Госсмех. Сталинизм и комическое
- Автор: Евгений Добренко
- Жанр: Культурология / Искусствоведение / История: прочее
- Дата выхода: 2022
Читать книгу "Госсмех. Сталинизм и комическое"
На все это Петро отвечает:
Это и я могу. (Вынимает бумажку.) Видишь, Илья Парфеныч, квитанция, по ней я и соловьев получу, и вишни, и костюм хороший — все, что захочу. Четыреста пудов весит бумажка… (Подбрасывает ее на воздух.) И ждет все это добро хозяйку к себе, да, видно, у той хозяйки своего добра хватает. Тяжело стронуться с места.
Но если ни приданое, ни выкуп не нужны, на чем тогда строить интригу? В одной из самых популярных сталинских колхозных комедий, «Свадьбе с приданым», в основе интриги оказывается соцсоревнование. Во время смотрин один из сватов неосторожно пошутил о том, что за лучшего бригадира, «красу и гордость» колхоза, нужен выкуп, другой ответил: «Давайте приданое, тогда и выкуп получите», а третий выкрикнул, что, видимо, у колхоза невесты «своего хлебушка не хватает, раз о приданом разговор завели», председатель вспылил и заявил, что колхоз даст за невестой приданое:
Новое, Василиса Павловна! Советское, колхозное. Не разоренье для тещи, а всем на пользу. Мы нынче насчет соцсоревнования между нашими колхозами договаривались. Вашей окончательной цифры еще не знаем. А мы на круг по ячменю сто двадцать пудов с гектара обязуемся дать. Ольга Степановна по своей бригаде сто тридцать пять обязалась. Я по моей бригаде — сто сорок. Теперь она к вам уходит — вам прибыль, нам убыток. Вот я и предлагаю, хоть она от нас уйдет, — все равно по ее бригаде столько же дать, а в честь ее лично еще пять пудиков набавить. Сто сорок и по ее бригаде, и по моей. Подходящее будет приданое? <…> Только и женишок по-советски, по-колхозному ответить должен. (Обернулся к Максиму.) Ну-кось? Что в честь красавицы нашей, суженой своей, сотворишь? Какой ей подарок от тебя будет?
Жених обещает сто тридцать пудов с гектара. И тут взрывается невеста:
Ольга. Сто тридцать?! Не дашь.
Максим. Дам.
Ольга. Максим, зачем зря говорить?
Максим. Сказал — дам, значит — дам. <…>
Ольга. Максим, не можешь ты сто тридцать дать. Чтобы так скакнуть, надо всю работу у вас в колхозе сверху донизу перестроить.
Максим. Перестроим.
Ольга. К агротехнике по-другому относиться, по-научному сеять, по-научному выхаживать урожай.
Максим. Я разве спорю?
Ольга. Ты агротехнику позади машины и дисциплины ставишь.
Максим. Потому что механизация и дисциплина — это для нас главное, важнее всего сейчас.
Ольга (с возмущением). Ну вот! (Матери и Авдею.) Слышали? (Максиму.) Думаешь: приказал — и от твоего приказа в колосе не пятьдесят, а сто зерен станет? Который год вы у Черного Бора ячмень по ячменю сеете? Ну-ка, скажи?
Максим (сдерживаясь). Оля, не будем сейчас про ячмень говорить.
Ольга (пылко). Нет, будем! Почему это не будем? А о чем же разговор? Не сдержишь слово, сорвешься — и мне с тобой краснеть? Не привыкла я!
Максим. Ольга!
Ольга (всем). Вот что хотите, а не могу хвастовства терпеть! Сохой на козе пашут, а фасону-то, разговору!
Максим (опешив). Как — сохой на козе?! Прошу объяснить! <…> Что значит «сохой на козе»?! Который год тракторами пашем, конными плугами! Триеры, сеялки! Сенокосилка, молотилка! Скоро ручной труд на зерновых вовсе ликвидируем. А она о козе и сохе!
Ольга. Отсталый колхоз ваш! Отстает! Вот в каком смысле соха.
Максим. Что значит «отсталый»?
