История Индии

Озарение или интерлюдия

Хумаюн, старший и любимый из детей Бабура, унаследовал престол. После победы при Панипате и Кханве его отослали в Афганистан, вновь попытать счастья в Самарканде. Попытка не удалась, хотя и не по вине Хумаюна. В 1529 году он опять появился в Индии, вероятно узнав о плохом самочувствии отца. Приехав, он сам заболел и даже оказался при смерти. В отчаянии отец молился, предлагая за выздоровление сына собственную жизнь. Для человека, поменявшего отказ от спиртного на победу при Кханве, такие сделки с Богом были в порядке вещей. Его просьба и на сей раз была услышана — отец умер, а сын выздоровел. Хумаюну было 22 года, когда Бабур нашел последнее пристанище в садах Агры, которые сам спланировал. (Впоследствии, согласно его последней воле, тело перезахоронили среди дынь и виноградников Кабула.)

Пожелав империи в Средней Азии, Бабур создал ее в Индии. Позабыв о Средней Азии, Хумаюн потерял империю в Индии. Хотя царствовал он 26 лет, едва ли 10 из них он реально правил. «Знаменитый своей мудростью, как и учтивостью, — пишет Феришта, — большую часть времени он проводил, предаваясь пирам и наслаждениям»^{233}. Подобно отцу, он был выдающимся ратником, но более капризным, более изнеженным. Он не умел ни достойно проигрывать, ни грамотно пользоваться успехом. В отличие от Бабура, он не вел личного дневника, пояснявшего его действия или бездействие. Долгие промежутки бездействия между походами некоторые объясняют пристрастием к опиуму. Бабур тоже не раз употреблял опиум вместе с различными сладостями, а Хумаюн, кажется, попал от него в зависимость.

Но первая ошибка Хумаюна состояла в том, что он доверял трем своим братьям — последующие Моголы такой ошибки не повторяли. Вместо того чтобы избавиться от них, он каждому вручил в управление часть империи. Кам-ран, получивший Кабул, прибавил к нему и Пенджаб, фактически выпавший из-под власти Бабура. Хумаюн принял это как должное, тем самым поощрив остальных братьев, Аскари и Хиндала. Оба поддерживали его, только пока им это было выгодно. В свое время каждый предпринял попытку овладеть троном.

Самая тяжелая для Хумаюна ситуация складывалась на востоке. Лоди снова захватили Джаунпур. ГЬтовился к нападению Моголов Калинджар — горная твердыня, отразившая Махмуда Газневи и приступы едва ли не каждого делийского султана. В соседней Варанаси, в крепости Чунар, сидел некто Шер-хан — афганец из клана Сур, пришедший на зов Лоди, а теперь основавший свое царство. Чтобы навести порядок в Джаунпуре, Хумаюн забросил осаду Калинджара. Но когда он собрал силы против Шер-хана, пришло известие, что Ахмед-шах. султан Гуджарата, угрожает Агре. Планы восточного похода смешались. и Шер-хан добился крупных успехов. Сделав перерыв, чтобы заложить дворец, который должен был стать сердцем нового Дели, Хумаюн повел войска на юг и запад.

За два года (1534–1536) Хумаюн совершил в Раджастхане, Малве и Гуджарате завоевания, которыми гордился бы его отец и которые впоследствии повторил его сын Акбар. Хотя султан Гуджарата и располагал мощной артиллерией, его разбили наголову, а высокие стены Манду и Чампанера, считавшиеся неприступными, успешно взяли штурмом. При Чампанере Хумаюн сам повел войско на приступ и с помощью молота и крюков взобрался по отвесной стене. Феришта пишет, что, по общему мнению, подобного приступа не упоминалось в истории мира^{234}. Затем был взят Ахмадабад, за ним Камбей, богатейший портовый город западной Индии. Этот блистательный триумф мог заложить экономическую основу империи Хумаюна, которая удвоилась в размерах. Но он отверг традиционное решение вопроса и не восстановил на престоле Ахмад-шаха в качестве своего вассала, а назначил бестолкового принца Аскари. Вернувшись в Манду, он несколько месяцев провел в компании своих фаворитов и опиумной трубки, затем отправился домой, в Агру. Все завоевания рассыпались буквально за его спиной. Аскари, которому Гуджарат казался лишь временной базой на пути к трону брата, позволил Ахмад-шаху вернуть владения, а сам тоже поспешил в Агру.

