Надежда Пигмалиона

Глава восемьдесят четвёртая. О живых и мёртвых

Боясь, что девицу замучает враг,

Врата открывает влюбленный дурак,

Пасть бездны ему распахнулась навстречу,

Его поглотил торжествующий мрак.

Поэты говорят, что мир спасется любовью.

Но нам с тобой иной пример известен пока.

Мир залитый кровью,

Сожженный войною

Из-за любви дурака.

* * *

Колокол звенел, отсчитывая отчаянные минуты. Кто спал к тому часу — проснулись, кто был занят — бросили свои дела. Все прилипли к окнам, наблюдая удивительную картину: сверкающий молниями огромный купол раскинулся над Хогвартсом и дрожал, будто живой, под натиском заклятий. До ушей обитателей замка доносились раскаты. Невиданная гроза разразилась над замком.

К ночи у Лорда случился новый приступ тяжелее предыдущих. Он лежал совершенно неподвижно, сцепив зубы и обливаясь липким потом, который я не успевала обтирать. В голубых и белых отсветах, мелькавших за окнами, Лорд казался жемчужным. Дыхание его стало тяжёлым и шумным. Нагайна молчала, но беспокойно свивалась в петли и пробовала воздух языком. Мне казалось, что я понимаю все её мысли: «Быть может, прямо сейчас в купол летит последнее заклятье? Быть может, они уже в замке? А может, это последняя Его ночь?»

В дверь кто-то негромко постучал. Но я все равно вздрогнула, прислушалась. И Лорд каким-то чудом очнулся от этого звука и мгновение смотрел на меня затуманенным взглядом.

— Никто не должен видеть… Арта…

От его хрипловатого шепота меня снова пробила дрожь. Он будто силился подобрать какие-то слова, но больше ни единого звука не слетало с его губ. Лорд затих, а мои диагностические чары стали тревожно мерцать. Я достала спрятанную в рукаве Старшую палочку.

«Вот так и приходится делать добро из зла. Но что, если палочка не подчинится на этот раз? Что, если у него не выдержит сердце?» Лорд стыдился быть слабым. Перед своими врагами, перед слугами и даже передо мной. «А может, больше всего передо мной?»

А виновата какая-то тоненькая стена лжи, которую мы оба долго по очереди строили, разрушали и перекладывали. Стена, становившаяся всё толще и непоколебимее. Пока она чуть было не отделила меня от единственного по-настоящему родного человека в этом безобразном мире. Но вот она рухнула. А мы, как будто по привычке, продолжаем подносить камни. И поэтому Он сейчас не кричит от боли, не просит моей помощи и не желает ничего объяснять.

«Он пошёл туда из-за тебя», — подсказывал осуждающий голос совести. Я не благодарила его. Потому что знала, что благодарности этой Он не примет и не поймёт. Ведь Он желает оставить все как есть, а я готова подыграть. Вот только все вокруг от этого рушится. Гремят не громовые раскаты. Страх обступает плотным кольцом. Лучше просто сидеть вот так в продавленном старом кресле, поджав ноги, вдыхать горький дым прогоревших головешек в камине.

Светало. В этот синеватый заутренний час наконец стало тихо. Кто бы ни пытался прорваться через защиту замка — теперь он отступил. Поля и дорожки заволокло густым туманом. А может, это был дым?

Я стояла, держась за край стола и всматриваясь в бескровные веки Лорда. Тени серо-фиолетовые, как тени заката, все ярче стали расцветать под ними, и мелкий, точно ртутный, пот выступал росой. На щеках пятнами играл горячечный румянец. Но дыхание его стало ровнее и глубже.

«К чему пустые рассуждения о любви? Слова ничего не стоят. А кто назовёт ей цену? Если цена ей жизнь, то он ее заплатил. Но я все равно его спасу. Это не обсуждается. Это личное».

Подстегивая себя этими мыслями, я тихо покинула комнату и направилась искать единственного человека в замке, который также имел на все личные причины. А может, просто сбежала, опасаясь, что Лорд скоро проснётся. Тогда я ещё не знала, что никто не сбежит от своей судьбы.

