История Индии

«Сикх транзит глория»

В отличие от похождений Наполеона в Египте, британское завоевание Индии себя окупало. Хотя Ост-Индская компания после 1776 года все больше контролировалась и чуть ли не напрямую управлялась британским правительством, она все же оставалась концерном, далеким от офисных зданий на Лиденхолл-стрит в лондонском Сити, где сидели первые ее акционеры. Компания располагала кораблями и грузами, нанимала для их сопровождения войска, ее бюджет был хорошо сбалансирован, так что с ней приходилось считаться. До 1760 года прибыль значительно превосходила затраты. Но в последние десятилетия XVIII века, по мере того как войск требовалось все больше, коммерческая выгода терялась. Прибыль от компенсаций, податей и арендной платы от индийских государств и налоги с территорий, подчиненных непосредственно Компании, стали главным источником ее доходов, а значит, и всех британских владений. Pax Britannica.

Завоевания и захват земель со временем приносят несомненный доход, но сами по себе они затратны. Пиршество британских побед прерывалось периодами экономии, когда участники застолья отодвигали тарелки, вставали и заявляли, что уже, пожалуй, достаточно. Такие перерывы делались в основном для оценки силовых решений в отношении новых территорий и пересмотра, обычно в сторону ужесточения, финансовых требований, так называемых платежных соглашений. Действие этих соглашений на экономику сельскохозяйственной Индии оказалось весьма значительным. Здесь можно отметить, что порядок и стабильность, которые неизбежно приносило британское правление, стоили недешево. В этом смысле термин «Pax Britannica» (британский мир) логичнее переделать в «Тах Britannica» (британский налог).

Конечно, Pax Britannica не сулил устойчивый мир ни Индии, ни другим британским владениям. Чтобы увеличить доход с земель, приходилось защищать границы. Разоренные поселения жителей лесов и гор исключались из облагаемых налогом зон, а зоны эти требовалось распространить до самых дальних гор, лесов и болот. В том, что с началом века приступили к массовой вырубке лесов субконтинента^{331}, «британский топор» сыграл роль не меньшую, чем «британский налог» в разорении сельскохозяйственной экономики колониальной Индии. Экономической политике империи сопутствовали вооруженные конфликты по внешним политическим границам и по внутренним экологическим. За период, который признан временем Pax Britannica, — от наполеоновских войн до Первой мировой войны — не было ни года, чтобы британские вооруженные силы не оказались вовлечены в какой-либо конфликт.

В этой печальной статистике видное место занимает Индия. Непосредственно перед тем, что генерал-губернатор изволил назвать усмирением 1818 года (Третья англо-маратхская война), британский корпус из Индии вторгся в Индонезию и Непал. В Индонезии делами заправляли Нидерланды, под властью Наполеона оказался остров Ява, а главный султан острова «имел дерзость осквернить» дальнюю Айодхью, то есть Джакарту. Томас Стэнфорд Раффлз, назначенный генерал-губернатором острова, назвал Яву ост-индской Бенгалией. Его очень обрадовали обнаруженные на Яве древние надписи и памятники индийской культуры. Он решил, что Ява может стать отличным плацдармом для создания еще одной Британской Индии. Но вышло иначе. После Ватерлоо Яву вернули голландцам, и Раффлз отправился на другой плацдарм в Юго-Восточной Азии, а именно в Сингапур.

Британо-гуркхская война с Непалом (1814–1816) прошла менее ожесточенно, но принесла Британии горные районы, которые ныне находятся в штате Химачал-Прадеш и на северо-западе Уттар-Прадеша. В отличие от Явы, эти районы Британия удержала, и хотя доходы с них оказались ничтожными, британцы быстро оценили привлекательность дальних Гималаев. В 20-х и 30-х годах XIX века там были основаны отличные «горные станции», такие как Наинитал, Муссури, Дехрадун и, конечно, Симла. Один из лучших военных историков назвал эти поселения колыбелью политического безумия, охватившего весь Индостан^{332}.

