Надежда Пигмалиона

Глава семидесятая. О крови и сердце

Я только миг люблю — и удаляюсь прочь.

Со мной был ясный день — за мной клубится ночь.

Я не люблю тебя. Мне жаль тебя губить.

Беги, пока еще ты можешь не любить.

Как жернов буду я для полудетских плеч.

Светить и греть?..

— Уйди! Могу я только жечь.

— Правде случается бывать неправдоподобнее всякой лжи! Я бы ни за что не поверил, если бы не видел собственными глазами! Страшно представить, сколько из тех небылиц, что можно услышать в тавернах и на трибунах — правдивы. Ну и зельице я сварил, а? Хотя, клянусь бородой Мерлина, оно вовсе не при чём. Разве что самую малость. Тут налицо владение магией, — вдохновенно трещал Слизнорт.

Ветер лениво перебирал густую зелень сада, поднимал рябь на пруду, отчего она ослепительно искрилась. Середина лета выдалась знойной и душной. Но в уютной беседке, где мы пили чай, уже давно поселились длинные тени.

— Варнава Кафф — мой талантливый ученик. Прекрасный, любознательный человек! Уже лет восемь как главный редактор Ежедневного Пророка. Вот кто дорого бы дал за такую историю!

— Слышала, будто он выжига и спекулянт, — веско возразила Нарцисса.

Она сидела, вольготно откинувшись на плетеном кресле, то и дело поднося к лицу белый бутон фрезии. Чаевничать на открытом воздухе она не любила, говоря, что ее раздражают то муравьи в джеме, то песок в пироге, то мушки в чае. Хозяйка мэнора пребывала в сумрачном расположении духа с тех пор, как Драко вернулся из школы. Мне она сказала, что ее мучают дурные предчувствия.

— Он не виноват, что каждый хочет получить правдивую информацию при полном соответствии со своими взглядами. Варнава знает толк в новостях! Писал мне несколько дней тому, жалуется, что плоховато с развлекательным материалом, одни некрологи, да и их не все пускают в печать. Война… От нее никуда не денешься, — печально поведал Слизнорт, перехватил мой взгляд и продолжил с напускной бодростью: — вот я и подумал, что он мог бы опубликовать эту историю со ссылкой на источник, «который не может быть назван». Таким верят даже больше…

— Неужто у редакции иссякла фантазия? Спешу вас уверить, не далее как завтра у них появится большой повод для сплетен.

— А вы умеете заинтриговать!..

Краем уха я слушала разговор Слизнорта с Нарциссой и млела в янтарных лучах вечернего солнца, постоянно бросая украдкой взгляды на видимый сквозь зелень небольшой кусочек дороги, ведущей к воротам. Чем ниже садилось солнце, тем томительнее и острее становилось мое нетерпение и более частыми — взгляды. Я даже пыталась считать про себя промежутки между ними, но постоянно сбивалась.

Во мне не угасала надежда на то, что там, за завесой зелёной изгороди мелькнет темная мантия Лорда. И тогда можно будет выждать десять. Нет. Семь минут. И удалиться под благовидным предлогом. Свернуть на соседнюю, скрытую зарослями шиповника тропинку и припустить во весь дух прямо к дому. Потом наверх. Несколько пролетов через ступеньку. Нырнуть в знакомый коридор, отдышаться у гобелена с единорогом в цветах и постучать в темную дверь. К нему.

Мой план был прост и прекрасен, как все гениальное. Я представляла его так ясно, что от предвкушения сердце сладко ныло в груди. В потайном кармане легкого платья кроме палочки лежал длинный список вопросов по разным разделам магии. Прошлый был значительно примитивнее и короче. А этот я составляла четыре дня, разыскивая среди библиотечных книг наиболее премудрые и пыльные. Выуживала из них самые сложные и каверзные вопросы. Я почти что гордилась ими. И сорок мудрецов не ответили бы сходу. А Он бы, конечно, постарался.

