Спасение Петрова и Карпова

Отрывок из книги Сомова

Первоначальный замысел был решительно отброшен. Но не целиком. Петров лично просмотрел текст и отобрал некоторые главы. Сказал, что они могут помочь лучше понять некоторые сложные научные теории, которые обязательно будут обсуждаться в книге. Для меня это было слишком сложным утверждением, но я подчинился. Думаю, что книге это пошло на пользу.

Первый эпизод, который Петров попросил оставить, был довольно странным. Моя работа над книгой началась со встреч с актерами, которые по просьбе Карпова, разыгрывали специально для меня роли людей якобы не желающих спасаться от неминуемого Конца Света. Не смирившихся, а именно не желающих спасаться. Были они странными, вели себя неестественно. Но я не смог догадаться, что они подставные люди. Разоблачил их Петров.

Тем удивительнее, что для первой главы Петров посоветовал использовать историю еще одного странного «отказника». «Этот настоящий», — сказал он. Я спорить не стал.

С этим персонажем я встретился уже после того, как пообщался с папой. Месяцы, которые мы провели рядом, помогли нам обрести внутреннее равновесие, которого так обоим не хватало. Я смог избавиться от неприятных мыслей, которые не давали мне покоя все эти годы. До вмешательства Петрова мне казалось, что папа оставил меня в привычном мире не из-за своей важной работы, а потому что не любил. Теперь я знаю, что это не так. Наверное, я бы остался с папой на его секретном предприятии и дальше, но Карпов потребовал, чтобы я продолжил работу над книгой-летописью. И папа с этим согласился.

Я вернулся и Григорьев, мой издатель, которого не посвятили в наши тайны, страшно обрадовался, увидев меня. Он думал, что я сбежал и нарушил нашу устную договоренность. Мое исчезновение грозило издательству «Космофлот» банкротством. Григорьеву нужна была работа, за которую спонсоры платят деньги независимо от результата. Разве бывает занятие приятнее?

Григорьев немедленно вернулся к работе. Оказывается, он продолжал подыскивать странных людей, которые, на его взгляд, могли бы стать героями моей книги. Он настойчиво посоветовал поговорить с одним диким, как он его назвал, человеком.

— В чем его дикость проявляется? — спросил я. — На людей кидается?

Никогда прежде я не слышал от Григорьева такой характеристики.

— Наоборот. Он не любит людей.

— Подумаешь, редкость! — удивился я.

— У любой нелюбви нормальных людей есть граница, у Юрова такой границы нет. Он ненавидит людей не потому, что они сделали ему гадость, а исключительно потому, что они люди. Самые злостные мизантропы по сравнению с ним — ангелы небесные.

— Он сумасшедший?

— Вряд ли. Но специалисты его не осматривали. Так что исключать этот диагноз я не стал бы.

— Почему?

— Этот Юров одинокий человек. Он ведет замкнутый образ жизни. У него физически было мало возможности возненавидеть людей.

— О чем я должен говорить с ним? Может быть, правильнее оставить его в покое?

— Он не желает спасаться. А я помню, что вы такими людьми интересовались.

— Он всем говорит, что отказывается спасаться?

— Да. А еще добавляет, что вообще спасать людей преступно!

— Он объясняет, почему так считает?

— Вот вы у него это и спросите. Таких людей, как этот Юров, очень мало. А вы сами писали, что выборка людей, которых следует спасать, должна быть максимально широкой. Я запомнил.

Григорьев не знал, что многое с той опоры изменилось. Теперь я считал, что в моей книге должны быть собраны истории о людях, которые сделали для человечества что-то полезное. Мне не хотелось встречаться с мизантропом. Меня переубедил Петров. Не помню, какие конкретно доводы он привел, это теперь неважно. Я согласился поговорить с Юровым только после того, как Петров сообщил, что пойдет на встречу вместе со мной. Подумал, может быть, Петрову эта встреча пригодится для его теорий. Не могу сказать, что я вынес что-то полезное для книги. Мне не нравятся персонажи, которые ненавидят людей. А вот Петров остался доволен. К моему удивлению, он посоветовал обязательно включить главу о Юрове в мой окончательный текст.

Теперь, когда книга написана, можно предположить, что Петров уже тогда все понимал и хотел использовать пример Юрова, как доказательство своей теории. Но это, конечно, не так. Мне кажется, что он просто бездумно (если можно использовать этот термин, когда речь идет о Петрове) собирал всю доступную информацию, которая попадалась ему на глаза. По его словам, нельзя заранее определить, какой факт может помочь при анализе. Откажешься от чего-то важного, а потом будет неприятно вспоминать о своей промашке.

Встреча проходила на квартире Петрова. Он сказал, что это самое удобное место, к тому же оснащенное удобными и проверенными средствами записи. Петров, я знаю это, часто прослушивал наши старые записи встреч с разными людьми для своих научных целей. Мне слушать второй раз запись разговора с Юровым было бы скучно.