Продолжая историю конфликта, через шесть лет после «усмирения», из-за вторжений бирманцев в Ассам началась Первая бирманская война. Возвращаясь из похода, армия завернула в Рантун. Ассам присоединили по частям с 1826 по 1838 год. В это время британские войска подавляли мелкие восстания в долине Брахмапутры и совершили поход в горы Кхаси. В то же время, в 1825–1826 годах, вторично пришлось осаждать, а затем брать штурмом джатскую крепость Бхаратпур возле Агры. В 1830–1833 годах народы Ориссы бунтовали беспрерывно. В 1830 году потребовалось новая военная операция в Майсуре, чтобы дать отпор правительству махараджи Вадияра. В 1834 году последовало вторжение в горы Курга, которое закончилось присоединением этой области на юго-западе Карнатаки. И все это, нужно заметить, уместилось в 20 лет, которые принято считать периодом мира и консолидации.

Если обернуться назад, может действительно так показаться. Кампании 30-х годов выглядят жалкими потугами в сравнении с войнами 40-х, не говоря уже о горнилах 50-х. Все войны 40-х годов разгорелись на северо-западе субконтинента. Земли, которые впоследствии отошли к Республике Индия, находились под прямым или косвенным управлением Британии. Теперь настала очередь земель, впоследствии отошедших к Пакистану.

Когда Ранджит Сингх — сикхский раджа Лахора — был после Второй маратхской войны отстранен от управления сикхскими княжествами на реке Сатледж, британская экспансия перехлестнула водораздел между Гангом и Индом и достигла сегодняшней индо-пакистанской границы. Это случилось в 1809 году, пиршество завоевания северо-запада продолжилось через поколение. К 40-м годам XIX века британская власть в Бенгалии насчитывала уже 90 лет, в Майсуре — 50. Пенджаб, Синд, Кашмир и Пограничье вряд ли можно назвать запоздалой находкой, поскольку Уэллсли «положил глаз» на Пенджаб еще на рубеже столетия. Но его опыт колониального управления в то время был куда менее богатым и, пожалуй, гораздо менее болезненным. Если вспомнить алчность Клайва в Бенгалии в первые годы британской власти, вспомнить, как Ост-Индская компания и сипаи сражались за наследие Великих Моголов, вспомнить военные и религиозные предательства во время вспышек насилия 1857 года— станет понятно, что у народов северо-запада сложилось не лучшее мнение о британском владычестве.

Они вовсе не собирались терпеть англичан или сотрудничать с ними. Но за долгую историю этих краев слишком часто через них прокатывались волны завоевателей и мигрирующих народов. И местные, в большинстве своем мусульмане, к XIX веку стали относиться к подобным явлениям прагматично. На северо-западе сикхи, как и мусульмане, легко приняли условия колониального правления. В отличие от многих индусских народов остальной Индии, они даже предпочли подписать мирный договор. Правда, в 40-х годах этого еще не произошло. Если большая часть того, что ныне называется Индией, очутилась под властью Британии посредством договоров или аннексий, то большая часть того, что ныне называется Пакистаном, была просто завоевана. Сражения здесь проходили чаще, потери были тяжелее. Северо-западный придаток британских владений достался завоевателям самой кровавой и самой сомнительной ценой.

В безумном порыве коммерческих амбиций и стратегической паранойи британские власти в 1830 году поручили генерал-губернатору лорду Уильяму Бентинку открыть на реке Инд пароходную навигацию и в то же время избавить Британскую Индию от угрозы со стороны царской России, осуществлявшей экспансию в Среднюю Азию. Несколько миссий отправились вверх по реке и в глубь материка, в Пенджаб, Афганистан и ханства Средней Азии. Писались многочисленные отчеты, публиковались красочные рассказы, предъявлялись новые «географические открытия». Осторожные умы предупреждали, что Инд уже давно «открыт», насколько позволяет его непостоянная глубина и блуждающие грязевые отмели, а говорить о русском вторжении несколько преждевременно. Они заявляли, что набеги скорее усилят враждебность местного населения. Но близкий Афганистан дразнил фантазии бюрократов и амбиции штабных генералов.

