Надежда Пигмалиона

Глава семьдесят четвёртая. О новой игре

Пей, пей от сердца полноты,

Покуда чувства оживятся!

Ты с дьяволом самим на «ты».

Тебе ли пламени бояться?

* * *

Берегитесь ревности, синьор.

То — чудище с зелеными глазами,

Глумящееся над своей добычей.

Сполохи розово-золотые плавают в воздухе, вспыхивают, кружатся по круглой комнате, свисают с потолка. Звон ложечки. Шелест страниц. Их восемь за круглым столом.

— Всякий раз, когда кто-то начинал делать людей умными, добрыми и благородными, то неизбежно приходил к желанию истребить их всех.

— Это потому, что все чаще, проходя мимо ростков зла, мы довольствуемся тем, что обрываем листья, но вовсе не интересуемся корнями.

— А чего вы хотите от нас, Дамблдор? Воцарения справедливости? Равенства? Всеобщего блага?

— Это недостижимо…

— Я с вами не согласен. Это очень просто достижимо. В могиле наступает справедливость и равенство для всех, — бросает горбоносый господин в сером. И глаза его блестят ярко, как отточенная сталь.

— Уверен, все здесь понимают, что разумно, а что нет. Также я уверен, что мы сможем договориться о сотрудничестве, — в голосе старого мага звучит печаль, он хмурится, глядя на собравшихся из-под густых седых бровей. — Разве что кому-то из здесь сидящих выгодно существование опаснейшего и неконтролируемого противника. В таком случае я немедленно признаю его победу и покину Англию.

— Не пылите, Дамблдор. Неужели вы считаете, что принесли нам неслыханные новости? Мы давно наблюдаем за ситуацией, — небрежно возражает человек с красным цветком в петлице.

— И она безусловно волнует нас, — подхватывает господин с пышными усами. — Но мы считаем, что это как раз тот случай, когда проблема израстет себя сама.

— Если бы вы потрудились рассмотреть проблему поближе, уверен, что вы, так же как и я, отнесли бы ее к разряду тех, в случае с которыми промедление смерти подобно, — возражает Дамблдор.

— Какой интерес нам ввязываться в это? Что получим мы за оказанную помощь?

Старик позволяет вопросу повиснуть в воздухе. В глубине голубых лукавых глаз появляется то ли тоска, то ли ожидание неизбежного. Под потолком кружится и жужжит муха. Тикают часы. Дамблдор молча поднимает голову и улыбается какой-то особенной, сожалеющей улыбкой.

— Что ж, это справедливо. Полагаю, у меня есть то, что окупит ваши старания…

* * *

Небо пустынное, далёкое, прозрачное. В холодном воздухе струятся чёрные траурные кружева деревьев.

Я — камень, сорвавшийся с горной кручи под откос с другими, и покорно лечу вниз, бешено вращаясь по пути, цепляясь за каждую знакомую ветку, развилку, уступ. Так мой разум день за днем цепляется за каждую знакомую мелочь, за хрустящий лед под ногами, за острые шпильки в волосах Нарциссы, обращаясь то к нежным голубым стенам, то к безмолвным головам статуй и черным затылкам егерей, хватается за прозрачный ледяной воздух, рвущийся из окон, за вытянутые в небо светлые иглы башен мэнора.

— Ты клюешь носом. Опять не спала?

— Спала, — одними губами отвечаю я.

— Сегодня или вчера?

На этот вопрос ответ нашёлся не сразу. Воспоминания слились и превратились в жирные тягучие серые кляксы, с желтоватыми всполохами: маргаритки в вазе, жёлтое платье, в тарелке желток, жёлтые огни Рождественских гирлянд, гнилые жёлтые зубы егеря: «Настоящий Гарри Поттер!»

«Не помню…»

— Опять болит? — не получив ответа, спросила Нарцисса.

Я мысленно простонала, проклиная ее прозорливость и постоянные вопросы.

— Да.