Все это сулило мне долгожданный уютный вечер в компании Лорда, который, благодаря моим стараниям, мог бы несколько затянуться. За почти три недели Он возвращался в мэнор всего пять раз.

Чтобы не прокараулить его возвращение, мне пришлось наловить в чулане докси и задобрить ими Бекима, который теперь приглядывал за окнами третьего этажа, пока я спала.

О том случае мы, конечно, говорили с Лордом. «Точка зрения. Все дело в ней. Вот ты и убедилась. Глупцы строят свой мир на условностях. Лицемерно делят его на добро и зло. Могущество страшит их. И самую могущественную Магию они прозвали Темной. Что ж, она не против. Я всегда утверждал и буду утверждать, что ни одна другая наука, никакая сила не может дать того, что приносит с собою она. Всего лишь еще одно доказательство. Всего лишь…» — так Он сказал мне. И даже, как признался потом Барти, сослал его за газетой, которую тот обыскался. А в следующую нашу встречу заявил, что «провёл опыт», выяснив, что заклинание не работает. «Кому везет, тому петух золотом снесёт…» В тот единственный раз я скоро ушла.

— …всегда знал, что с его помощью можно творить удивительные вещи! Вы сказали — всего две капли? — врезался в мои размышления деловитый голос Слизнорта.

— Да.

— Удивительно! Жаль, что вам пришлось принять дурацкий антидот, представляю, какая жуткая дрянь. Для чистоты эксперимента следовало бы сдавать экзамен без него и засечь время. Хотя с вашими превосходными результатами мы все равно бы ничего не поняли…

— Хотите сказать, для чистоты эксперимента мне следовало бы быть тупицей? — невесело усмехнулась я.

Старый профессор даже не допускал мысли о том, что мне чуть было не поставили «Удовлетворительно» по Трансфигурации, но в последний момент мне все-таки удалось убрать треклятый ослиный хвост, по неведомой прихоти науки выросший у кастрюли, которая, в остальном, была очень даже хороша.

Слизнорт захихикал и махнул на меня пухлой розовой ладошкой с прилипшим к пальцам сахаром.

История о чудесном оживлении Селвина разлетелась среди Пожирателей, обросла живописными подробностями и все больше походила на небылицу. Беднягу величали «Мальчиком-Который-Выжил», говорили, что у нас теперь есть «собственный Гарри Поттер» и даже предлагали сделать ему шрам.

А сам Селвин стал каким-то странным, растерянным и молчаливым. Меня обходил стороной. И не только он. Некоторые сочли произошедшее жутким и неправильным.

— Но вот вы сами посудите, — обратился Слизнорт к Нарциссе. — Как изящно! Ferio. Представляете? Это темная материя. Я сначала ушам не поверил, потом заглянул в библиотеку — и точно!

— Скорее уж бытовое. Подобным заклятьем мой отец отрубал головы нашим умершим домовикам…

— Совершенно верно! — подхватил Слизнорт. — И все же, если бы сам не видел — ни за что бы не поверил.

— А я бы поверила, — чуть снисходительно протянула Нарцисса, — вы просто не видели, как катался у нас по полу Сивый, перед тем как снова стать… человеком. Поверьте, это было стоящее зрелище.

Она поймала мой страдающий взгляд и спрятала улыбку в бутоне.

«Пройдоха Слизнорт теперь никогда не отвяжется…»

— Сивый? Это тот мерзкий оборотень, нападавший на детей? Ходили слухи, что с ним покончено…

— Так и есть. Его задрали свои же собратья, — холодно кивнула Нарцисса.

И что-то в ее виде говорило о том, что на это она бы посмотрела с большим удовольствием.

— Правда? — изумилась я.

— Насколько мне известно.

«Вот так новости… Значит, его все-таки выдворили из мэнора. Ну и поделом…»

— Так что за история тогда вышла? — не сдержал любопытства заинтригованный Слизнорт.

В парке пронзительно закричал павлин. Я бросила взгляд на дорожку и вытолкала сожаление на задворки сознания.