В то же время концепции Афганистана как отдельной и независимой политической единицы, а не просто буферной зоны на индо-персидской границе, недоставало твердости. С одной стороны, Кабул в самом деле был пограничной провинцией Великих Моголов. Но большая часть того, что стало Афганистаном, обычно находилась под властью персов или узбеков. Еще недавно изменчивое царство Ахмад-шаха Абдали опиралось на завоевания в Индии и все равно не продержалось долго. К 1814 году внуки шаха, один из которых уже был ослеплен, бежали из Афганистана. Сперва они закрепились в сикхском княжестве в Лахоре. Там, стараниями главным образом шаха Шуджи (зрячего), Ранджит Сингх заполучил алмаз Кохинур в обмен на защиту и покровительство. Драгоценный камень сыграл роль отнюдь не семейного проклятия, а скорее, спасительного талисмана. В 1833 году Ранджит Сингх вместе с британцами помогал шаху Шудже вернуть царство. Но попытка оказалась неудачной. Вскоре в Кабуле обосновался Дост Мухаммед, глава соседнего пуштунского клана.

Другое британское посольство в Кабуле в 1837 году хорошо отзывалось о Дост Мухаммеде. Британцы поспешили поддержать его в претензиях на Пешавар, вскоре отнятый у афганцев Ранджит Сингха. Предполагалось, что взамен Дост Мухаммед станет союзником британцев против Персии и России. Британцы очень старались, поскольку до них дошли сведения о том, что в Кабул явился русский посланник, предложивший Дост Мухаммеду от имени своего повелителя поддержку против Ранджит Сингха, если англичане это сделать откажутся.

Отчет об этих событиях кружок «безумных политиков» свалил на лорда Окленда — самого нерешительного из генерал-губернаторов — в его летней резиденции в Симле в 1838 году. Предположение о том, что Дост Мухаммед может заручиться поддержкой русских, подкреплялось «необоснованными претензиями» и «возрастающими амбициями, губительными для мира на границе с Индией». В великой спешке был заключен союз с Ранджит Сингхом и изгнанным шахом Шуджой. Дост Мухаммеда следовало сместить. На его место должен был сесть шах Шуджа. Для верности был организован еще и британский корпус, которому заодно поручили собрать контрибуцию с сикхов и афганцев. Эта «Индская армия» насчитывала около 20 000 человек, и примерно вдвое больше невоенных обеспечивали ее продвижение. В начале 1839 года они прошли 1500 км по испещренной оазисами пустыне, опустошили местные поля, прежде чем вскарабкаться в горы, в Боланский проход, откуда почти никто из них не вернулся.

Первая афганская война считается самым крупным поражением британцев на Востоке вплоть до самой Второй мировой, когда японцы, ровно через сто лет, высадились в Малайе и захватили Сингапур. И в обеих этих войнах большую часть солдат и большую часть погибших составляли индийцы, а не британцы. Человеческая трагедия Индии скрыта под грудой имперской спеси Британии. Даже те сипаи, которым посчастливилось пережить поход на Кабул, вернувшись в Индию, часто становились изгоями. «Это убивает меня!» — восклицал Сита Рам. сипай-брахман, который попал в плен, а затем бежал в Индию и был представлен как «надежный свидетель событий»^{333}. В Афганистане Сита Рам был рабом, большинство его товарищей насильно обратили в ислам, они потеряли свой кастовый статус, нарушив запрет покидать Индию. Выжившие подверглись такому остракизму, что «я почти жалел, что не остался в Кабуле, где ко мне были не столь беспощадны»^{334}. Та же предвзятость по отношению ко всему «заморскому» привела к небольшому мятежу во время Бирманской войны. Но в Афганистане ущемленное кастовое сознание не исцелилось бальзамом побед, восстановление статуса не было оплачено новыми завоеваниями. Служба в войсках Ост-Индской компании вдруг перестала быть престижной. Преданность делу компании стали проявлять реже, зато больше внимания уделялось условиям службы.