Словно в отместку за признание, мне снова пронзило спицей висок. Я невидяще уткнулась в страницу дневника, надеясь, что разговор окончен.

Голова болела не стихая уже несколько дней. Я не помнила, сколько их прошло, но могла сказать с уверенностью — ровно столько, сколько минуло с последнего собрания Пожирателей. В память врезалась чёрная мантия и остро очерченное белое открытых рук и угол груди. И это кривое слово сбоку. Наспех. «Крестраж». Подчеркнуто. И большая чёрная клякса, от которой я почему-то не могла оторвать взгляд.

Строки расплывались, как узкие лесные тропинки, размытые дождем. По ним уже нельзя было пройти. Я не могла прочесть написанное. «Когда я написала это? Зачем? И что оно значит?»

— У меня остался один флакончик обезболивающего, нужно попросить Северуса сделать ещё. Но все же лучше тебя обследовать, не понимаю, почему ты отказываешься. Возможно, это все еще последствия того проклятья. Северус снимет их.

— Он уже сделал все, что мог. Снейп мне не поможет. На мне нет проклятий.

«Всего лишь последствия вмешательств в память…» Я знала это наверняка. Ведь сперва я искала помощи у того, кто отлично разбирался в проклятьях.

Руквуд выслушал меня и глубокомысленно изрек: «Дискретная контрамоция иногда возникает из-за противоположных потоков времени, когда путешественник движется вдоль одной стрелы времени, а фрагменты времени — обратно, тогда контрамот, взаимодействуя с ними, знает будущее, но не помнит, что было вчера. Но у вас совсем не это…»

Вмешательства в память. Множество колдомедицинских книг сходились на этом, ведь зелья и целительная магия оказались бессильны.

— То, что ты это проверяла, еще не значит, что…

— Это не проклятье!

Собственный крик резанул слух, я вдруг отчётливо увидела перед собой озабоченное лицо Нарциссы и маленькую детскую шапочку, на которой она вручную вышивала герб. Мужской разговор, доносившийся слева стих.

Укол совести отрезвил меня и заставил вспомнить, почему я сижу здесь в приёмной гостиной, а не у себя наверху. Нарцисса не хотела оставаться одна, приглядывая за двумя субъектами странной наружности. Егеря развалились на диване и маялись бездельем уже битый час. Один то напевал фальшивым баском какой-то мотив, то принимался насвистывать и обмениваться со своим напарником короткими, отрывистыми словами, раздававшимися так странно и глухо, как будто бы они выходили из глубокой норы. Вместе они бросали говорящие взгляды на меня. Думая, что я не замечаю, и нарочно привлекая к себе внимание. Я действительно не смотрела на них. Все мы ждали, пока Макнейр и Мальсибер добьются спадения наводной личины с очередного «Гарри Поттера».

Теперь его искали и находили всюду. Лишь его призрак мешал Темному Лорду ощутить всю безраздельность своей власти. Аврорат под командованием Лестрейнджа держал в страхе не только магическое, но и маггловское население Британии, подавляя последние очаги сопротивления. Дементоры вились в небе, как стервятники, отряды егерей прочесывали леса, марионетки в Министерстве контролировали транспорт, почту и кровные узы.

Лавочки закрылись, опустели улицы. Воцарился комендантский час, но не для тех, кто привык прятаться в тенях.

— Простите, миссис Малфой, но мистер Снейп правда не сможет мне помочь.

«Лорд. Ведь это его рук дело. Но разве я решусь? Решусь подойти к нему? Сказать? Нет. Никогда»

Во мне цвела безусловная уверенность, что делать этого нельзя, и даже мое желание быть ближе не могло пересилить этого. Тем временем, мне все сложнее было отличить реальность от того, что было вчера или неделю назад, от того, чего вообще не было, потому что оно приснилось или только будет.

