Пропавший брат

Гришка — адвокат

— На, лопай! — крикнула Бедариха, швыряя Боре ломоть хлеба. — Да иди курятник чистить!

Боря нацедил из пузатого самовара остывшего кипятку, размочил в кружке черствый хлеб и стал торопливо жевать. Сегодня даже ложки молока Бедариха пожалела. Вот жадная баба! Ну, ладно. Только бы днем улучить свободную минутку да к Гришке сбегать. А это ничего. И без молока обойтись можно.

Боря вычистил курятник, накопал картошки, а перед обедом незаметно выскользнул за ворота. Бегом он помчался к базару, радуясь, что снова увидит Гришку. Но на полдороге Боря замедлил шаги. Он ушел, а лопату оставил на огороде. Опять Бедарев, если заметит, будет ругаться. Боря остановился в раздумье: не вернуться ли назад? На каланче ударили двенадцать раз. Нет, надо торопиться, а то, чего доброго, Гришка уедет.

Базарная площадь в Усть-Каменогорске невелика, за пять минут обежать всю можно. Гришка сказал, что хозяин приехал с пшеницей. Значит, он в той стороне, где Народный дом. Там обычно крестьяне продают верно.

Боря пробирался мимо возов с арбузами, дынями, громадными тыквами. Это казаки с Меновного навезли, бахчи у них за Иртышом богатые. А вот выстроились в ряд громадные бадейки с крупитчатым медом и маслом. Богатые кержаки доставили с гор свои богатства. Согринские крестьяне с трудом ворочают тугие мешки пшеницы и проса. Казахи носят в голубых четвертях кумыс. Крик, шум, споры. А Гришки что-то не видать.

— Эй, Странник, айда сюда!

Боря повернул голову. Рифмач, сидя на возу, доедал мягкий калач, запивая молоком из горлышка бутылки.

Завидно стало Боре.

— Пробирайся сюда, Странник! Залезай!

Боря забрался на свежее сено. Гришка вынул из мешка второй калач.

— На, получай! Это нам нипочем, закусывай молоко калачом.

Попробовал бы он так у Бедарева распорядиться! Живо бы по затылку получил! Боря с жадностью принялся за еду, а Гришка заговорил:

— Ну, Странник, кумекал я твое дело. У твоего обалдуя тебе не жить! Надо собирать монатки да улепетывать!

— А он не отпустит!

— То есть как не отпустит? Тогда возьмем его за волоса да потянем под небеса. Вместе в управу сходим и жалобу подадим. Сирота сиротой, а рукам волю не давай да корми как следует, раз в отцы полез. А не хочешь — откажись! Была бы шея, а хомут всегда найдется. За хлеб дарового работника всякий возьмет.

Подошел Гришкин хозяин к возу, коренастый человек с квадратной бородкой. Гришка повернулся к нему:

— Иван Петрович, по делу в управу с товарищем сходить надо. Отпустите?

— В управу? Придумал тоже! Лодыря гонять.

— Никак нет! Товарища защитить надо от эксплуатации.

— Ах ты, пустобрех курносый!

— Так я пойду, Иван Петрович?

— Иди, да живо назад. Одна нога здесь, другая там. Скоро домой собираться будем.

— Не беспокойтесь, не успеет стриженая девка косы заплесть. Я мигом!

Ребята побежали сначала рысью, а потом пошли шагом. Дорогой Боря сказал с завистью:

— Хозяин у тебя, видать, хороший!

— А с плохим я и жить бы не стал!

В управе расторопный Гришка живо разыскал секретаря. Он сидел в углу канцелярии под образами и, окруженный тремя помощниками, играл с ними в подкидного дурака.

Гришка постоял около игроков и, не выдержав, воскликнул:

— Дядя, не бейте валетом! Лучше маленьким козырьком, а то он вам накидает...

— А ты не суйся! — строго сказал письмоводитель, но секретарскую десятку убил козырной шестеркой.

Секретарь от досады почесал за ухом и поднял глаза на ребят.

— Вам что?

— Подать жалобу.

— Какую это жалобу? Позволь, позволь! — вдруг закричал секретарь. — Карте место! На кого жалобу? Разве не видишь, что люди заняты?.. Приходите через час.

— Да нам некогда! — взмолился Гришка.