Обойдя впустую половину замка, я была вынуждена спуститься в подземелья. Дверь распахнулась сразу, как я в неё постучала. Снейп стоял за ней и был в расстегнутом сюртуке и белой рубашке с распахнутым воротом. Он выглядел беззащитно. Я поняла, что никогда не видела его более разбитым, даже когда была в его доме.

Все это время моя голова была занята Лордом и собственными чувствами, я совершенно не думала о том, что происходит со Снейпом. Одной магии известно, что он чувствовал, убив того, кому долго всецело доверял не только свою жизнь, но и все стремления и надежды. Я разрушила его иллюзии, а с ними, должно быть, и все, на что он в своей жизни опирался. Снейп спас нас всех, но что ему осталось?

— Что вам нужно, мисс Руфи? Говорите быстрее или уходите, — ворвался в мои мысли его раздраженный голос.

— У вас есть сердечные настойки?

— Вам плохо с сердцем?

Его взгляд прошёлся по мне.

— Нет. Они нужны Темному Лорду.

Снейп нахмурился и молча впустил меня внутрь. Пока он звенел какими-то пузырьками в соседней комнате, я стояла и осматривала эту более чем скромную комнату. Воспоминания о моем прежнем приходе сюда, хоть и подернулись дымкой, вновь были живы. На глаза мне попалась дорожная мантия со свежеподпаленным подолом. В воздухе ещё пахло жженой шерстью. Маленькое окно под потолком. Пустая клетка. Я заглянула сквозь ржавые прутья. Там, на дне, среди пшеничных зёрен, соломы и шелухи, лежал давно высохший пыльный бутон розы. Я, сама не зная зачем, повела над ним Старшей палочкой.

— Вот, держите, и передайте Темному Лорду, что я заходил… — говорил Снейп, возвращаясь в комнату.

Звонкий потревоженный щебет разорвал тишину подземелий.

Снейп вздрогнул и замолчал, бросив пристальный взгляд на птицу, а потом на меня.

— Должно быть, там, куда вы заходили, вас встретили тепло и даже угостили Инсендио? — спросила я.

Настала короткая пауза.

— Ах, вот оно что, вы пришли меня допросить. Снова боитесь, что я наврежу Темному Лорду? Избавлюсь для верности от всех?

Снейп криво усмехнулся и сложил руки на груди.

Я лишь пожала плечами и взглянула в мутное высокое окошко, на ржавые прутья клетки, на белую птичку с одним темным пятном.

А Снейп не выдержал. Разочарование, гнев, обида, копившиеся в нем, стали рваться наружу.

— Друг наполовину — наполовину враг, так вы думаете? Что ж, можете спать спокойно и верить мне. А можете сказать Темному Лорду, и все разрешится ещё проще. Я сделал то, что должен был… А вы… Как знаете. Довольны? Если желаете других объяснений, то предупреждаю: их не будет… — говорил он медленно и раздельно, впившись взглядом в моё лицо, и казалось, что какая-то капля отделяет его от крика, от бешенства, от сумасшествия.

— Нет, я лишь хотела узнать, куда вы теперь намерены податься? — перебила я его. — И думала, что убедила вас в том, что со мной можно быть откровенным. Но да ладно… Надеюсь, Гарри не вернулся в окрестности Хогвартса. Скоро там станет очень опасно.

Опять настало долгое молчание. И пока Снейп пребывал в недоумении, я думала, как много отчаяния скрывала эта внешняя бравада. «Он стыдится, что убил близкого человека. И если не взять поводья, конь этот, пожалуй, затопчет всадника и сам сиганет в пропасть… Нужно теперь сделать так, чтобы он хотя бы думал, что с ним считаются, что его боятся и уважают, что он здесь не один…»

— Почему вы полагаете, что я уйду? — тихо спросил Снейп наконец.

