История Индии

Мухаммад ибн Касим продолжил поход вверх по реке. Брахманабад (впоследствии Мансурах), затем Алор (Рохри) и наконец Мултан — три главных города Синда — были взяты штурмом или сдались в 710–713 годах. В летописях приводится астрономическое количество жертв, но аль-Биладури и «Чач-намэ» сходятся на том, что Ибн Касим был человеком слова. Если в обмен на капитуляцию он обещал пощадить жизнь и оставить в целости храмы, то выполнял обещание. С индуистскими и буддистскими учреждениями обходились так, «как если бы это были христианские церкви, еврейские синагоги или храмы волхвов (зороастрийцев)». Был введен налог для неверных — джизья. Теперь даже брахманы и монахи-буддисты были вынуждены просить милостыню и собирать пожертвования для храмов. Ибн Касим не был тупым мясником. Вполне возможно, что когда его покровитель аль-Хаджадж умер, он впал в немилость и был отозван, «народам Индии пришлось пожалеть об этом».

Аль-Биладури поясняет, что из-за кровной вражды с новым губернатором Мухаммада ибн Касима отправили в Ирак как пленника, а там замучили до смерти. «Чач-намэ» рассказывает об этом иначе и более подробно. Оказывается, Ибн Касим захватил двух девиц — дочерей Дахира — и отправил их в Багдад, в подарок халифу Валиду. Одна из юных царевен, по имени Сурьядеви, приглянулась халифу, но когда тот попытался ее приблизить, она «решительно его отвергла». Как девушка весьма почтительно объяснила, она сочла себя недостойной царского внимания, поскольку, когда они с сестрой томились в Индии в заточении у Мухаммада ибн Касима, их уже удостоили «любезности». Халиф был очень недоволен. Ущемленный в своих любовных стремлениях, он отпустил бразды терпения и немедленно продиктовал приказ зашить злодея в шкуру и привезти в столицу.

Приказ исполнили буквально. Вот где пригодились иголки с нитками. Ибн Касима, увязанного в тюк, снабженный ярлыком, отправили в Багдад. Через два дня долгого и мучительного пути он «препоручил Богу душу и отправился в мир вечный». Когда жуткая посылка была наконец доставлена Валиду, сестер-царевен позвали засвидетельствовать справедливость халифа. Радостно осмотрели они бледный труп и заключили, что с Мухаммадом ибн Касимом обошлись по всей справедливости.

«Ибо убил он царяХинда и Синда, разорил владения наших предков и низвел нас от царского чина до положения рабского. И посему отмстив за все эти обиды, мы признаемся в ложном навете, ибо цель наша достигнута».

Так Мухаммада ибн Касима «залатали» со всех сторон. Халиф снова разгневался «и в приступе ярости разбил себе тыльную часть руки». Затем он обрек царевен на вечное заточение^{132}.

Как и большинство красивых историй, эту историки не принимают на веру, хотя с чего бы мусульманам придумывать столь лестный для неверных сюжет? К тому же эта история предлагает весьма вероятную причину опалы героического и уважаемого завоевателя Синда. Другую, такую же правдоподобную, найти непросто. Следующий арабский губернатор индийских провинций умер сразу по приезде, а его преемник не слишком повлиял на ситуацию, тем более что наступление арабов уже закончилось и сын Дахира отвоевал Брахманабад. Он же в 720 году согласился на предложение Багдада об амнистии и принял ислам, за что ему гарантировали безопасность и участие в управлении. Но, похоже, это был просто тактический маневр, потому что едва Омейядский халифат охватил кризис наследования, индусы тут же забыли и о новой вере, и о договоренности.

Вскоре сына Дахира захватил и убил Джунаид ибн Аб-дур-Рахман аль-Марри, который в 720-х годах покорил большую часть Синда и многие земли вокруг. Его преемники действовали менее успешно, и имеются сведения о том, что наместников халифа побивали союзные силы местных государей, пока арабы «снова не захватили то, что уже было в их руках, наказав окрестных мятежников». В первые годы существования Аббассидского халифата подобные события повторялись не единожды. Багдад редко контролировал провинцию целиком, пока в 870 году эмиры — наместники — не позабыли о вассальной верности халифу и не начали делить территорию между собой.

К X столетию провинция оказалась поделена между арабскими семействами. Одна из них правила в Мансурахе, на юге, вторая — в Мултане, на севере. В Мултане по-прежнему большинство населения было немусульманским. Повелители держали народ в повиновении угрозами разрушить город в случае мятежа. Если покорить народ было трудно, обратить его в ислам оказалось гораздо труднее. Языческие обычаи допускались, но лишь те, какие могли принести пользу, а прочие осуждались, и под рукой всегда было скорое правосудие, которое кончалось погромами и грабежами. Так было в Синде, так должно было стать в Хинде (то есть в Индии). Фактически правители Синда предвкушали оккупацию. Мухаммад ибн Касим прошел на восток до Канноджа, Джунаид пытал счастье в западной Индии, а другие правители могли продолжать их завоевания^{133}.

Судя по отрывочным сведениям, их опыт не был особенно удачным. Аль-Биладури говорит о завоеваниях Джунаида до самого Бхаруча в Гуджарате и Удджайна в Малве. Судя по медному блюду, найденному в Наусари, к югу от Бхаруча, арабы прошли Саураштру и проскользнули мимо Качского Ранна или обошли его кругом. Это был тот набег, который стоил Майтракам города Валлабха, когда взбесившиеся слоны разрушили храмы. Наконец арабов остановили вассалы династии Чалукьев. Случилось это в 736 году.

На пути к Раджастхану Малва и Удджайн стояли отдельными городами, к тому же довольно воинственными^{134}. В Раджастхане арабов тоже били, этим прославился молодой клан, который гораздо позже получил имя Гурджаров. Из этого можно заключить, что субконтинент перед лицом исламского нашествия не склонился с готовностью и не был столь безнадежно раздроблен, как хотелось думать британским историкам XIX века.