Надежда Пигмалиона

— Закончилась кровь саламандры. У меня в Хогвартсе есть, но не самая свежая, мне принести или вы располагаете? — спросил он и потряс перед носом старика каким-то пустым флакончиком.

— Да, разумеется, есть немного, но свежей. Нужна именно свежая, у девочки сильная кровопотеря. Не переживай, Арта, мы тебя вылечим. Я мигом, — всполошился Слизнорт, ободряюще мне улыбнулся, пригрозил пальцем и с удивительной для его комплекции скоростью ускакал за дверь.

Снейп проводил его холодным взглядом и обратился ко мне:

— А теперь, мисс Руфи, постарайтесь вспомнить, что вы ели или пили вчера вечером?

Меня отчего-то позабавил его обычный официоз, который особенно подчёркивал мой своеобразный туалет, состоящий из бинтов, легкого халатика в бурых пятнах и пушистых пантуфель.

— А вы мне сегодня снились, — невпопад ответила я, глядя прямо в его тощее серое лицо.

Настала секундная пауза. Что-то взглянуло на меня из непроглядной черноты его глаз. Но Снейп моргнул, и оно исчезло.

— Если вы не намерены отвечать, то лучше сообщите сразу и не тратьте мое время, — профессорским тоном процедил он, приманил высокий трехногий табурет и сел. Это был плохой знак того, что разговор обещает быть долгим.

— Откуда мне помнить? У меня в голове помутилось. Кажется, выпила стакан воды из графина…

— Эту воду я уже проверил, в ней ничего нет. Но, может, вы пили что-то ещё? Подумайте хорошенько. От этого во многом будет зависеть эффективность лечения. Что бы там ни говорил Гораций про время — его на самом деле нет. Есть яды, действие которых необратимо по истечении некоторого периода.

Я тяжело вздохнула и напрягла память, силясь разогнать плотную пелену, окутывавшую весь вчерашний вечер. От этого сердце странно ухнуло, а в левый висок будто воткнули иглу. Я поморщилась и потерла виски. То ли пальцы были ужасно холодными, то ли голова горела.

— А Беллатриса была здесь вчера?

— Насколько мне известно, нет. Мадам Лестрейндж в положении, — с готовностью ответил Снейп и прищурился, будто гадал, о чем я думаю.

— Тогда не знаю. Я ничего не пила, кроме ваших зелий. Себя вы, конечно, ни в чем не подозреваете?

— Темный Лорд, разумеется, уже задал мне этот вопрос, — резонно заметил Снейп.

— И вы, разумеется, нашли убедительный ответ. Хотя вы правы, вам это вовсе не выгодно, даже ради моих мучений. У меня безоар закончился.

Зельевар вскочил и вернулся к столу, где грелся маленький котелок, в который они со Слизнортом ранее заливали мою кровь. Мне показалось, что он немного прихрамывает. Снейп сунул нос в котел, потом принялся разливать содержимое по маленьким чашечкам. Жидкость была красного цвета. Или нет. Перед глазами у меня плавали какие-то багровые круги.

— Что у вас с ногой?

— Прошу прощения? — сухо переспросил он.

— Мне показалось, что у вас что-то с ногой, — пожала плечами я.

— Вам показалось. Вот что… Примите пока это, — не поднимая глаз, указал он.

Ко мне в руки спланировал флакончик кроветворного зелья. Я выпила его не поморщившись, снова ощутив лёгкий привкус мяты.

— Мало кому удаётся отравиться во время сна в запертой комнате. Правда, вам повезло, яда в крови немного…

— Везение — мое второе имя, — слабо улыбнулась я.

Зелье принесло облегчение, только звон фарфоровой ложечки, которой Снейп помешивал варево, неприятно резал слух.

— Но это… — он осекся.

— Что это? — не выдержала я.

Снейп ответил не сразу и говорил медленно, подбирая слова:

— Яд в вашей крови не растительного и не минерального происхождения.

Я несколько раз повторила это про себя, но мозги лишь ржаво скрипели, и смысл слов упорно ускользал от меня.