Хумаюн попенял ему, но из желания жить в мире простил брата. Затем он вернулся к семейным развлечениям — трубке и шахматам. «Он забросил все государственные дела, — пишет Феришта, — и наместники тут же воспользовались положением, отдавшись на службу к Шер-хану». В июле 1537 года Хумаюн наконец опомнился и снова отправился на восток, против афганского узурпатора. После длительной осады пал Чунар, но Шер-хана там не было. Не оказалось его и в Джаунпуре, и нигде по всему Авадху. Пока Хумаюн покорял Гуджарат, Шер-хан занимался тем же в Бихаре, а потом в Бенгалии. Только, в отличие от Хумаюна, он старался сберечь завоеванные земли. Собираясь сразить еще одного мятежника, Хумаюн внезапно обнаружил перед собой хорошо подготовленного противника, намеренного властвовать в собственном государстве. Спор между Моголами и афганцами только начинался.

В 1539 году, набродившись по Бенгалии, обе армии наконец встретились при Чаусе, между Варанаси и Патной. Хумаюн попался на военную хитрость афганцев и был разгромлен. В этой битве сам Хумаюн едва спасся, в его войске казнили каждого десятого, а мифу о непобедимости Моголов был нанесен тяжкий урон.

Через год миф и вовсе развеялся. В верхнем течении Ганга, у города Канноджа, где когда-то правили Гурджара-Пратихары, решилась судьба недолговечной империи Моголов. Неожиданно отойдя от Панипата, войско Хумаюна численностью в 40 000 человек, подкрепленное огневой мощью, было разбито армией Шер-хана, насчитывавшей 15 000 воинов и состоявшей в основном из афганской конницы. Снова Хумаюн спасал свою жизнь — и свой громадный алмаз. Не найдя ни помощи, ни даже доброго слова от бесчестных братьев, он бежал в пустыни Синда и Раджастхана, затем прибился ко двору шаха Тамаспа, иранского правителя из династии Сафавидов. К счастью, шах Тамасп любил алмазы. К Хумаюну удача еще вернется, а пока победил Шер-хан.

Афганские Суры, династически перемешавшиеся с родовитыми Моголами, вполне обоснованно притязали на трон. Иногда пятнадцатилетний период их господства рисуют как период реакции в эпоху блестящего правления Моголов. Но эта интерлюдия была богата на озарения. Шер-хан, который после победы под Чаусой взял себе царский титул Шер-шаха, правил не хуже любого из Моголов. Похождения Бабура Могола замкнулись в порочный круг, но никто не жаловался на жестокие или несправедливые дела Шер-шаха Сура. Если гений Бабура блистал на поле боя, то гений Шер-шаха проявлялся в рутине государственного управления. В книге империи, которой вскоре предстояло охватить всю Индию, голому тексту о правлении Шер-шаха отводится не менее важное место, чем ярким картинкам правления Бабура.

Как бы ни восхваляли его афганские славословы, несомненно, Шер-хан изначально был одним из скромных подданных династии Лоди с парочкой мелких феодов вблизи Варанаси. На то, чтобы возвыситься, времени потребовалось немало, и к моменту восшествия на трон ему было уже за пятьдесят. Но для того, чтобы одолеть конкурентов-афганцев, требовалось нечто большее, чем власть, которой располагали Лоди. Со времен нашествия Тутлука в XIV веке Бенгалия никому не подчинялась, и требовалось завоевать этот беспокойный край, привыкший к независимости.

После победы над Хумаюном Сур совершил походы в Пенджаб, Синд и Малву и закрепил свою власть. Планировался поход в Декан, подобный тому, что совершил Ала ад-дин Хильджи, султан, которым Шер-шах больше всех восхищался. Но правоверный, если не сказать фанатичный мусульманин, Шер-шах считал первым долгом искоренить в своих владениях поросли иной веры. Под предлогом того, что мусульманки в домах раджпутов терпят надругательства, он решил снести такие бастионы индийского сопротивления, как Джодхпур, Читор и Калинджар. Последний штурм оказался фатальным. Шер-шах преуспел там, где до него многие терпели поражение, но лишь ценой своей жизни. Ракета, направленная в крепость, срикошетила от стен и, взорвавшись, подожгла батарею ракет, готовых к запуску. Шер-шах, руководивший обстрелом, получил ужасные ожоги. Он умер через несколько часов, как раз когда доставили известие, что крепость взята.

