровске в течение трех месяцев и всякие зловещие слухи оттуда, то можно судить о моем настроении. Как лично генерал Корнилов, так и его сотрудники руководствовались тем, что «только крысы бегут с тонущего корабля», что позорно бросить бедных детей в таком тяжелом положении. Дети это понимали и ценили. Чувства кадет к угнетателям-большевикам всем ясны, и выдержать педагогический принцип: «Школа вне политики» – было невозможно, так как в семьях своих кадеты все время вращались в такой обстановке, каторая исключала эту возможность. В июне месяце, когда было восстановлено сообщение с Хабаровском, приехал генерал Никонов с семьей в японском поезде. Он рассказал, что в Хабаровске тоже собрал кадет (около 150 человек); едет теперь в Японию; был в штабе войск, где подал рапорт о переводе корпуса во Владивосток. Наконец получил вести генерал Корнилов и о своей семье. Сын тяжело болен, имущество – окончательно разграблено, жена – выбилась из сил и не имеет средств.

Генерал Корнилов просил отпустить его недели на две к семье в Хабаровск, но генерал Никонов сказал, что не может отложить свою поездку и раньше сентября не вернется, и отдал приказ в Хабаровске, чтобы генерал Корнилов вступил в исполнение обязанности директора корпуса с сентября 1920 года. Так генерал Никонов и не приехал вообще.

С августа месяца – постепенно перевод кадет небольшими группами из Хабаровска во Владивосток, где слился в одно со школой под начальством генерала Корнилова, в районе бывшего 35-го полка на Русском острове. Казармы остались после мехов с развороченными печами, без печных приборов, с выбитыми стеклами, в самом грязном состоянии и без зимних рам.

В октябре – ноябре Хабаровский корпус был перевезен со служащими и сохранившимся имуществом во Владивосток, в 2 вагонах.

24 октября корпус был переведен из района 36-го полка в район 35-го полка. Началось приспособление зданий для учебных занятий и квартир для служащих. Были приглашены новые преподаватели, ввиду недостатка прежних (старых). Не имея решительно никаких средств, не получая поддержки от интендантства, руководившегося указаниями большевистских комиссаров; очень часто страдая от недостатка топлива и полного отсутствия освещения, школа пережила кошмарную зиму и дожила до счастливых дней освобождения Владивостока от большевизма. Тяжелый путь пройден, но надежды и дух детей удалось сохранить таким же, каким он был вообще в прежних корпусах.

В общем, почти весь состав служащих школы состоял из служащих раньше в Хабаровском корпусе. Это касается как воспитательского, так и преподавательского персоналов, который вполне отвечал своему назначению.

При закрытии корпуса в 1920 году в корпусе состояло по списку 666 кадет. По штату положено 500 кадет-казеннокоштных, но их было больше потому, что в корпус были приняты и беженцы-кадеты из других городов и, кроме того, атаманом Семеновым было уплачено за нравоучение более чем за 50 кадет. Так как ко времени открытия школы во Владивостоке города Благовещенск, Чита и Харбин были отрезаны, то значительное число кадет (около 150 человек) не попало в школу. Многие из своекоштных убыли, предпочитая устроиться в гражданские учебные заведения, так как неоднократное закрытие корпуса не предвещало ничего твердого и определенного и в будущем. Вследствие указанных причин списочное число школы 367 кадет. Из этого числа надо исключить 39 выпускных кадет, получится 328 кадет. Штатный состав школы 425 кадет. Школа вполне сохранила дух и традиции Хабаровского корпуса, даже организация осталась прежняя. Комиссара в школе не было ни одного дня, а на Русском острове корпус был вдали от большевистских глаз. Кадеты остались горячими националистами, ближе всего связывая свои представления о Родине, единой, великой и могучей, – с особой Государя Императора. К атаману Семенову у них чувства, как к непоколебимому борцу с большевиками, а также по воспоминаниям о его приезде в Хабаровский корпус, о его помощи корпусу в тяжелые времена и о его личном внимании к кадетам, которые служили у него в отряде. При всем желании держаться педагогического принципа: «Школа – вне политики», по условиям житейским, когда на каждом шагу чувствуется гнет ненавистного большевизма, было совершенно невозможно. Кадеты школы принимали непосредственное участие (ни школа, ни родители в этом смысле фактического влияния не могут иметь) во всех выступлениях против большевиков. В лице как выпускных кадет, так и всех остальных кадет корпуса наша многострадальная Родина будет иметь тот здоровый элемент, всем существом своим враждебно настроенный к интернационалистам, на котором она будет строить свою национальную мощь. Нездоровая атмосфера, окружающая кадет вне стен заведения уже не первый год, конечно, не могла не отразиться и на них, но в общем это хорошие, здоровые и бодрые духом юноши и дети.