— И что это значит? — тупо переспросила я.

— Это значит, что он принадлежал какому-то зверю, — сказал Снейп тоном «как ты можешь не понимать самую очевидную вещь» и наконец посмотрел на меня с таким выражением, будто произвел фурор и ждал, что я поражусь. — Мисс Руфи, ваша змея была с вами? — попытался он снова, когда понял, что я не реагирую.

«Неужели не скажет, что я умна, как пещерный тролль? Что дальше? Нарцисса в джинсах?»

— Нагайна? Нет. Со мной был только мой авгур.

— Вы уверены, что она не могла вернуться позже? Может, вы не заметили ее? — упрямо переспросил он.

— Она бы никогда не стала кусать меня, — отрезала я. — Она очень умна, сэр. «На мой взгляд, даже слишком…»

— Настолько, что стерпела бы, если бы вы, к примеру, наступили на нее?

— Настолько, что если выбирать между вами и ней, я бы скорее выбрала, что это вы меня покусали.

Огонек триумфа на его лице погас. Но в его взгляде было что-то, от чего стало неуютно. Я поежилась и облизнула кровящую губу. Ранка снова открылась. И я постоянно бередила ее языком.

— По-моему, мне уже намного лучше. Пойду еще немного отдохну, и все будет совсем в порядке.

С этим я попыталась встать. Мозг отдал приказ телу, но оно отказалось подчиняться и упало бы обратно, если бы Снейп цепко не схватил меня под руку. Так, будто зажал щипцами беглого рогатого слизня.

— У вас жар. Пойдемте. Я провожу вас. Вам следует придерживаться постельного режима, — не терпящим возражения тоном сказал он, и мы в молчании покинули лабораторию.

В доме тут и там сновали невесть откуда взявшиеся домовики в разноцветных наволочках, раздавались приказания, подхватываемые ими на лету, хрипели и охали в починяемых рамах жители портретов, щетки остервенело начищали беломраморный пол, текла и плескалась вода, словом, хозяева решили избавиться от всяких следов пребывания вчерашних гостей, и все эти звуки плавали в воздухе, до того густо насыщенном острыми, неприятно щекочущими ноздри запахами чистящих зелий, что казалось — каждое слово, каждый вздох тоже пахнет, раздирая нос.

Каким-то неведомым образом в этом мельтешении нас засек Барти и немедленно подскочил.

— Не трудись, Снейп, я провожу.

Рука зельевара еще мгновение удерживала меня, а потом соскользнула.

— Прослежу, чтобы ты по дороге еще кому-нибудь не накостыляла, — усмехнулся над ухом Барти, обдав меня теплом своего дыхания, приобнял за плечи и повёл наверх по лестнице. — Ну что, он сказал в чем дело?

— Пока не знает, говорит, какой-то зверь.

— Да? Я думал, зоопарки закрываются на ночь, видимо, Снейп сбежал. Говорил же, что не надо его подкармливать, — поерничал Барти. — Ну, а ты кого-то подозреваешь?

Я помедлила мгновенье и ответила, постаравшись, чтобы голос звучал твёрдо:

— Думаю, это ты. Ты травил меня мерзким багульником.

Этот неожиданный выпад застиг его в врасплох. Барти не на шутку растревожился. Он лихо преградил мне путь, судорожно вцепился в плечи и стал заглядывать в лицо выпученными светлыми глазами.

— Ну что ты? Что ты? Ты это брось! Я… Я ничего такого… И в мыслях не имел! — дрогнувшим голосом зачастил он. — Глупышка. Я же твой самый близкий друг! Ты дорога для меня не меньше, чем для Господина. Разве мог бы я причинить тебе вред?! Это просто духи…

— С дурманящим и привязывающим эффектом? — едко спросила я, вскинув брови и ощутив охмеляющее наслаждение то ли от его слов, то ли от испуга и слетевшего, как дым, шутовства.

