Спасение Петрова и Карпова

Воспоминания

Это была странная тюрьма. Иногда мне казалось, что это и не тюрьма, а дом отдыха, где созданы идеальные условия для интеллектуальной работы. Люди вокруг были бесконечно увлечены своим творчеством. Бесконечно — потому что не обращали на меня никакого внимания. Никто не пожелал познакомиться со мной. Я понимал всю безнадежность своего положения — у меня не было права навязывать им свое общество. Никто не пожелал со мной переброситься и парой фраз. Кроме Расторгуева. Он несколько раз заходил ко мне, предлагая помощь. Но так получилось, что я ни в чем не нуждался. Все чаще получалось так, что я не желал отвечать на его слова. Мне не хотелось говорить с человеком, который не мог мне помочь. Более того, и я не мог ему помочь, даже если бы он попросил меня.

Вопрос: почему я оказался в таком странном месте, не давал мне покоя. Кому я мог так знатно подпортить жизнь, что заставил написать донос? Без доноса не обошлось, в этом я был уверен.

Никто из моих знакомых коллекционеров на такую подлость не пошел бы. Дух честного соперничества и необходимость придерживаться неписанных правил поведения соблюдался в сообществе любителей бумажных книг беспрекословно. Нарушить их означало накликать на себя беду. Не руби сук, на котором сидишь. Не могу сказать, что у меня были друзья среди коллекционеров, но и от удара в спину я был защищен. Слухи о нечестном поведении в этом узком коллективе распространялись мгновенно.

Я стал вспоминать, с кем встречался в последнее время. Список получился довольно длинным: работник Кузьма, канцелярист, Герасим, Владимов. Представить, что кто-то из них мог написать внятный донос, обвинив меня в чем-то чудовищном, я не мог. Я не нарушал закон — это очевидно. И сомневаюсь, что они способны придумать по-настоящему правдоподобное преступление, которое можно было бы вменить мне в вину. У них просто не хватило бы воображения.

Оставалась Рита. Я вспомнил, как она разъярилась, когда увидела у меня книгу Сомова. И потом скрылась, прихватив ее с собой. А потом опять появилась и опять говорила о книге что-то непонятное. Я ничего не понял. Не забыл я и то, что это Рита воткнула мне иглу в шею. Так я оказался в Деревне мертвых космонавтов.

Значит ли это, что донос написала Рита? Нет. Это еще менее правдоподобно, чем поверить в предательство Герасима или Владимова. Скорее, я мог бы предположить, что она сотрудница тюремной администрации. Но никак не Тайной Канцелярии.

Остается поверить в самое невозможное объяснение — во всем виноват мой интерес к книге Сомова. Но я, вроде бы, никакого особенного интереса к этой книге не проявлял. Да, хотел ее отыскать, но только потому, что не люблю терять вещи. Есть у меня такой психологический изъян. В детстве как-то потерял свою настоящую кокарду гвардейца, искал ее два месяца, а когда нашел, дал себе клятву, никогда и ничего больше не терять. А тут такой прокол с бумажной книгой. Что же из-за этой глупой и дикой случайности мне предстоит сгнить в Деревне мертвых космонавтов? Да, я не люблю терять вещи, которые попали ко мне в руки. Продать, подарить, отдать — это я могу. Это я переношу нормально, потому что знаю, что с ней произошло, почему она поменяла хозяина. Но потерять что-либо, даже не имеющий никакой ценности пустячок — значит обречь себя на непереносимые страдания. Неизвестность заставляет меня паниковать.

Прошло несколько дней. Мне удалось подсчитать количество обитателей деревни. Всего около десяти человек. Если поверить Расторгуеву, с этими людьми мне предстоит прожить оставшуюся жизнь. Я попробовал заговорить с одним из них — очень важно в подобном положении завести настоящего друга. Но ответной симпатии не встретил.

— Простите, — сказал я. — Я много слышал о вас в прежней жизни, очень рад возможности познакомиться лично. Сейчас так трудно найти достойного собеседника, а вы — известный интеллектуал — для меня настоящий подарок.

Кандидат в друзья холодно посмотрел на меня и не ответил. Наверное, он продолжал считать себя важной фигурой, и я показался ему недостойным внимания субъектом. Нельзя исключать, что его интересовали вещи, о которых я не имею никакого представления.

Я предпринял еще несколько попыток, но и они закончились неудачей. Разговаривать со мной соглашался только Расторгуев. Проще всего было подумать, что именно он написал на меня донос. И теперь пытается использовать мое нынешнее положение с максимальной пользой для себя. Я стал вспоминать, встречался ли я с ним в прежней жизни, но память меня подвела. Расторгуеву могли заплатить за возню со мной, а это значит, что как только он узнает то, что нужно заказчикам, немедленно исчезнет. А я останусь гнить рядом с неразговорчивыми бывшими важными людьми. Хорошо, что я не знаю ничего секретного, что могло бы возбудить такой интерес к моей скромной особе.