Учебная часть с неоднократными перерывами, вследствие разгонов корпуса большевиками, учебных занятий; разгромление при обстреле корпуса учебных кабинетов; расхищение учебного имущества при занятии здания корпуса большевиками; недостаток средств на обзаведение – так неблагоприятно отразились на нормальном ходе учебного дела, что можно сказать, потребуется еще не менее года для приведения в норму как в программном отношении (главным образом теперешних 5-го и 6-го классов), так и в отношении вообще всего уклада учебной жизни корпуса.

Состав господ преподавателей, в общем, отвечает своему назначению, и нездорового политиканства в их среде не наблюдалось. Бывший помощник инспектора классов, а теперь инспектор классов провел в этой должности первый год. Насколько можно судить по прошлому и настоящему – он был на своем посту полезным руководителем учебной жизни заведения.

Продовольствие в школе было в тяжелом состоянии, когда приходилось в течение трех месяцев быть только на соленой рыбе интендантского заготовления да на гречневой каше, а в настоящее время школа, в смысле довольствия, находится в сносном состоянии, несмотря на то что деньги на довольствие всегда опаздывали ассигнованием не меньше чем на месяц, а то и на два. Как известно, деньги на довольствие должны отпускаться авансом. Большую помощь школе оказал генерал Савельев (бывший питомец корпуса), отпустив перед Пасхой почти месячный запас провианта, некоторые продукты и две тысячи денег в личное распоряжение генерала Корнилова (часть платы за нравоучение и содержание казачьих пансионеров). В то время деньги на хозяйственные нужды не отпускались: на освещение, на корм лошадей (для подвоза воды), не говоря уже о других нуждах для корпуса, начиная с марта месяца.

Обмундирование, белье и обувь начиная с 1918 года не было нормальным. Запасы обмундирования, белья и обуви были разграблены большевиками при занятии корпуса. Бывали иногда получки, которые носили всегда характер удовлетворения насущнейшей потребности. Конечно, задним числом и никогда эту потребность не удовлетворяли, и всегда школа переживала нужду решительно во всем: шинели, суконное обмундирование, летнее обмундирование, фуражки, обувь, белье и постельные принадлежности. Подушек совсем нет. Корпусные одеяла все разграблены. Удалось выпросить уже бывшие в употреблении одеяла в Инструкторской школе, но они пришли в ветхость, и их хватило только на половину состава. Уцелел запас мундиров, уже бывших в употреблении. Большевики не взяли их только вследствие того, что мундиры на них не лезли (для младших рот) и не представляли ценности. Самый острый вопрос был с обувью, несмотря на то что в интендантстве просили, отпуска не было, и дети были уволены на каникулы в плохой обуви.

Помещения корпуса в Хабаровске к 1917/18 учебному году были достроены и переделаны так, что вполне отвечали своему назначению, считаясь даже с новейшими требованиями. К сожалению, во время выступления японцев, 5–6 апреля, здание корпуса было ими обстреляно, передний фасад значительно разрушен (оконные пролеты главным образом); в крыше много пробоин; деревянные флигеля – почти все сожжены; все стекла – выбиты; водопровод, центральное отопление – попорчены; провода освещения и арматура попорчены и расхищены; словом, здание в Хабаровске требовало большого ремонта, стоимость которого определялась в 100 000 рублей золотом.

Находясь на Русском острове, корпус имел свои плюсы и минусы. Расположение большого Интендантства вне сутолоки и здоровой атмосферы и этот плюс доминировал в летнее время. Зимой, еще при продолжительном замерзании бухты, когда отпускные кадеты (50 процентов) не могут в один день праздника обернуться так, чтобы провести сколько-нибудь значительное время в семье, когда им приходилось проходить верст 8—10 (считая и город) в один конец пешком, невзирая на погоду (часто бывает сильнейший ветер); когда доставка продуктов из города – тоже вопрос нелегкий; когда девочки семейств служащих должны жить в городе для посещения учебных заведений; когда преподаватель, имеющий дочерей в учебном возрасте, не может согласиться на службу в корпусе; когда жена, взрослая дочь, сестра или племянница, желающие, для облегчения семейного материального положения, поступить на службу, – должны жить отдельно от семьи, то приходилось соглашаться, что зимой следует корпусу быть в городе. Единственным городом, где такие учебные заведения, как кадетские корпуса, не пользующиеся симпатией левых политических групп, сравнительно безопасно, под наблюдением консульского корпуса, могли бы существовать, – это был Владивосток.