Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине

Вечером – бал. Танцевали у нас, в Африке, вообще много, это понятно: было много молодежи. Танцевали преимущественно наши старые, русские танцы, и, по правде сказать, они казались разнообразнее нынешнего «хождения». Вот – веселый краковяк, вот игривая разновидность архаической польки, а вот и мазурка – неудержимый бег вперед, экстатический и действительно захватывающий, и рядом – мечтательные, грустные и сентиментальные вальсы, которые так хорошо танцуют русские и не умеют танцевать французы, «призывные, певучие, слегка обвеянные мечтой».

Я любил иногда уходить из залы и слушать издали тоскливые звуки каких-нибудь «Опавших листьев» и смотреть издали в окна, где кружатся пары и где происходит будто не легкомысленное занятие, не забава, а что-то глубокое, мистическое, открывающееся в танце; а улица немножко контрастирует, охолаживает. Там – бред, мечта, увлечение, безумие, кружение, а здесь – отдых («Воды напиться!»), отрезвление, пробуждение… Праздники редко проходят гладко – всегда что-нибудь нарушит общую гармонию. Жаль… Надо беречь чистоту этих переживаний – в них есть испытанное веками, воспитательное значение…