Надежда Пигмалиона

Глава семьдесят пятая. О памяти и драконе

Не срывался я, хмельной,

В пустоту обвала,

Ничего того со мной

Сроду не бывало,

Не бывало до сих пор

И не будет случай —

Не бывает черных гор,

Двери не скрипучей.

И снится мне обрыв

Прямо с кручи горной,

Где сидит, глаза прикрыв,

Старый ворон черный;

Старый ворон, черный вран —

Все он ждет зевая,

Пока вытечет из ран

Кровь моя живая.

* * *

— Вот так вот конец одного человека может стать началом другого. Крепкий пацаненок. Давай выпьем за то, чтобы ему передались магические таланты матери и разум отца…

— Твоя правда, она была знатной психопаткой, но, клянусь своей палочкой, сделала бы из сына настоящего бойца. Она не Нарцисса, — качнул головой Долохов.

— Не Нарцисса. Но Рудольфус справится с этой задачей не хуже. Жаль, что о талантах младенца нельзя судить, но ему уже повезло, он — наследник двух древнейших и чистокровных родов… — отозвался Руквуд, опрокинул рюмку в рот и, поморщившись, потянулся за закуской.

— И это не гарантирует того, что он не будет сквибом. Руди сказал, колдомедики грозились, что ребенок все равно не выживет. Он и сам был против, но она захотела рискнуть. До чего странно иногда все оборачивается, верно? Замучила столько людей, но кто бы мог подумать, что из неё выйдет самоотверженная мать? Ох уж это женское упрямство.

— Ничего странного, — размахивая нацепленным на вилку огурцом, отмахнулся Руквуд. — Они все упрямые. И немудрено, им приходится спорить с самой смертью. Профессия рождать древней, чем убивать. К тому же мы не можем заставить себя хотеть того, что хорошо для нас, или того, что хорошо для других. Иногда мы хотим того, чего хотим, зная даже, что это-то нас и прикончит… Скажи, разве не бывало у тебя так, чтобы самые неподходящие вещи, вещи, которые вроде и ни к чему, становились тебе всего дороже?

— Бывало, — фаталистично дернул плечами Долохов.

— Может, наши ошибки и скверные дела есть то, что определяет нашу судьбу, то, что и выводит нас в конце концов к истине? Добру? Что, если некоторым из нас другим путем туда просто никак не добраться? Природа, то есть Смерть, всегда побеждает, но это не значит, что нам следует склоняться и пресмыкаться перед ней. Мы проклевываемся из почвы и в этой же почве исчезаем бесславно, чтобы дать прорасти другим. И, по-моему, это триумф, ведь Смерть не властвует над этим.

— Такими словами ты объяснял Темному Лорду свое фиаско с эликсиром бессмертия? — хохотнул Долохов. — «Милорд, ключ к успеху — в победах в постели?» — Он посмеялся, попытался что-то запеть, но закашлялся, ругнулся по-русски и умолк.

Я слышала эту беседу между Долоховым и Руквудом в гостиной после тризны. Все уже разошлись, остались только эти двое с полупустым графином. И я в углу. Потому что не было сил куда-то идти, и не хотелось попадаться на глаза Нарциссе.

Душно и сладко пахло вишневым сигарным дымом, свечами и печалью, которую чувствуешь желудком, пульсацией под рёбрами. На всем лежало молчаливое оцепенение. Мне было знакомо это чувство: так уходит в себя дом, когда кто-то умирает. Но я чувствовала, что там за стенами вихрилась и рвалась буря. И стоило только ступить за порог…

Мучительные сожаления терзали меня и не давали отгородиться. «А что если... что если все гораздо сложнее? Что если и в обратную сторону все тоже — правда? Потому что если от добрых намерений случается вред, то где тогда сказано, что от плохих бывает только плохое? А вдруг иногда неверный путь — самый верный? Вдруг можно ошибиться поворотом, а придешь все равно туда, куда и шел?»