Ольга. То значит, что ни машины, ни дисциплина не помогут, если в полеводстве с наукой не считаться! А вы не хотите считаться. Сколько раз мы с тобой из-за этого спорили? Сегодня утром! Забыл? Так и будем спорить каждый день? Никогда не признаешь ошибки?
Люба. Пропал Максимушка! И нам житья не будет от такой жены.
Все в ужасе от размолвки бригадиров, кроме парторга:
Мне это дело нравится. Честное слово, нравится. Не в пяти пудах суть, а в том, что соцсоревнование у нас как воздух необходимым становится — не только формой организации труда, трудовых отношений, но и быта, всей жизни. В плоть и кровь входит. Вот что ценно.
И действительно, «входит» настолько, что реплика жениха во время сватания: «Оля, не будем сейчас про ячмень говорить» — не вызывает в зале смеха. В самом деле, когда и говорить о ячмене?
Здесь источником конфликта становится тот факт, что у главного героя сорняки на поле. Оба молодых бригадира любят друг друга, но уступить друг другу не могут. Невеста отправляется поплакать на плече у парторга. Застав ее в таком положении, герой ревнует ее до конца пьесы, когда выясняется, что парторг любит не Ольгу, а ее сестру Галю. Это недоразумение даже не выдается за конфликт. Жанровость и антипсихологизм комедии полностью снимают всякую претензию на правдоподобие. Общественное (соцсоревнование) и личное (ревность) не дополняют, но нейтрализуют друг друга. Хотя молодые разругались, это отнюдь не должно выглядеть сколько-нибудь психологически оправданным. Героиня плачется парторгу, жалуясь на возлюбленного не за его горячность, досадуя не на свою вспыльчивость, но на его производственную некомпетентность:
Муравьев. Ну-ну… успокойся. Обойдется.
Ольга (вытерев слезы). Нет, не обойдется, Александр Сергеич. Он, даже если председателем станет, все равно свое будет гнуть. Он упрямый. Дисциплина, машины… машины, дисциплина… Уперся в это, а с агротехникой не считается. Думает, тут ему фронт! Скомандовал — выросло. Чтоб высокие урожаи давать, мало агротехнику знать, надо ее любить! Всей душой! Вот как вы любите, как Авдей Спиридоныч!
Муравьев. Я одинаково люблю и агротехнику и машины. Как можно их противопоставлять?
Ольга. Правильно. И я ему все время это говорю. А он никак не поймет. Ой, как мне обидно, что он такой! До чего обидно, Александр Сергеич!
Иначе говоря, проблема в том, что оба молодых героя вынуждены выбирать между агротехникой и механизацией. Ложность этой альтернативы раскрывает им парторг.
В «Джиоконде» та же коллизия разрешается иначе. Здесь действуют взрослые и куда менее вспыльчивые люди, а производственный аспект (соцсоревнование) хотя и подчинен водевильному, обставлен некими атрибутами правдоподобия: чтобы сосватать стесняющихся признаться друг другу во взаимных чувствах уже немолодых людей (он — знатный полевод, она — бригадир), окружающие решают их разыграть: Ганне сообщают, что Назар женат, «слаб до женского полу» и у него множество детей. А когда Ганна начинает его ревновать, Назару сообщают, что она сама собирается замуж за одного из его друзей. Развязка все время откладывается из-за того, что то она ревнует его, то он ревнует ее, то не знают, кто в чей колхоз переходит, и подозревают друг в друге некие «меркантильные» поползновения…
Тема соцсоревнования колхозов постоянно вмешивается в водевильный сюжет, создавая ретардацию и поддерживая действие. В выросших из «Джиоконды» «Кубанских казаках» мотив ревности уйдет к главной паре (Ворон/Пересветова), а мотив переезда молодоженов в другой колхоз по традиции будет разыгрываться между влюбленными — субреткой и кавалером. Знаменитого полевода Ивана Коршуна, который сватает Ганну за Назара в «Джиоконде», Погодин превратит в «Кубанских казаках» в секретаря райкома, Назара — в Гордея Ворона, а Ганну Журенко — в Галину Пересветову. Даже мотив многолетней влюбленности героев (они знают друг друга восемнадцать лет) перейдет из «Джиоконды» в «Кубанские казаки».
