Белый камень в глубине колодца

Глава 39. Наследники Робина Гуда

Зима 1987 г.

Миша Чембур бросил в стекло камушек. Прислушался — во дворе было тихо.

От мороза зуб на зуб не попадал, а одевался Чембур, как назло, впопыхах. Когда торопишься спасти свою шкуру, о шапке обычно вспоминаешь на полпути к станции.

«Да что они там, спят, что ли?» — растерянно подумал Миша.

Хотя ничего удивительного в этом не было: стояла глубокая ночь.

Тихая ночь, ясная. Лунный блин нещадно «палил» Чембура, крупные звезды ехидно подмигивали с неба. Видим, мол, не спрячешься. Молись, курва.

Чембур оскалился, показал небу непристойный жест и снова нагнулся за камнем.

В конце улицы забрехала гусевская Найда. Она одна тут такая брехливая, остальные соседские, если нечего тявкнуть по делу, молчат. Второй камушек ударил в стекло так громко, что Чембур втянул голову в плечи. Пальцы ощупали оттопыренные уши — и те, и другие вконец онемели, не чувствуют ничего. Как бы самому не околеть…

Над крыльцом зажегся фонарь, заскрипел снег под чьими-то валенками. Трусливое сердце Чембура забилось быстрее. Он даже подпрыгнул: спасен!

— Кто? — хрипло спросили из-за калитки.

— Дядь Коль, открой. Помощь нужна.

Чембур наивно надеялся быть неузнанным. Все-таки пять лет прошло с тех пор, как он из Мелеховки в Москву перебрался. По говору всех разве упомнишь? Правда, кое-какие слухи о его «подвигах» и сюда могли добрести, но то ничего, ничего. Ему бы только во двор попасть.

— Мишка, ты? — безошибочно определил Николай Николаевич. Чембурское сердце бухнулось в пятки уже повторно. — А ну, пшел вон! Я бандитов не укрываю.

— Ды-ды-дядь Коль, пусти! Мне только на ночь, утром уйду. Я-а… я денег дам!

— Засунь их себе поглубже и проваливай.

— Ну, дядь Коль! — шепотом взмолился Чембур. — Меня тут искать не станут. Никто не знает, что я домой подался. Пусти, а? А я взамен, я… Я ж слыхал, что у вас… проблемы…

Николай Николаевич не дал ему соврать:

— Шуруй отсюда, кому сказал! Еще наглости хватило, домой он подался… Нам проблемы не нужны. Полезешь через забор — пристрелю. Шуруй!

— А что дед мой Валя с паханом твоим вместе воевал, ничего, да? Или забыл, как он пахана твоего на себе вынес? Нехорошо, дядь Коль. Нехорошо.

Чембур ждал. Должно было сработать, должно!

— Ах ты, ублюдок. Деда он вспомнил…

Однако калитка скрипнула. Приоткрылась. Угрюмый Николай Николаевич Ларионов в лысой шапке и ватнике посторонился, пропуская его.

Чембур ужом проскользнул во двор.

— Спасибо, дядь Коль. Век не забуду!

— Заткнись. Бомбы при себе есть?

— Да какие бомбы?! — оскорбился Миша. — Чистый я.

Он вывернул пустые карманы. Только из левого выпала на снег тощая пачка некрупных замызганных купюр, которую Чембур тут же подхватил и воровато сунул обратно.

— В бане запру, утром выпущу. Проболтаешься кому или вздумаешь вернуться — сдам в милицию. — Чембура неласково подтолкнули в спину. — Чего встал? Шуруй.

— С-спасибо, дядь Коль! Спасибо.

Баня еще не успела остыть, а укрывшись драным тулупом, который приволок Николай Николаевич, можно было переночевать почти по-царски. Еще бы пожрать принес… Однако заикнуться о еде Чембур не решился. По-собачьи вздыхая от ломоты в оживающем теле и сглатывая вязкую голодную слюну, он устроился на деревянной полке, закутался в тулуп и уснул крепко и быстро, как засыпают только люди с кристально чистой совестью — или с полным ее отсутствием.

Разбудили его под утро звук отодвигаемой щеколды и звонкий девчачий голосок. Чембур мгновенно вскочил на ноги: жизнь приучила. Подкрался к двери в предбанник, прислушался. По шагам вроде бы не хозяин. Значит, можно расслабиться.