Минувшей ночью я погрузилась в сон, точно корабль с пробитым бортом в море. Меня стремительно утянуло вглубь мутного темно-зелёного видения. Там был Он. А на коленях посреди гостиной стоял Барти. И казался молодым и тощим, с упавшими на глаза рыжеватыми прядками прямых волос и какой-то нездоровой бледностью беспризорника, голодно смотрящего на сердобольного лавочника. А Тот изучал его взглядом прямым и нагловатым, пока усмешка не тронула бледных губ. Он отвернулся от своего посетителя и ушел из пятна каминного света в лунную мглу перед окном. Оттуда доносился его сдержанный высокий голос:

— Ты — мой самый верный слуга… И я высоко ценю твои старания и заслуги. А потому дам тебе совет: лучший брак — не состоявшийся. А от тех, кого слишком любишь, держись подальше. Они-то тебя и прикончат. Скажу по опыту: иногда чтобы выиграть — надо проиграть. Но, я вижу в тебе, что ты не слишком ее любишь. Ничто не гнетет тебя. Ты не рвешь, не бредишь, не болеешь. И это хорошо. Потому я не буду препятствовать твоему желанию. Тебе осталось лишь добиться ее согласия… И еще присмотреть… за Северусом.

Я сидела сгорбившись в углу и смотрела на улицу. За окном догорал тревожный лихорадочно-розовый ветреный закат.

Воздух — из прозрачного чугуна. Хотелось дышать, широко разинув рот. И небо — будто больное, заляпанное, как промокашка, мягкими лиловыми кляксами. Они жухли, сливались в мглистую багряную муть, которая гасила фонари в парке, стекала красным с крыш.

Тогда мне казалось, что страшнее этого ничего не будет. Тогда я еще не знала, что случится через несколько дней. Тогда бы моя рука отдернулась от этой даты, прежде чем записать ее в дневнике. Тогда бы мне пришлось сделать усилие, чтобы заставить перо коснуться бумаги. Обычный день, который пробьет календарь ржавым гвоздем.

Несколько душных пыточных ночей после похорон не принесли облегчения. Глаза болели и закрывались. Хотелось стать демоном из старинной сказки и закричать: «поднимите мне веки!». И вот одним утром они распахнулись от тоскливых душераздирающих криков. Я заметалась, путаясь в одеяле.

— Что ты делаешь?! Замолчи!

Но Беким только смотрел на меня виновато и продолжал разевать свой блестящий зеленый клюв. Так что мне пришлось схватить его в охапку и вытолкать на улицу. Захлопнув тяжёлую раму, я без сил рухнула в кресло. Неприятная слабость разливалась по телу, ощущение засасывающей пустоты, пережитое во сне, не отпускало.

Голова снова разрывалась. Последний пузырёк с обезболивающим зельем чёрным осколком блестел на покрывале и был совершенно пуст. До обеда я промучилась, не желая мириться с неизбежным, но сдалась, почувствовав, что иначе сойду с ума.

Дверца старого шкафа скрипнула. И я недоверчиво осмотрела волшебный артефакт. Нарцисса говорила, что проблем с перемещением нет, да и Драко наведывался теперь почти каждый день. Ступив внутрь, я осторожно прикрыла дверцу. Замок щёлкнул, и наступила тьма.

Потоптавшись на месте и чихнув, я припала к маленькой щелочке света, пробивавшейся сквозь рассохшиеся доски, и с удивлением увидела, что зал вокруг уже не был комнатой мэнора.

Он оказался огромным, захламленным и отчего-то неуловимо знакомым. «Дежавю…» Хотелось осмотреться, но голова напомнила о себе, и я поспешила по узкой тропинке среди хлама на поиски Снейпа. Сделать это было бы непросто, если бы мне по пути случайно не попался Драко. Он сопровождал растрепанного и испачканного чернилами гриффиндоца— младшекурсника и выглядел довольным.

— Директор заменяет Кэрроу на занятиях, кто-то наслал на них порчу, — протянул он и с показной небрежностью махнул в сторону кабинета.