Как мы видели, сюжетная сцепка производственной пьесы с водевилем производилась за счет увязки соцсоревнования с брачными играми. Сцепка эта действовала безотказно во всех колхозных комедиях, сюжет которых нередко только на ней и держался. Так, в «Свадьбе» Симукова, начинавшейся со смотрин, где поругались два председателя из-за поспоривших жениха и невесты о том, кто в чей колхоз переедет жить после свадьбы, раздоры между председателями продолжаются до последней сцены. Председатель колхоза, где живет будущая невеста, защищает свое хозяйство, видя в уходе передовой звеньевой «разорение»:
Людям отдых, а председателю забота. Ведь что обидно: ночей не спишь, работаешь, кадры растишь, как садовник яблоню, и вдруг на тебе — явится пацан какой-нибудь, недомерок сопливый, раз — и в дамки! И еще придется мне, старому дурню, «горько» кричать на свадьбе, кричать… ой, горько…
Подготовка к свадьбе превращается в конкурентную борьбу — настоящий рынок выгодных предложений: каждый из председателей хочет предложить паре наилучшие условия, чтобы привлечь в свой колхоз. А поскольку материальные стимулы молодых не интересуют (они передовики и потому имеют все на свои трудодни), председатель колхоза жениха пробирается в колхоз невесты переодетым и по секрету узнает, что она хочет учиться на курсах. У него тут же возникает план:
Полчаса только сейчас с ней побеседовал в секретном порядке — и уже вижу, в чем дело. Хочет учиться, а Илья, как видно, не пускает. Боится мировой славы лишиться. Ладно! Тогда мы о тебе позаботимся, Катя! Сама увидишь, где лучше — в Ермаковке или у нас, в Слободе. В райкоме поддержат. Надо продвигать кадры. Заимеем мы своего студента… А ты, Илья, пострадаешь за свою скаредность!
Но и у соперника есть такой же план привлечения молодой пары к себе в колхоз: жених тоже мечтает об учебе. Эти зеркальные приготовления до последней минуты держатся в секрете обоими председателями, что порождает множество недоразумений, и в финале разрешаются неожиданным образом: молодожены получают путевки на одни и те же курсы и должны немедленно уехать в город учиться. Но и тогда спор председателей не прекращается. Непременным соревнованием оборачивается тут все — даже разговор о музыке и литературе, переходящий в спор о «культурных запросах колхозников» и о том, кто успешнее их удовлетворяет.
Спор оказывается настолько неразрешимым, что в финале происходит почти буквальная иконизация молодоженов. На протяжении всей пьесы бывший местный богомаз и пьяница, ставший «колхозным живописцем», разрисовывает сундук для приданого невесты и в тайне ото всех создает свой подарок для молодоженов:
Безуглый. Где жить молодым! (Бросается к холсту, сдергивает его.)
Открывается картина: на земном шаре стоят Петро и Катя в венках, взявшись за руки. Над ними радуга.
Пауза.
Палага (после паузы). Краше иконы это, Митрошенька… (Кошелю.) Можно этим благословить молодых?
Неровня. Благословляй, мать. Нарисовано правильно. Мастерам новой жизни — всюду место!
Палага, Безуглый, Неровня и Кошель подымают картину, как знамя.
Оркестр играет марш.
Впереди идут, обнявшись, Петро и Катя.
Эта сцена указывает не столько на невозможность решения, какой колхоз лучше (поскольку все они один лучше другого), сколько на неустранимость конкуренции. Она подается в подчеркнуто комической форме одновременно как неустранимая и бессмысленная. В первом качестве она всячески продвигается в виде соцсоревнования; во втором — осуждается как пустые председательские амбиции. Конкуренция — воплощение дисгармонии, подлежащей замене гармонизирующим соцсоревнованием. Оно, в свою очередь, ведет к оргиастическим сценам коллективного ликования. Как правило, в этих финальных сценах водевильный сюжет редуцируется до мотивировки праздника, знаменующего собой разрешение производственной коллизии.