— Темный Лорд не велел говорить об этом, — с расстановкой заявила я и снова уставилась в сторону, глядя на неуклонно ползущие проплешины теней.

— А, ну… Хм… Тогда не будем, — неохотно согласился Слизнорт.

И нам обоим пришлось утопить разочарование в остывающем чае.

Когда солнце совсем затянуло сиреневой дымкой на западе, а от воды потянуло сырой прохладой и горьковатой гнилью можжевельника, Слизнорт улизнул восвояси, а мы с Нарциссой не спеша вернулись в дом.

Настроение у меня совершенно испортилось. Я проверила настаивающееся в темноте шкафа зелье, удостоверилась, что оно не загустело и, помаявшись от скуки, легла.

Дурной и беспокойный сон смежил мне веки.

* * *

— Ну и рожу раскормили… Тут бегаешь, бегаешь, как собака, а у них вон — усиленное питание. Я бы на таких родителей жалобу подал… в Отдел контроля магических животных, — пробубнил полненький розовощекий мальчик в запачканной рубашонке, разглядывая себя в высоком старинном зеркале.

Рядом с ним маленькая болезненного вида девочка, кривясь от омерзения, неаккуратно прилаживала сбоку бант.

— М-да-с, странные у тебя представления о том, что заставляет человека думать перед смертью, — продолжил он.

— Тебя никто и не спрашивает. Главный тут — я, — ответил тощий рыжий мальчишка, хмуро ожидавший, пока третий — кудрявый темноволосый тихоня — закончит завязывать шнурки. Он нервно пощелкал блестящей крышечкой золотых карманных часов и, глянув в них, шикнул:

— Шевелитесь! Уже идут!

Дети послушно бросились к большому богато накрытому столу, устланному белоснежной скатертью с серебристой оторочкой, и забрались на высокие резные стулья. Хмурая девочка с бантом полезла под стол.

А рыжий мальчишка тем временем посматривал в щелочку неплотно закрытой двери с вороватым видом человека, предвкушающего чудесную шалость. Смекнув, он подскочил к поблескивавшему в полумраке граммофону, приладил что-то и тоже уселся за стол, как раз когда отворилась тяжёлая дверь.

На пороге показались двое мужчин в грязных мантиях с нашивками Аврората и тяжёлых сапогах. На щеках одного — темноволосого и небритого — пылали болезненные красные пятна, он был весь в поту, хотя непохоже, что стояла жара. Правильные черты второго, более молодого, исказились, выдавая бессильное стремление казаться спокойным.

За спиной у них маячил еще один мальчик в голубой рубашке. Мужчины нервно окинули взглядом просторный зал. И старший, узрев детей, испустил тяжёлый вздох. Мальчишки за столом обернулись и с интересом смотрели на вошедших, болтая ногами.

На несколько мгновений повисла абсолютная тишина, которую прервал треск граммофона, неожиданно выплюнувшего из своего зева весёлые кабачные звуки барабанов, тарелок и труб, неуместно и зловеще грянувшие в этом богатом и мрачном зале. Гости одновременно вздрогнули.

— О, ах это вы! А мы все ждём-ждем… Ужасно! Ужасно рады гостям! Нижайше просим, вот сюда, пожалуйста, — звонко поприветствовал рыжий мальчишка и указал на самый высокий помпезный стул, чем-то смахивавший на трон, и нелепо соседствующий с ним простой табурет. Будто сидений на всех не хватало и снесли все, что имелось.

Гости, поколебавшись, сели на предложенные места и оказались аккурат напротив огромного, ревевшего пламенем камина.

Я взлетал и падал, меня сбивали с ног… — весело пел граммофон.

— Кто вы такие? — тут же спросил кудрявый мальчик и нахмурился.

— Не ваше дело, — сухо ответил старший гость и сцепил руки на коленях в замок.

Второй бросил на него короткий взгляд искоса и тоже промолчал.

— О, какая жалость, кажется, это будет скучно, — протянул розовощекий мальчик, с аппетитным хрустом кусая красное яблоко, брызнувшее соком.