Спасение Петрова и Карпова

Шестой рассказ Сомова

«Прошло совсем немного времени и люди успокоились. В конце концов, предсказания Конца Света — были лишь ничем не подтвержденные слова. Мало ли кто чего сказал. Нельзя всему верить. Сообщения о предстоящих концах света с утомительной регулярностью появлялись и раньше. И вот еще одно, к тому же из экзотического источника, от таинственных инопланетян. Честно говоря, уже через неделю народ о предупреждении забыл. Жизнь вернулась в привычное русло, словно предупреждения не было. Признаюсь, что и я очень редко вспоминал о нем. Мне было интересно жить.

А потом наступило очередное проклятое двадцать четвертое мая. На следующий день мне должно было исполниться пятнадцать лет. Как оказалось, я в последний раз в жизни ждал праздника, чтобы повеселиться с друзьями и получить подарок от родителей.

Хорошо помню тот ужасный день. Я вернулся из школы, родители ждали меня на кухне. Это было странно. Нельзя сказать, что они были трудоголиками, но работу свою любили. Если бы все было в порядке, домой в это время они бы не вернулись, разогреть обед мне давно доверяли самостоятельно. Я даже не сразу понял, что произошло что-то ужасное. Мама обняла меня.

— Садись, поешь, — сказала она странным сорванным голосом, словно недавно плакала.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Можно и так сказать, — ответил папа.

Почему-то мне не захотелось слушать дальше. Глупо подумал: неужели я должен буду сказать друзьям, чтобы они не приходили завтра на мой праздник? Но даже, если они не придут, мне все равно исполнится пятнадцать лет. Мама поставила передо мной тарелку вкусного грибного супа. Я схватил ложку и принялся медленно поедать его. Тянул время. Понятно, что пока я ем, они мне ничего не скажут. Так и получилось.

А потом суп закончился, а я не успел попросить добавки.

— Плохие новости, сын, — сказал папа. — Наши ученые не смогли опровергнуть предупреждение инопланетян, похоже, что они сказали правду.

Я кивнул. Для меня это все еще были только пугающие слова, не более того.

— Но наши ученые обязательно придумают, как нам спастись! — уверенно сказал я.

— Пока надежды мало, — ответила мама.

— Не волнуйся, мама, папа обязательно спасет нас и всех землян.

— Твой папа постарается.

— У него обязательно получится.

— Хорошо, что ты в это веришь. Но для этого ему придется много работать.

— Я постараюсь ему не мешать, — пообещал я.

— Да. Так и будет, — сказала мама и заплакала. — Но мы тебя никогда не забудем.

— Не знаю, что сказать, — произнес папа чужим, безжизненным голосом. — Нам тебя будет не хватать.

— В каком смысле? — не понял я.

— Сегодня вечером ты отправишься в Интернат службы космической безопасности. Будешь теперь жить и учиться там. А мы с мамой уедем далеко-далеко. Мы больше не увидимся с тобой. Но ты должен знать, что мы всегда будем любить тебя.

— Куда вы уедите?

— Мы пока сами не знаем, — сказал папа.

— Но когда устроитесь на новом месте, сообщите мне? Обещаете? — попросил я.

— Нет. Мы не сможем этого сделать.

— Письма, телеграммы, электронная почта, посылки, мобильные телефоны?

— Нет. Все эти средства общения запрещены.

— Но почему?

— Мы не можем подвергать тебя опасности. Любая, даже самая крошечная возможность отыскать нас должна быть исключена. На карту поставлена не моя личная безопасность и не твоя, сын. Речь идет о возможности выживания человечества.

— Какой опасности? Разве неизбежная гибель через сорок пять лет больше не самая главная опасность? — удивился я.

— Никто не должен знать, где мы будем находиться с мамой. Это секрет.

— Сейчас скрыться нельзя. Мобильники, социальные сети, простой выход в Интернет позволяют определить местонахождение любого человека абсолютно точно.

— У нас не будет мобильников, не будет Интернета. Мы прекращаем общение с людьми. Со всеми людьми. Никто не должен знать нашего местоположения.

— Кто за вами будет следить? Инопланетяне?

Папа засмеялся.

— Типа того.

— Что же мне делать, папа?

