Белый камень в глубине колодца

— Я люблю Симочку, — мягко возразила Дина, — но она не живая. Если так надо, я, наверное, смогу отдать ее насовсем. Так надо?

Олег невольно улыбнулся, вспомнив о Наташкиных посягательствах на мамину любимую игрушку.

«Да, ты маленькая, — терпеливо отвечала Дина, на которую обиженно надутые губки, топанья ногами и демонстративно трагичные вздохи не оказывали должного воздействия, — но я не дам тебе Симочку, потому что это мой подарок. Я могу никому не давать свой подарок, если не хочу».

Похожая ситуация наблюдалась со сладостями, честно разделенными на всех. Дина не понимала, почему должна отдавать Наташке, которая стрескала свою долю, последнюю конфету, если хочет съесть ее сама. Зачем обманывать ребенка, мол, я не хочу, бери, конечно? Ведь сладкое делили поровну.

Возможно, кто-то и счел бы это «неправильным», «ненормальным», но Дина, сама того не ведая, уже научила дочь очень важным вещам: уважать чужие границы и не приносить бессмысленных жертв.

А Олег… Он не знал, можно ли любить кого-то сильнее.

— Вы, кстати, можете поиграть с ложками вдвоем. Серьезно, предложи ей.

— Если Наташа захочет разделить со мной свой подарок, — сонно пробормотала Дина.

— Захочет, поверь мне. — Он обнял ее, наслаждаясь такими редкими минутами наедине.

— Я тебя люблю. Давно не говорила.

— Сорок… девять дней?

— Шестьдесят семь. Давно.

— Я тоже люблю тебя, Дин…

Она первой услышала плач из-за неплотно прикрытой двери. Подскочила.

— Подожди. — Быстрый взгляд на часы. — Я сам уложу. Ты сиди.

Уходя, Дубровин набросил на плечи жене теплую кофту, в которую она, маленькая и хрупкая, завернулась, как в плед.

Почти невесомый сын на материнских руках, наверное, ощущался увесистым. Чего не спим, Борис Олегович? А, понятно, чего. Не переживай, сейчас всё сделаем…

Благополучно устранив «протечки», Олег напевал что-то из старого репертуара Алсу. Уж как умел. Под колыбельную дети засыпали быстрее.

На кухне Дина, поделившись кофтой, неторопливо покачивала на коленях Наташку. И тоже под песни Алсу.

Засыпать именинница категорически отказывалась, хоть и не замечала пока на столе ни сахара, ни ложек.

— Мам, вот у папы я солнышко. А у тебя я кто? Твой любимый зайчик?

— Ты не зайчик, — серьезно ответила Дина. — Ты моя любимая девочка.

А утром были подарки, шум, гам, красивое платье и торт с пятью свечками: четыре обычных и одна большая, в форме цифры четыре.

Ровно в семь утра в дверь начал ломиться «любимый зайчик» дядя Паша с цветами и классическим новогодним пакетом с башнями Кремля.

— Я тут совершенно случайно греб мимо. Дай, думаю, подгребу. Вдруг завтраком накормят?

— Как обычно, — прокомментировала Ляна, опередившая «зайчика» минут на десять. — Прикормили на свою голову.

— Ну, короче, семейные наши дары попозже подъедут, а это — лично от меня литл прызент. С днем рождения, прелесть! Расти большой, и всё такое.

— Спасибо, Втулкин. Торт будешь? — предложил Олег, наблюдая, как счастливая Наташка с новым эксклюзивным медведем на руках стремится на руки к Паше.

— Жирное и сладкое с утра пораньше? — ухмыльнулся тот. — Буду, конечно. И даже кофе с вами, противными, попью… Так, Дейенерис Новорожденная, колись, тебе сколько стукнуло: четыре или сорок четыре? Всё-таки четыре? И зачем тогда смущать дядю лишними свечками?!

Втула сверкал лысиной, фонтанировал остротами и работал ложкой активнее, чем обычно. Пожалуй, даже слишком активно.

— Как дома дела? — поинтересовался Дубровин, пересыпая в сахарницу подарочный сахар. — Как твои?

Пашин лоб планировал собраться в скорбную гармошку, но передумал и изобразил лирическую задумчивость.

— Как в анекдоте: «Сегодня мы с Абрамчиком учили новое слово “фиаско”. Потому что вчера Абрамчик выучил слово “пиздец”». — Хитрые глаза неуверенно забегали. — Слушай, друже, неудобно просить… Можно я у вас пару дней тихо посижу? А то в мастерской отоплению, по ходу, фиаско.

Олег вздохнул. Чисто технически приютить друга ему нетрудно. Одна комната всё равно пустует, и Паша прекрасно об этом знает.

— Только если тихо, на пару дней и вечером расскажешь, что случилось. Желательно, на трезвую голову.

— Да говорю же, — буркнул блудный попугай, — отоплению моему кран…

— Втулкин. Я тебя, слава богу, не первый год знаю. Кстати, не помнишь, сколько именно?

— Ну, — почесал в затылке Паша, — лет пятнадцать будет. Минус шесть… Ага, точно, пятнадцать! За это надо выпить.

— Па-а-ап, — к ним очень вовремя заглянула Наташка с короной из разноцветных прищепок на голове, — у нас паровозик не едет!

— Как ответственный работник российских железных дорог, подтверждаю: не едет, — мрачно кивнула Ляна.

— Слыхал, дядя Паша? Как раз по твою душу задание. Беги, спасай паровозик. Он рабочий, я проверял.

Олег в одиночестве сидел на разворошенной кухне и помешивал ложечкой остывающий кофе. Календарь на столе обманчиво радовал воскресеньем, но именно в это раннее февральское утро можно никуда не торопиться. Аккуратно свернутая Диной кофта лежала на диване кухонного уголка, а из высокой вазы, которую подарила невестке Татьяна Петровна, застенчиво выглядывали семь розовых пушистых гвоздик.

Подпалив Пашиной зажигалкой уже оплавленный сегодня фитилек цифры «четыре», Дубровин загадал желание и задул свечу.

2036 г.

— Вы действительно подарили ей букет из… гвоздей?

— Из гвоздик, — поправил Олег по-английски. — Хотя, согласен, на гвозди они чем-то похожи. Чего ждешь? Садись, привыкай, и поехали.

Он обошел машину, чтобы перекинуть из багажника в салон пару бутылок минералки. Летняя привычка, незаметно проросшая в повседневность.

Эта «Тойота» на его памяти уже третья. Хорошая, добротная ласточка. Но, увы, век автомобиля недолог, и эту тоже скоро придется менять.

Из подъезда вышла укутанная Наташка с рюкзаком за плечами и двумя пакетами. В одном — теплопушка, а в другой мать наверняка положила еды, чтобы дети не замерзли и не оголодали.

— Давай подвезем, — предложил Дубровин, — хоть до остановки. Одна, что ли, со всем этим потащишься?

Вместо ответа она выразительно посмотрела на машину, будто ожидая, что сейчас стекло со стороны водителя опустится. Но нет.

«Обиделся, — понял Олег, и ему стало грустно, — как пить дать, обиделся. Ладно она, но ты-то… Что, не выглянешь даже? До свидания не скажешь?»

— А Голубь, как обычно, в телефоне… Не переживай, пап, как-нибудь дотащусь, — хмыкнула дочь, собираясь пройти, как королева.

Упрямое стекло так и не опустилось. Вместо этого клацнула дверь.

— Нат, постой здесь, пожалуйста, три минуты. Я вызвал тебе такси.

Всё будет хорошо (бонус)