«Эх, Натаху бы сейчас», — мечтательно подумал он.

Чембур хорошо помнил эту глазастую деваху. Длинную, несуразную и плоскую, как сушеная вобла. Все смотрела на него, когда случайно пересекались. Долго так смотрела, задумчиво. Теперь вроде должна дойти до кондиции, раз скоро замуж выдавать. Остальные же доходят.

— Нечего на него глазеть, — проскрежетал мужской голос, смутно знакомый, но звучавший так, будто говорящему наступили на горло. Ванька, не Ванька? Или все-таки Ванька? — Иди кур корми.

Чембур понял, что кина для взрослых не будет, и улегся обратно. Отвернулся к стене, набросил тулуп, попутно нащупав в потайном кармане «бабочку». Николай Николаевич, хоть и не доверял бывшему соседу, ощупывать его не стал, а Мише, который всегда отличался «странным» чувством юмора, захотелось вдруг вспомнить детство и припугнуть бывшего друга.

Дверь, скрипнув, приоткрылась. Сразу пахнуло утренним морозцем и пирожками с антоновкой.

Ванька в нерешительности топтался у порога, потом все-таки приблизился.

— Вставай, Чебурашкин. Тебе пора…

Бросок получился молниеносным, как у кобры. Вернее, Мише хотелось так думать, а на деле противник, хоть и успел среагировать, просто не сумел увернуться. Что-то глухо стукнулось об пол.

— Пикнешь — убью, су… О! — удивился Чембур, разглядев своего гостя. — Здорово, брат! А я думал, это Ванька. Поржать хотел по старой дружбе.

Разжимать руки и убирать «бабочку» он впрочем не спешил. Глаза бегали туда-сюда.

— Не знал, что ты ходишь. Молодец, уважаю.

Костино и без того бледное лицо скривилось, как от боли.

— Ножик спрячь, а то еще порежешься.

— Пожрать принесешь — тогда спрячу, — вконец обнаглел Миша, чуть ослабив захват.

Он ожидал, что Ларионов огрызнется, взбрыкнет. Не было у того в глазах ни малейшего страха, только бесконечная усталость человека, которому уже нечего бояться.

Однако Костя усмехнулся и просипел:

— Уже принес. Грабли убери, голодающий. Девку свою так в углу зажимать будешь.

Чембур разжал руки, отодвинулся. «Бабочка» вернулась на старое место, самодельная трость — к владельцу. Ларионов тем временем достал из-за пазухи кулек с еще теплыми пирожками. Тети Анины, «фирменные», вкуснее только мать покойная пекла… Чембур рванул кулек и, как голодный зверь, впился зубами в румяное тесто так, что брызнула начинка.

— Человек ты, Костян, — заявил он, заглотив выпечку в один присест. Облизнулся.

— Матери спасибо скажи. Это она всякую швалоту забесплатно кормит.

— А ты мне не дерзи! Я могу и…

— Ни хрена ты мне не сделаешь, — невозмутимо ответил Костя, присаживаясь на полку. — У самого ножик в одном месте, вот и прискакал. Ни хаты, ни денег. Разжалобил отца, думаешь, а там и Ванька про старую дружбу вспомнит. Ага, щас.

— Как он, кстати? Я слышал, после Афгана… того? — Миша проглотил очередной пирожок и выразительно коснулся маслянистым пальцем бритого виска. — Квасит по-черному.

— Слышать, значит, слышал, а с ножом все равно полез?

Чембур запоздало сообразил, что мог неслабо огрести, и развел руками. Парень он был неглупый, но о последствиях некоторых своих действий задумывался уже после их совершения.

— Поел? — Все это время Костя внимательно за ним наблюдал, крепко сжимая палку. — Тогда проваливай. Тихо, через огороды. Здесь тебе ловить нечего.

Не зная, что делать, Чембур вновь потянулся за «бабочкой», но быстро скис под насмешливым взглядом. Не боялся его Ларионов, и все тут. Нельзя бояться тех, кого презираешь.

— Что, в Москве ждут с распростертыми?

Чембур убито кивнул, схватился за лопоухую голову.