— Сейчас всем некогда. — У всех дела появились. А ну-ка, клади сюда дамочек!

— Возьми, возьми, не жалко!

— Потянем! Ничего! Так-так... На кого, говоришь, жалобу? — рассеянно переспросил секретарь и вдруг почувствовал сладкое замирание сердца: письмоводитель покрыл даму козырной семеркой и дал возможность секретарю сбросить сразу три завалящих карты.

— Бедарев, по Курочкиной улице, свой дом имеет, — быстро заговорил Гришка. — Взял вот этого парнишку и измывается. Голодом морит и работу непосильную наваливает.

— А ты кто такой? Ходи, ходи, Иван Алексеич! Что, призадумался? Ага!

— Его товарищ. Вместе в детдоме были.

— Бедарев, говоришь? На Курочкиной улице? Стой, стой, карте место!

— Он самый! Бедарев!

Не глядя на ребят, секретарь пообещал:

— Ну ладно, идите, проверим через милицию.

Гришка переминался с ноги на ногу.

— Нельзя ли его к другому хозяину перевести? А?

— Так ведь мы же не биржа труда. Мы этим делом не занимаемся. — Секретарь пожал плечами и, радостно засвистев, начал подкидывать карту за картой. — Ну как, потянул! Или еще дать?

— Я про воспитание. Нас комиссия распределила месяц назад. По гражданским родителям.

— Ах, вот вы какие... советские. Сейчас я тебе корольков дам!

— Да, советские!

— Я так и знал, что истории будут! — злорадно сказал секретарь и вдруг закричал в другую комнату: — Василий Иваныч, к вам!

Боря повернул голову и в дверях увидел того самого рыженького Синяка в сером куцем пиджачке и дымчатых очках, что говорил речь в Народном доме. Синяк держал в одной руке недопитый стакан чаю, а в другой — недоеденный бутерброд с сыром.

— В чем дело? — спросил он, усиленно работая челюстями, от чего темная бородавка около уха шевелилась.

— Двое из числа сорока девяти. Уже пошли жаловаться на своих гражданских отцов. У меня три карты всего.

— Надо выяснить!

— Я направлю через милицию! — предложил секретарь, легко отбиваясь козырями. — Пусть разберутся. Видал-миндал? Кончил!

— Все через милицию! — вздохнул Синяк. — Только и свету в окошке, что участок!

Член Учредительного собрания отхлебнул глоток чаю и скомандовал:

— Идите сюда, дети. За мной!

Ребята прошли в соседнюю комнату с ободранными обоями. Рыженький поставил стакан рядом с чернильницей и сел в просиженное кресло.

— Ну, рассказывайте ясно и подробно.

Гришка охотно повторил рассказ о тяжелой Бориной судьбе.

— И бьет?

— Бьет! Лупит, чем придется. Ежели ремнем, так норовит пряжкой.

— Не кормит?

— Какая же это кормежка! Парень до того дожил, что ножки съежил. Посмотрите, отощал весь. Ребра у него пощупайте! С такой пищи только и ходу, что из ворот да в воду.

— Работает по шестнадцать часов? — допытывался Василий Иваныч.

— Самое малое! Да еще как работает! Прямо жилы рвутся от тяжести! Честное слово! От такой каторги — хоть утопиться, хоть удавиться. Все одно, один конец.

— Бедарев — мерзавец, а не гражданский отец! — закричал Синяк и, вскочив, забегал по комнате.

Очки запрыгали на носу рыженького. Розовые прыщи сделались красными. Капли пота сверкали на лбу.

— О времена, о нравы! — восклицал Василий Иваныч, грозя кулачками в открытое окно.

Он долго не мог успокоиться от приступа гнева, швырял на столе карандаши, выпил полграфина воды и наконец сказал:

— Дети, идите домой! Член Учредительного собрания сумеет защитить вас от Бедарева.

— Да я за себя сам постою! — с достоинством ответил Гришка. — А вы вот его, может, к другому отцу направили бы?

— Куда же я его дену? — остановился в раздумье Василий Иваныч. — Пусть потерпит денька два.

— Два дня вытерплю, — послушно отозвался Боря. — Два дня ничего.

— Ну, вот и прекрасно! А там я все устрою. — Синяк поправил очки. — А теперь идите, друзья, не мешайте мне работать.