За короткий срок (1540–1545) полностью отладить государственный механизм вряд ли возможно. «За краткое время своего энергичного правления он провел множество мер по учету доходов и организации военной армии. Моголам оставалось только их завершить»^{235}. Особенно это заметно на примере Бенгалии. Вместо того чтобы назначить полномочного наместника, который исполнял бы его волю, Шер-шах разделил провинцию на районы, в каждом из районов назначил подотчетную лично ему гражданскую, военную и духовную администрацию, в которой устроил периодическую ротацию кадров. Повсюду предпринимались усилия по сбору и учету доходов. Понемноту наводился порядок. Деревенские старейшины лично отвечали за преступления, оставшиеся безнаказанными, продажные чиновники лишались должности.

С коррупцией в армии тоже шла борьба. Взяли за правило клеймить всех боевых коней, чтобы их не подменяли более дешевыми скакунами. По этой же причине появились именные вещмешки установленного образца для каждого солдата. По всем провинциям стояли военные караулы, были построены дороги и караван-сараи. Чтобы создать хорошие условия для торговли, разогнали любителей взимать с торговцев незаконные поборы. Интересно, что сам Шер-шах занял особое место в индийской нумизматике. Он первым выпустил серебряные рупии, которые наряду с золотыми и медными монетами стали основной валютой могольского периода^{236}.

Те же процессы происходили и в архитектуре. Единственным примечательным вкладом Бабура были три мечети, не слишком оригинальные по стилю. Одна, в Панипате, прославила его победу над Лоди, хотя другая, в Айодхье, выглядит внушительнее. Историки так и не сошлись во мнениях по поводу мечети Бабура в Айодхье (Бабри Масджид). Верно ли, что она построена на месте индуистского храма, отмечавшего место рождения повелителя Рамы (по «Рамаяне»)? Какова роль Бабура в ее строительстве? С тех пор как в 1992 году в мечеть ворвались индусские фанатики с мотыгами, вовлекая в беспорядки мирное население, об этом непримечательном объекте было написано больше, чем о любом другом во всей Индии. Цитировать здесь эти записи — только наводить путаницу.

К счастью, Шер-шах оставил после себя гораздо больше памятников и о них гораздо больше известно. В Дели он расширил комплекс, начатый Хумаюном. Предположительно это место в «Махабхарате» упоминается как Индрапраштра, столица Пандавов. Сейчас оно известно под названием Пурана Кила. Еще он построил тут мечеть Кила-и-Куна, которая сохранилась только отчасти, но «ни один фасад, ни одна святыня индийской земли не сочетает в себе столько хорошего вкуса со скромностью оформления». Дж. Харл в своей книге «История искусства» проводит сравнение с работами Брунеллески, флорентийского архитектора XV века. Он пишет, что по величию, красоте и роскоши эта мечеть далеко превзошла все другие постройки эпохи Моголов^{237}.

Еще интереснее, хотя его реже посещают туристы, величественный пятиэтажный мавзолей в Сасараме, на полпути между Варанаси и Гкйей. Сюда из Калинджара были доставлены для захоронения останки Шер-шаха. Восьмиугольный, как многие из гробниц Лоди, он стоит на ступенчатом постаменте посреди озера. Как и усыпальница Гийяс ад-дина Туглукида, это оригинальная постройка. На трех ярусах расположены чаттри (беседки с колоннами и куполом), на каждом последующем этаже меньшего размера. Они напоминают амлаки храмовых башен и придают зданию изумительной красоты пирамидальный профиль. Создается впечатление, будто это не гробница, а дворец. Возможно, Шер-шаха на такую постройку вдохновил дворец в Гвалиоре — он очень им восхищался, когда стоял там с войском.