— Назад мне дорога заказана. Эх, братуха, я в такой заднице…

Костя не горел желанием слушать брехливую Мишину исповедь, да и маловато он понимал в бандитских разборках. Но от сидения в четырех стенах мозги закисли настолько, что он был рад ненадолго отвлечься от своих дум и послушать, чем живет нынешняя «молодежь».

А та теперь жила по законам стаи. Кто-то в кого-то плюнул, что-то не поделили, и грядет битва. Внутри коллектива вопросы решали мирно: дело кончалось, максимум, парой сломанных ребер, выбитым зубом или расквашенным носом. А вот предсказать исход сражения «красных» с «белыми», где «свои пацаны» мутузят банду «соседей», с которыми у вас не совпадают (или, наоборот, совпадают слишком хорошо) интересы, могут лишь единицы. Справедливо же оценить ущерб не берутся даже они, ибо чревато новым побоищем.

Так вышло, что на Чембуре сошелся свет клином в одной из спорных точек. Ну, как «сошелся»? Трения между «красными» и «белыми» (для удобства Костя мысленно называл их так) существовали давно, и локальные стычки происходили чуть ли не ежемесячно. Враги совсем оборзели: уже и на понятия плюют, и договоренности для них не договоренности. Поставить гадов на место — святое дело! Но Мишины «старшие» почему-то медлили. Может, искали повод повесомее, а может… Кто их, старшаков, разберет? Точно не Миша. Он человек простой, хоть и метит повыше. А кто сейчас не метит?

На этом месте кто-то — оказалось, что Алька — скрипнул дверью предбанника и громко окликнул Костю. Тот высунулся, показывая, что живой. Сказал, что скоро вернется, только сказку дослушает. Уж больно занятная сказка.

— Только недолго. Папа чистит ружье, а мама волнуется, — сочла нужным предупредить девочка. — И сказку ты мне потом перескажешь!

— Обязательно, — пообещал Костя. — Продолжай уже, сказочник, — обратился он к нахохленному Чембуру. — Чем все закончилось?

Вражескому лагерю тоже требовался повод для наезда, причем, желательно, с поддержкой «общественного мнения». Чембур, сам того не ведая, желая лишь оттяпать кусок повкуснее, им этот повод и предоставил, буквально на блюдечке преподнес, по глупости да из жадности подставился. Теперь Чембура ищут и чужие — отомстить, «загасить» паскуду, — и свои: опять же «загасить», чтобы не мешался, а заодно преподать урок другим орлам, дабы впредь неповадно было поперек батьки лезть. Крупной разборки по-любому не миновать, повод-то железный. Старшаки ждут не дождутся, пока им найдут Мишу…

Костя, поначалу слушавший Чембура без особого энтузиазма, оживился и принялся выспрашивать подробности конфликта. Миша охотно выложил все, что знал. Терять ему нечего, смысла скрывать никакого. И вообще никакого смысла в дальнейшей Мишиной жизни нет. Впереди у него — одна полная и беспросветная…

Для Кости, напротив, задачка постепенно обрастала недостающими условиями и подсказками. Любой бы решил, имейся на плечах голова, а в голове — элементарная логика, здравый смысл и готовность в случае чего пойти ва-банк. Теоретически пойти, само собой.

— Теперь понимаешь? — уныло вздохнул Чембур, жуя губы. — Не жилец я. От вас уйду, это верняк. Что я, не человек, что ли? Но елки-палки, как же не хочется подыхать!

Костя пока не собирался озвучивать свои смелые соображения. Медлил. Чембур всегда был с гнильцой, а как подался искать счастье, так пропал окончательно. Ножом вон угрожал без зазрения совести. Хорошо, что в баню пошел он, а не отец или кто-то из малых.

Причин, почему Косте Ларионову не стоило доверять людям в целом и конкретному экземпляру в частности, — превеликое множество. На собственной шкуре причины выписаны, не сотрешь… С другой стороны, он может спасти человека, с которым когда-то жил по соседству и родителей которого знал с раннего детства. Лучшего Ванькиного друга. Костя вспомнил, как эти двое обормотов проказничали на разные лады. Как Ванька взахлеб рассказывал о своем товарище и «клятве вечной дружбы», которую они друг другу принесли…