— То, что вы делали... На это вас толкнули не ваши идеалы и стремление к выгоде, а только личные причины. Думаю, вы их в некотором роде разрешили. Поэтому не станете помогать Ордену, раз Гарри ничего больше не угрожает. Если он, конечно, не захочет сам продолжить войну. Служить Лорду вы не будете. Значит…

— Почему я, по-вашему, не захочу больше служить Темному Лорду? Разве не все люди — рабы по своей сути? Разве не все зависят от своих страстей, корысти, власти, богатства? Кто-то даже раб своих рабов, — он чуть дёрнул уголком рта, в подобии улыбки. — Я не уеду из Англии.

— Вас не оставят здесь в покое. Война ещё не закончилась.

Он горько усмехнулся.

— А это мне подходит. Вокруг умерло столько людей, которым точно этого не хотелось, а я все ещё жив. Столько возможностей и шансов. И все — мимо. Какая ирония. Я ходил по краю, врал в лицо Темному Лорду, потом Дамблдору, врал всем. Я предлагал себя смерти, а она побрезговала. В войне нет для меня ничего нового и страшного. А теперь я собираюсь поспать хотя бы пару часов, с вашего позволения, разумеется.

Не найдя никаких подходящих слов, я сделала несколько шагов к нему. Очень быстро, чтобы не передумать. Не струсить. И обняла его — худого, деревянного, и такого неожиданно и непривычно теплого. Ощущая под щекой грубую ткань чёрного сукна. Он так и стоял как истукан, не сопротивлялся и совсем не шевелился, будто и не дышал, только жилка на шее сильно-сильно билась.

Наконец, забрав баночки с настойками, я вышла из комнаты, ощутив, как накрывает странное чувство облегчения и разочарования, будто было решено важное дело, хотя на самом деле должно было постоянно оставаться настороже. Неужели ни у одного хозяина нет преданных и лояльных слуг, кто просто не может по преданности и лояльности сунуть нож под ребро? И опять возникло тянущее чувство потери, хотя и приобретения-то никакого пока не было, а было ощущение — как будто утренний густой туман рассеялся…

Я поднималась по лестницам из подземелий. Сначала все было по-прежнему тихо, только мои шаги. Потом в этой напряженной тишине выделился звук, другой, третий… Потом — мальчишка: вылетел весь вперед, под нижней губой — тень, вывернуто все лицо — он ревет — и от кого-то со всех ног — за ним топот… Зелёные галстуки и белые лица.

— Надо их предупредить, чтобы не ходили туда! — крикнул один из них на бегу.

Ещё не понимая, в чем проблема, я отправилась дальше, но лестницы и коридоры сами наполнялись испуганными возгласами картин, их шёпотом и негодованием: «Ужасно! Череп совершенно раздроблен… Что же такое сталось?! Чудовищно…»

Сбежав по лестнице, ведущей в вестибюль, я увидела распахнутые двери, а за ними в футах тридцати у дороги стояли спиной ко входу двое. Они смотрели под ноги. Там, на зелёной, серебрящейся от росы траве, лежали ровными рядами люди.

Я подошла молча, не решаясь нарушить оглушительную тишину, чтобы рассмотреть получше, и в ужасе замерла. В лицах убитых мне с трудом узнавались знакомые черты.

— Вернули всех до единого, — тихо сказал хриплый голос, в котором я узнала Долохова.

Он закашлялся.

— А что им, не богатые трофеи… Надо, чтобы кто-то доложил… Надо будет хоронить.

— Если есть родственники — пусть забирают и хоронят потом как героев в фамильных склепах. Остальных зарою я, — поддакнул Макнейр.

— Потом? Лучше сделать это прямо сейчас и без лишнего шума. Может статься, не будет «потом». Нет уверенности в завтрашнем дне. Какое оно будет — завтрашнее дно? — невесело усмехнулся Долохов.

— Это верно. Жизнь даётся один раз, а удается ещё реже…

Дальше слушать я не стала, бросилась прочь. Назад. Наверх. Бегом по угрюмому замку. Ворвалась в сумрачную комнату, где Лорд уже очнулся и стоял у остывающего камина, держа в руках дневник в чёрном переплёте, тот, что я однажды купила у Малфоя, так похожий на мой собственный.