Я отправилась туда, придерживая больную голову, но замешкалась у дверей, не решаясь прервать занятие. Слышался тихий скрип перьев и едкий голос Снейпа:

— Вы шесть лет обучались защите от темных искусств, настала пора показать, что вы овладели хотя бы некоторыми азами этой науки. Лонгботтом, какими заклинаниями вы заставите противника потерять ориентацию в пространстве?

Стало совсем тихо, я приложила ухо к двери. Стул шаркнул по каменному полу.

— …э-э, извините, сэр. Что, сэр? — промямлил Невилл.

— Нет, очевидно, пора еще не настала, — раздраженно оборвал Снейп, — минус пять очков Гриффиндору и плюс три фута к заданию на дом на данную тему. Каждому. Впредь вы будете внимательнее.

Класс встретил это заявление гробовым молчанием.

— Свободны.

Но прежде чем хоть кто-то шевельнулся, двери распахнулись и из них вылетел сам Снейп.

— А вы что здесь делаете? Проснулась тяга к знаниям? — процедил он, окидывая меня своим непроницаемым взглядом.

— Я пришла за зельем… Если оно уже готово, — одними губами ответила я. Его шпильки волновали меня сейчас меньше всего.

— Следуйте за мной.

С этим он резко развернулся и, взметнув полы мантии, устремился в сторону подземелий.

Мне оставалось только поспевать за ним и проклинать каждую ступеньку на нашем пути. Несмотря на тёплую весну, внизу царили сырость и сквозняки. Неприметная дверь распахнулась перед Снейпом, и он исчез за ней, принявшись греметь стеклом у стеллажей.

Я нерешительно топталась на пороге, разглядывая это странное, будто нежилое место: истаявшие свечи, давно потухший камин и пыльные полки. Все казалось холодным и брошенным.

Единственным, что выбивалось из всей обстановки, была маленькая белая птичка, весело чирикающая в клетке, подвешенной на крючке, поближе к скупому свету, падавшему из маленького окна.

— Закройте за собой дверь, — бросил Снейп через плечо.

Я послушно шагнула в комнату, все еще глядя на невесть откуда взявшуюся здесь певицу. Мысль о том, что Снейпу могут нравиться маленькие певчие птички, была до смешного абсурдной.

— Вот. Забирайте. Но не рассчитывайте на новую порцию раньше, чем через три недели, то же самое передайте… Нарциссе.

Снейп вдруг замолчал и прислушался. Глаза его сузились. И тут я услышала за дверью знакомый голос, приветствующий кого-то из слизеринцев.

— Не говорите ему, что я тут! — прошипела я и, недолго думая, нырнула под стол.

Чары едва успели прикрыть меня, как раздался краткий стук. И дверь открылась.

— Крауч? Чем обязан такой радости? — невозмутимо спросил Снейп.

Носы коричневых ботинок Барти прокочевали в комнату и остановились совсем близко от стола, но Снейп даже не шелохнулся. Мне оставалось только слушать, как барабанит кровь в моих пылающих висках и ледяных пальцах.

— Да так, решил зайти в гости и посмотреть, как тут теперь все… Так сказать, с инспекцией, — усмехнулся вошедший.

— Вот как? Стало быть, гоблины больше не планируют восстание?

— Нет. Я умею наводить порядок, — ответил Барти, брезгливо поддев мыском ботинка валявшийся на полу черный носок. — Милый кабинет, Снейп. У прежнего директора, правда, был побольше. Боишься обидеть старого хозяина тем, что занял его место?

— В прежнем много свидетелей. Я не нуждаюсь в том, чтобы за мной присматривали, — холодно процедил Снейп.

Громко чирикнула птичка.

— А, ты, как всегда, очень печешься о репутации. Даже здесь, в школе. Зато дел немного, да? Сиди себе, жуй пастилу, пока другие бегают… — хамовато продолжал Барти. Я чувствовала, как в комнате повисло напряжение. «Не дошло бы до дуэли…» Но Снейп ответил равнодушно:

— У меня пока не было времени бегать, но если появится, обязательно загляну к тебе. А теперь, если у тебя нет ко мне вопросов, у меня есть еще дела.