— Пф-ф… Да они вовсе на тебя не подействовали. Это просто забава! Нашел среди того хлама, что мы припёрли от Горбина. И готов поспорить, это Снейп тебе наплел! Так ты его не слушай, это он из мести. Милорд меня теперь больше всех ценит, я — его самый близкий соратник. «Почти как сын» — вот Он как мне сказал! Потому Снейп зуб и точит!

Барти беспокойно облизнул губы, глядя на меня восторженно-озлобленным взглядом. На мгновение мне показалось, что я боюсь его, но он улыбнулся, и мысль эта быстро исчезла.

— Сегодня же выкину их. Все, что скажешь…

— Выкинешь эти и найдёшь другие?

— Да нет же! — горячо воскликнул Барти.

— Поклянись! — потребовала я, глядя на него со всей доступной моему жалкому виду суровостью.

— Чтоб я сдох! Так это ты мне месть готовила, а досталось тем тупицам?

— Ой, отвянь, — бросила я, стараясь сохранять серьёзность.

Затея теперь казалась совершенно детской, и признаваться в этом не хотелось.

Барти взглянул исподлобья, и на лице его показалось то выражение, которое появляется у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.

— Мы их еле опустили. Вот это номер!..

Он снова приобнял меня, продолжая восхищаться, и мы двинулись дальше. Восхождение на четвёртый этаж отняло у меня остатки сил, поэтому последние метры я практически висла на нем.

В комнате царил бардак. Это стало заметно только теперь, когда пришел «гость». И если разбросанные по креслу, комоду и стулу вещи еще можно было объяснить злостным обыском, то фантики, поломанные перья (два коричневых и одно черно-зелёное), горы пергаментов с вопросительными знаками и нелепыми рисуночками обыском объяснялись с трудом.

Я сразу вспомнила, как перед облавой несколько дней кряду искала каверзные вопросы для Лорда. У меня сломалось последнее перо, а идти к Нарциссе за другим было лень, тогда я решила взять выпавшее у Бекима. Но оно совсем не годилось для письма.

Теперь все это показалось очень далёким, словно было в другой жизни. В душе тоскливо заскреблись кошки. На глаза еще попались пара оброненных блестящих жал муховерток, которые я стащила для настойки из лаборатории, завявший цветочек, принесенный из сада, и найденная красивая шишка.

— Уютненько, — ощерился Барти, узрев все это великолепие.

Он довёл меня до кровати, взбил подушку и укрыл одеялом, разжег взмахом камин.

Я молча следила за его красноватыми руками с рыжеватыми волосками, видневшимися из-под рубашки, за его ловкими уверенными движениями, будто он делал это прежде и был готов делать всю жизнь и быть абсолютно счастливым этим, и думала о том, как приятно ощущать такую горячую и искреннюю заботу. Как ни крути, но Барти хотя бы стремился к полной честности и откровенности и мог говорить без всяких «взрослых» любезностей и обиняков. На него действительно можно было положиться. Его преданность предсказуема и незыблема. А еще он был заботливым и веселым другом.

Он придвинул кресло почти вплотную к кровати и сел. Глянул на золотые карманные часы.

— Посижу с тобой, почитаю, пока ты не уснешь. Полчасика. Можно?

— Уговорил, чертяка языкастый, — со смешком ответила я, — а что так мало?

— Господин скоро прибудет, хочу увидеть его.

«Я тоже…» Мучительная тревога всколыхнулась в моем сознании, для которой я смогла найти лишь одну причину.

— Что вы сделали с теми детьми?

— Какими детьми? — удивился он.

— Ну этих авроров.

Барти смотрел на меня непонимающе и хмурился.

— Все авроры в темнице. Милорд пока не давал никаких указаний на их счёт. Или у меня неверные сведения?

— Н-нет. Нет. Все верно. Это у меня просто… помутнение, — испугавшись, пробормотала я, — забудь об этом.

«Дурадурадурадура…»

Но Барти был слишком сообразителен, и было поздно. Он оцепенел на мгновение, и я увидела, как в глубине его глаз разгорается и пламенеет, распаляемая жестокостью и азартом, искра догадки, которую я по своей беспросветной глупости подарила ему. Он отрывисто засмеялся.