Ребята вышли из кабинета. Секретарь начал новую партию в подкидного. У дверей канцелярии стоял старик-крестьянин и почтительно мял в руках шапку.

Выйдя из управы на улицу, Боря побежал домой, а Гришка зашагал к базару. На пожарной каланче ударили один раз. Больше часу прошло, как Боря ушел из дому. Ну и попадет же ему от Бедарихи! Опять ремнем отлупит.

Чем ближе подходил Боря к ненавистному дому, тем сильнее билось от страха его сердце. А когда он остановился у высоких ворот, выкрашенных желтой краской, и увидел за окном жидкую бороду хозяина, мальчика объял ужас.

«Лучше не ходить, — мелькнула тревожная мысль. — Переночевать под лодкой?»

Он уже хотел было повернуть назад, но дочка Бедаревых злорадно закричала:

— Идет! Идет!

Отступление было отрезано. Боря взялся за кольцо и открыл калитку.

— Сейчас тебе попадет, — сообщила вторая девочка, и в глазах ее мальчик прочел сострадание.

Боря торопливо пробежал мимо окон на огород, намереваясь приняться за недоконченную работу. Глаза его искали лопату. Он воткнул ее вот здесь, на этой гряде, где кончил копать. Неужели взял Бедарев? Придется вернуться во двор. Боря прошел мимо черемухи к сараю. Здесь лопаты тоже не было. Не иначе как хозяин унес в коридор. А может быть, Бедариха брала в коровник?

Боря обшарил весь двор. Лопата исчезла бесследно. Он присел на колесо телеги, раздумывая, где еще поискать.

— Нагулялся? — зловеще сказал Бедарев, неслышно подходя сзади. — Куда лопату дел?

— Я здесь ее оставил.

— Здесь?

— На ого-роде. Вот тут. А где она сейчас, не знаю. Весь двор обы-скал.

Боря всхлипывал и размазывал руками слезы. Но в это время Бедариха закричала с крыльца:

— Продал он лопату-то! Чего брешет зря! Кто ее взял! Продал!

— Ах, пропастина ты этакая! Уж воровать научился.

Бедарев размахнулся волосатым кулаком, но Боря отскочил и, бледнея, закричал:

— Не смеете бить! Не воровал я вашей лопаты!

— Убью, гаденыш. Молчи!

Боря бросился бежать. Он прыгнул на телегу и, соскочив, кинулся в огород. Расстегивая ремень на ходу, за ним несся Бедарев. Багровая от гнева Бедариха подзуживала с крыльца:

— Поучи, поучи хорошенько! Чтоб повады не было.

Перескакивая через грядки, бедный Боря спасался бегством. Он задыхался от усталости, но ноги его были легки.

— Помидоры, язва, мнешь, помидоры! — бушевала Бедариха, выбегая на помощь мужу с обломком кирпича в руке.

Кирпич пригодился. Боря карабкался на забор. Бедариха целилась, норовя попасть в голову. Но, прогудев над самым ухом, кирпич попал в руку. Боря разжал пальцы и свалился на землю.

— Ага! Получил! Вор! Подлюга!

Бедарев с ремнем в руке приближался к Боре. Мальчик смерил глазами расстояние до бани, бросился навстречу Бедарихе. Хозяйка раскинула руки. Боря зажмурился и с размаху нанес удар головой в живот. Бедариха охнула от неожиданности, испуга и боли. Путь к спасительной бане был свободен. Боря вчера еще забирался по шесту на ее крышу со стороны огорода. А с бани легко можно соскочить на перевернутую кадку и тогда — полное спасение. Во дворе его никто не задержит. Только бы забраться на крышу.

Боря добежал до бани. Вот сосновый шест, прислоненный к стене. Раз! (Боря подтянулся на руках и закинул левую ногу) Два! (Зацепился рукой за доску) Три! (Одно колено на крыше).

Проворной ящерицей Боря полз по крыше. Бедарев молча бежал к калитке. Растирая живот, Бедариха корчилась от боли и кричала:

— Бей его! Бей его, гада!

Боря искал глазами перевернутую кадку. Но кадки не было. Спрыгнуть так? Можно ушибиться. Высоко. Все равно! Спрыгну! Спрыгну!