— Ты уже взрослый. Честно выполняй свой долг. Мы все теперь в одинаковом положении. Больше не важны социальные различия. Дети, взрослые, бедные, богатые, начальники, подчиненные, умные, глупые — с некоторых пор это не имеет значения. Сейчас важно одно: есть у человека инстинкт самосохранения или его нет. Будет он бороться за выживание или нет. Верю в тебя, сын. Уверен, что ты принесешь людям пользу. Повторяю, не важно, чем ты будешь заниматься, и чего добьешься. Но ты должен стремиться к тому, чтобы результаты твоего труда, если повезет, помогли человечеству выкарабкаться. Это поможет тебе найти свой путь в жизни.

Я ничего не понимал. Еще совсем недавно мне приятно было думать, что общечеловеческие проблемы касаются только папы. Он могучий и умный, кто, как ни он, справится с любой напастью? И вдруг оказывается, что и я не смогу остаться в стороне. Сама по себе идея, что и от меня что-то зависит в этом мире, показалась сначала абсурдной (кто я такой, в конце концов?), а потом необыкновенно увлекательной. Удивительно, но в те годы я почему-то не подумал, что могу не справиться. А тогда дал сам себе торжественную клятву, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы… оправдать доверие папы. Да, мне казалось, что я уже взрослый.

Папа рассматривал меня, словно хотел запомнить на всю жизнь. Он молчал, потому что уже сказал все, что хотел.

— Возьми меня с собой. Я тебе пригожусь! — не выдержал я.

— Не могу. Это значило бы, что я лишаю тебя права оставаться человеком. Распоряжаться твоей жизнью я не имею права. Это было бы подло с моей стороны. Ты должен использовать свою жизнь наилучшим образом. Получишь лучшее доступное образование, не будешь прятаться от людей в глубоком подполье. Ты должен жить, как и положено свободному человеку — пользуясь своим природным правом выбора.

— Ты ведь спасешь человечество, папа? Я уверен, что у тебя получится.

— Попробую.

— Спасибо. Я в тебя верю.

— А я верю в тебя!

— Неужели мы больше никогда не увидимся? — я не мог поверить в то, что моей привычной жизни пришел конец. Пока это были просто слова, понять их смысл я даже и не пытался, не знал, какого это жить без папы и мамы. Представить себе этот ужас я не мог.

— Будем надеяться на лучшее, — сказал папа, и его голос дрогнул. — А сейчас иди, попрощайся с мамой. Ей тяжелее, чем нам.

Конечно, он был прав. Слез было много. И я заплакал, но до конца поверить в происходящее не мог.

А потом в дверь позвонили. За мной прибыли офицеры из Интерната службы космической безопасности.

— Николай Сомов?

— Я.

— Ваша просьба о зачислении одобрена. У нас приказ доставить вас в казармы немедленно.

— Но мне нужно собраться.

— Это лишнее. Все необходимые вещи вам выдадут в казарме».

— Вы больше не виделись с родителями? — спросил Петров.

— Нет, — ответил Сомов.

— Отречься от сына — для этого должна быть серьезная причина. Никогда прежде не слышал ни о чем подобном.

— Вы согласны, что со мной поступили странно? — оживился Сомов.

— Прошло уже двадцать лет. Сейчас вы знаете, почему отец поступил с вами так жестко?

— Нет.

— Странно. Обычно такие поступки редко остаются без объяснения. Что-то должно было всплыть, какие-то факты или намеки.

— Ничего не приходит в голову.

— Скорее всего, вы не заметили подсказку или не поняли, что это намек.

— Я думаю, папа любил меня и позаботился о том, чтобы моя жизнь устроилась наилучшим образом. Так он говорил. Жаль, что я оказался не таким умным, как он думал, поэтому пока еще не понял его замысла.

— Как вам жилось в Интернате?

— Признаюсь, что я быстро привык к новой жизни. Конечно, я скучал по родителям. Но в Интернате было очень интересно. Пять лет из меня делали космонавта. Учиться мне нравилось. Спасение несчастных людей в космосе — трудно придумать более достойную работу. Даже считал, что нашел свое место в жизни. А потом наступило очередное двадцать четвертое мая. И я, без объяснений, перестал быть космонавтом. Меня изгнали. Я считал, что таков был папин план, ему зачем-то было нужно, чтобы я был готов к работе в открытом космосе, но это была только часть его плана. И сейчас я думаю о своем предназначении с грустью. Неужели я должен писать книги, которые никто не будет издавать? К сожалению, и эти пять лет пролетели очень быстро. Время я провел с пользой. Но последний день в Интернате я запомнил на всю жизнь. Ничего не предвещало перемен. И вдруг — закрутились колеса судьбы.

За день до двадцатилетия