Спасение Петрова и Карпова

Третий рассказ Сомова

Сомов изо всех сил старался быть откровенным, наверное, ему очень хотелось, чтобы Петров, если и не сможет помочь, хотя бы его выслушал и пожалел, что ли. Так Петрову показалось. Он представил, как говорит клиенту: «Я жалею вас, Сомов». И ужаснулся пошлости и бессмысленности этой фразу. Но мог ли он сказать ему что-то другое? Сомов понял, в какое дурацкое положение попал и попытался оправдаться.

— Я понимаю, каким придурком выгляжу. Извините. Но мне нужно было срочно успокоиться, — сказал он тихо.

Получилось глупо.

Петров кивнул, ему приходилось извинять и более виноватых перед ним людей. В конце концов, у него не было времени обижаться на глупости. Его жизнь давно превратилась в постоянную работу. Но оказывается, так Сомов начинал свой очередной рассказ.

«Мне нужно было срочно успокоиться. А, как известно, лучший способ отвлечься от тревожных мыслей — заняться полезным делом. Например, подумать о книге, которую мне предложил написать Григорьев. Хорошо было бы, для начала, вспомнить все самое гадкое, что произошло со мной за первые двадцать пять лет со дня первого сообщения о неизбежном Конце Света. Без этого честную книгу не напишешь. Полезный и обязательный этап работы. Помогает легко отбросить субъективные впечатления, которые способны исказить общую картину и только потом начать писать, рассчитывая в результате получить объективный текст. В противном случае мой труд бессмыслен.

Помню то первое двадцать четвертое мая. Мне было десять лет без одного дня. Я был ребенком. Сообщение об объявленной смерти человечества не произвело на меня особого впечатления. Предстоящие пятьдесят лет казались почти вечностью. Стоит ли беспокоиться о неизбежной смерти (а я уже знал, что все люди смертны), если впереди такая уйма времени! Я тогда не подозревал, что жизнь удивительно скоротечна. Кажется, что все это произошло совсем недавно, и вот внезапно выяснилось, что уже половина отпущенного срока растрачена, и годы эти пролетели до неприличия быстро. И что-то подсказывает, что вторая половина промелькнет еще быстрее.

Я давно не ребенок, мне тридцать пять лет, и разницу между смертью одного человека и исчезновением всего-всего человечества понимаю. Точнее, могу теоретически представить этот ужас, но эмоционально прочувствовать не могу.

Психика не допускает столь сильного чувства. Мозг оценивает ситуацию здраво: людей больше не будет. Это понятно. А еще жуков, шмелей и тараканов, гремучих змей, серых клопов, муравьев, клещей, желтых сверчков, нехороших жучков, комаров, червяков, пчел, тритонов. И тварей крупнее: тигров, львов, медведей, жирафов, китов, бегемотов, куриц и уток, других птиц. Никого вообще не останется. Жизнь на Земле прекратится. Представить себе это крайне сложно, а привыкнуть к неизбежному можно.

Жуки, шмели и тараканы

И ты, гремучая змея,

Вы все, вы все — мои друзья.

Я ранним утром в лес пойду,

Там я друзей своих найду.

Вот выстроились вдоль тропы

Лесные серые клопы,

А вот трудяги муравьи,

Они — товарищи мои.

Ползут, нелегкий груз таща...

А вот заметил я клеща.

Чуть дальше — желтые сверчки

И нехорошие жучки.

И в этот ранний летний час

Я рад, что снова вижу вас.

Летит комар, ползет червяк —

Нет, это все не просто так!

Жужжит пчела, плывет тритон,

Пернатых слышу перезвон,

И ясно ощущаю я —

Мы все, мы все одна семья!

И поэтов не будет. Ум это понимает, а чувства нет.

Никогда до сих пор не думал о Конце Света так цинично, но следует признать очевидный факт: мы все уже умерли. Оказывается, узнавший дату своей смерти, немедленно перестает вести себя как живой человек. Зачем писать книгу, если заранее знаешь, что ее никто не прочитает? Григорьев, правда, считает, что это будет великая книга, и чтение ее поможет многим оставшимся мужественно встретить неизбежное. Он ошибается. Когда жить останется несколько лет, сомневаюсь, что люди будут читать книги. Не хочется с ним спорить, но разве не все ли равно, встретят ли люди свою гибель мужественно или трусливо? Некому будет оценить эффект. В один миг честные люди будут уравнены с подлыми. Никто не сможет обманным путем выторговать себе лишний час жизни, потому что катастрофа произойдет одновременно, моментально и для всех без разбору. Никто не сподобится наблюдать за агонией мира со стороны. Даже этого права люди лишены.

Трудно заставить себя думать о всеобщем конце. И тем более, фиксировать этапы умирания психологически тяжело. Как найти мотивацию для написания такой безумной книги? Жалость к себе? Или способ доказать, что уж я-то не струшу и проживу отведенный мне срок честно и ответственно? Звучит не плохо, но могу ли я предсказать, как я поведу себя в эти страшные годы? Говорят, что перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь. Почему бы не запустить этот процесс прямо сейчас, в середине пути. И делать это следует не для Григорьева, для самого себя. Пока мне удастся работать над книгой свободно, не опасаясь помех со стороны похитителей или странного защитника Славы».

Первое сообщение инопланетян