И вот Юров добровольно пришел на встречу. До сих пор не понимаю, зачем ему это понадобилось? Ну, не нравятся тебе люди — держись от них подальше. Неужели, для того, чтобы поддерживать высокий уровень ненависти, он должен был время от времени встречаться с живыми людьми?

Первым поздоровался Петров. Я присоединился. Юров небрежно кивнул в ответ.

— Моя фамилия Петров. Я — ученый. А это писатель Сомов, он пишет книгу о выдающихся людях нашей эпохи.

— Вы считаете меня выдающимся человеком? — усмехнулся Юров.

— Это выяснится после разговора с вами, — сказал я вежливо. — Пока вы — заметный человек.

— Ну?

— Мы хотим задать вам несколько вопросов, чтобы лучше понять ваше отношение к неминуемому Концу Света.

— К какому Концу Света? — удивился Юров.

— К объявленному, к которому с таким ужасом готовится человечество. Неужели вы никогда не слышали о предупреждении инопланетян?

— А, к этому? Я никак к нему не отношусь, мне эти игры разума не интересны.

— Вы знаете еще о каком-то Конце Света?

— Знаю. Он уже давно наступил, только вы — люди, занятые исключительно своими мелкими делишками, не способны это осознать.

— Этот ваш уже наступивший Конец Света приведет к гибели человечества?

— Правильнее говорить: привел. Человечество уже мертво, но продолжает бегать, как курица с отрубленной головой. Жалкое зрелище. И любые попытки спасти его, обречены на провал.

— И мы с Петровым — курицы? — удивился я.

— Про вас ничего не знаю. Но почему вы считаете, что чем-то отличаетесь от других не менее достойных гибели людей?

— Нас не любят, — сказал Петров.

Юров удивился.

— Вот так довод! Я, например, тоже никого не люблю. Неужели это добавляет мне ценности?

— Не исключено.

— Вы пользуетесь ложной, ущербной логикой, — возмущенно сказал Юров.

— Но согласитесь, что с нами интересно говорить. Мы вас сумели заинтересовать. Неужели вы предпочитаете беседовать с людьми, которые повторяют одинаковые слова?

Юров задумался.

— Интересно завернули. Не знаю, кого я больше ненавижу: болтунов, повторяющих чужие глупости, или умников, придумывающих глупости самостоятельно. И те, и другие отвратительны.

— По вашему мнению, у людей больше нет шансов стать умнее? — спросил Петров.

— Вы поняли. И это хорошо.

Может быть, Петров и Юров поняли друг друга, но меня их философский диспут не заинтересовал. Хотелось бы узнать, почему он сам не желает спасаться.

— Нелюбви к людям мало для того, чтобы отказать в спасении себе, — сказал я. — Должны быть еще какие-то веские причины.

— Иногда мне кажется, что если все мы, включая меня, исчезнем, Вселенная вздохнет с облегчением.

— Вы считаете, что человечество мешает Вселенной развиваться? — спросил Петров.

— Да. Разум уменьшает энтропию.

— Но если энтропия достигнет максимума — нуля — все движения прекратятся. Это состояние называется тепловой смертью. Смертью Вселенной. Понимаете, Юров, к чему вы стремитесь?

— Умник, а ты знаешь, что такое смерть? То, что для тебя смерть, для Вселенной может быть весна и рассвет. Вы знаете, как Вселенная себя поведет при вашем дурацком нуле? Не знаете. И правильно, потому что вам не положено.

— Звучит грубовато, — задумчиво сказал Петров. — И безысходно.

— Привыкайте.

— Вы отказываете людям в спасении, — сказал я.

— Ерунда. Меня их проблемы не интересуют, — гордо ответил Юров. — Тупик эволюции.

Честно говоря, я обрадовался, когда Юров ушел, громко хлопнув дверью. Ему надоело общаться с нами. Не посчитал достойными собеседниками.

— Бывает, — сказал я. — Не все наши попытки должны заканчиваться успехом. Бывают и провалы. Зря мы с этим Юровым связались. Я предупреждал, что толку от него не будет.

Петров рассмеялся.

— Нет, дорогой мой. Мы хорошо поговорили. Юров доходчиво объяснил, что мы далеко не уедем, если будем считать, что Вселенная никогда не нарушает законы, которые мы для нее придумали. Наши формулы работают, но это не значит, что Вселенная сидит и на арифмометре вычисляет каждый свой шаг. А ведь нас учили, что так оно и есть. Придется переучиваться. Смерть для нас и для Вселенной — разные феномены. Это Юров правильно заметил. Понимаете?

— Нет — честно признался я.

— Вот и я пока не понимаю. Но мы с вами обязательно разберемся с этой задачкой. Главное, что теперь для нас это не загадка, а задача. Мы знаем, что ее можно решить. Подумать придется, но нас же этим не испугаешь, не правда ли?