Я отложила перо и прикрыла глаза. Яркие солнечные блики тотчас заиграли там и сям на стёклах, столе, золотых часах. Алые, пурпурные, розовые — на абажуре, белых воротничках и потолке, украшенном розой, и в надувшейся парусом кисейной занавеси. Их семеро. Они проступают медленно сквозь тёплую искристую дымку. Их замершие, растрескавшиеся лица, ворочающиеся кругами одуревшие блестящие глаза, вывороченные протянутые руки.

Горбоносый внимательно рассматривает маленькую фотографию, задумчиво вертит между пальцев и без слов протягивает ее соседу.

— Да. Это оно.

— Немыслимо. Невозможно!

— Дамблдор, конечно, продолжил начинания своего заклятого друга и, как мы и предполагали, нашел Дары. Но откуда ему знать про НИХ?! — восклицает человек с красным цветком.

— От Фламеля, — коротко отвечает горбоносый.

— Но что если это какое-то колдовство, если он обманул нас?! — возмущается толстяк, — как мы могли проглядеть это?

— Не будем заниматься схоластикой и казуистикой. И Дамблдор прав, есть только один путь: мы должны немедленно проверить это. А что вы думаете об этом, милейший? — говорит усатый старик молодому господину со светлыми волосами. Но тот не слышит вопроса, увлеченно и благоговейно лаская скрюченными пальцами узловатую волшебную палочку, взоры его соседей также обращены к ней.

— Может, нам не стоит спешить, подождём, пока завершится то, зачем он появился? — отвечает вместо него рыжий с цветком.

— Когда оно завершится, Странник может исчезнуть, — отрезал сухо человек в сером костюме. — Мы ничего не узнаем. Нужно действовать быстро.

— Позвольте, милейший, но разумно ли приглашать в дом беду?

— А что если Дамблдор нас обманул и это не настоящая Старшая палочка? А?!

— Ну сколько можно, дайте же взглянуть, вы здесь не один! — не выдерживает

толстяк. — Да не девчонку! — Палочку!

Он небрежно отбрасывает живую фотографию молодой девушки. Толстые лоснящиеся щеки раскраснелись, глаза гневно выкатились из орбит.

— Спокойствие, господа, все посмотрят… Соблюдайте правила заседания, — примирительно говорит усатый господин

Молодой человек, поколебавшись, передает волшебный предмет по кругу.

— Палочку, разумеется, следует тщательно изучить…

— А что насчёт того, что у него есть и второй?

— Уверяю вас, даже если у него все три, они не имеют значения, если есть Странник, вы согласны со мной? — обращается горбоносый к господину в странном зелёном камзоле. Тот кивает, не отводя глаз от фотографии. Там белокурая девушка смотрит зелено, печально и светло.

* * *

Дверь разверзлась с треском и выстрелила в комнату злого, как водяной черт, Мальсибера. Он тяжёлыми шагами пересёк зал и с брезгливой гримасой на лице приказал егерям выметаться вон. Упираться они не стали и покорно поплелись к выходу.

— Долго еще к нам в дом будут тащить всяких оборванцев и утверждать, что это Гарри Поттер под оборотным зельем? Я не могу готовить дом к празднику, когда здесь постоянно творится такое, — возмущённо выговаривала Нарцисса. — У меня сестра на сносях с первенцем, а я караулю всякое отребье вместо того, чтобы быть с ней.

Мальсибер отвечал ей что-то невнятное. А я сползла со стула и, прихватив дневник, быстро ушла.

В громадном холле царила прохлада и тишина, только стук моих каблуков отдавался звонким эхом в высоких потолках, лепнине, мраморных каминах, зеркалах и люстрах. Предки Малфоев взирали на меня со стен с привычными надменными минами. Я почти миновала холл, как вдруг услышала тихий стук и повернула голову.

Там, над верхней ступенькой лестницы, ведущей в подвал, появилась голова, а затем и вся высокая сухопарая фигура. Тело, укутанное в серый плащ, плыло по воздуху. Лица у него не было. На груди серыми нитками вышита роза. Оно обогнуло меня и направилось к выходу, а я поспешно отвернулась.