Белый камень в глубине колодца

Глава 45. Сказка о белом ферзе

Небо над Москвой громыхнуло аплодисментами, и на раскаленный асфальт шлепнулась первая робкая капля.

— Когда я проснулся здесь, в больнице, — Олег не стал вдаваться в подробности этого «проснулся», которые Рязанскому наверняка были известны, — я хотел одного. Жить. И благодарил кого-то за эту жизнь, с которой успел попрощаться. За то, что Дина жива, за… да за многое благодарил. Как заново родился. Уже потом наросли условия: забиться в нору, чтобы не трогали, отмести вообще все. Спокойно подумать, осмыслить и решить, как относиться ко всему этому. Кому верить, кому не верить. Кого пускать в свой дом, а кого без разговоров выкинуть за калитку. Не хотел ничего знать. Прошлое и прошлое, оно прошло, кончилось; охота вам хранить свои тайны — на здоровье, только нас не трогайте. Но потом до меня, дурака, дошло: а кто сказал, что все закончилось? Где гарантии, что завтра не явишься ты с какой-нибудь очередной махинацией? Что, засунув в воронку один раз, мне не сделают другого предложения, от которого нельзя будет отказаться? Где эти гарантии? — пристально глядя в лицо Рязанскому, задал вопрос Олег и сам же на него ответил: — А гарантий нет, Кос! Скажешь, не так? Мол, все пучком, пацанчик, ты свое отработал…

— Если тебя это успокоит, — перебил Костя, — все действительно пучком. Тебя вывели из игры, еще когда вытаскивали из подвала. Люди верят фактам, а факты таковы: наследника у меня как не было, так и нет. Тот, кто повелся на маскарад, сам дурак. Все.

— Слова, — покачал головой Дубровин. — Очередное голословное заявление, которому я не верю. Пойми, если тебе не все равно — а тебе не все равно, иначе тебя бы здесь не сидело в гордом одиночестве. Полгода назад я сорвался с места по твоей наводке, чтобы спасти свою шкуру. Толком не разобравшись, но зная, что должен тебе денег за операцию и что ты не тот человек, который поднимает бучу на пустом месте, я делал все по инструкции. Уже потом, когда позвонила мама, пытался понять, что за дичь вообще происходит. Сунулся к Регине и… Кос, я не в курсе всех подробностей, могу только предположить и снова угодить пальцем в небо, но за ошибки каждый должен расплачиваться сам. Ни семья, ни друзья, ни соседка снизу — глухая тетя Маруся, которая однажды по доброте душевной угостила пирожками. В чем виновата моя жена? Только в том, что она моя жена, а ее готовы были… у меня на глазах…

Он не мог заставить себя процитировать то, что теперь, казалось, по-живому вырезано изнутри, прочно отпечатано в памяти. Кровавая пелена возвращалась.

— Ради информации о тебе и твоих… планах. Информации, которой у меня даже не было. Не могло быть! Они… пытали бы Дину, думая, что я знаю хоть что-то. А я ничего не знал. Но им было плевать. Потому что ты… заставил их поверить, что я им нужен. Тебе это было выгодно. Они пытали бы ее, сука, ты слышишь?! Убили бы нас! Ни за что! За е*учую информацию…

— Сойди с моих лучших чувств, ты по ним топчешься.

От собственного бессилия и ужасной несправедливости Олег засадил кулаком по скамейке.

— А они у тебя есть? Сомневаюсь. Ты… монстр какой-то. Тебе же все равно, — безжизненно произнес он. — Нужна только информация. Прости, что сразу не понял.

Капли приободрились и зашлепали смелее. Олег и Рязанский все еще оставались под хлипкой защитой кроны старого каштана, однако слабый новорожденный дождь все креп и креп, отвоевывал у дерева один сухой лист за другим, настойчиво и бесцеремонно.

— Смысл не в том, чтобы с гордо поднятой головой расплачиваться за чьи-то ошибки, — сказал наконец Рязанский, — а в том, чтобы вовремя заметить грабли и отойти в сторонку, пока не звездануло по лбу. Какого хрена ты толкаешь мне жалостливые истории про «если бы» вместо того чтобы взять ктулху за жабры и вытрясти то, что тебя интересует? Обязанным себя считаешь?

— Нет, тихо радуюсь, что ты не мой отец. И что мама в конце концов осталась с человеком, который смог ей что-то дать, а не с таким…

Олег не закончил фразу и остался сидеть с приоткрытым ртом. Потому что Рязанский, которого он хотел задеть, пронять хотя бы чем-нибудь, смеялся. Жутковатым скрипучим смехом.

— Вот ведь трусливая падла, — заявил Костя, отсмеявшись. — Значит, смелости покаяться перед тобой так и не хватило. Топтался тут до последнего, ждал, пока жареный петух клюнет, не дождался и вчера вечером свинтил домой. Хотя я не удивлен. Это как раз в его духе.

— В чем покаяться? — непонимающе буркнул Олег.

Первая дождевая капля, прорвавшаяся сквозь заслон листвы, мягко стукнула его по носу.

— Тебе не приходило в голову, с какого перепуга вас с женой взяли в один и тот же день с интервалом в несколько часов, если ты высунул нос впервые за пять месяцев, а до того официально считался убитым? Даже мои люди — а среди них лаптей нет — не могут вычислить адрес за такой короткий промежуток. Нужна зацепка.

Олег задумался. Прежде он считал, что все действо было спланировано заранее, но слова Рязанского заставили усомниться.

— Они знали, что я приду к Регине, и подкараулили. В чем проблема?

— О да, и караул, периодически сменяясь, дежурил на авосе с февраля, — фыркнул Костя. — Даже если и так, в чем я лично сомневаюсь, кто в итоге навел их на твой дом?

— Может, все-таки без намеков? — разозлился Олег. — Скажи еще, что это мой отец добровольно пришел к их главарю и продиктовал адрес, которого, кстати, даже не знал!

Подобие сочувствия, впервые промелькнувшее во взгляде Рязанского, сделало только хуже.

— Все равно что продиктовал. Володя потребовал у Коршевера защитить тебя от меня, в то время как мы с Татьяной всеми доступными средствами прятали тебя от него.

Десятки разномастных вопросов петардами взрывались в голове. Олег не замечал, что дождь усилился. Подозревать отца после слова «защитить» не получалось.

— Почему? — задал он самый бестолковый и неинформативный вопрос.

Однако Рязанский понял, о чем его спрашивают.

— Володя хотел как лучше, а получилось как всегда. У тебя нет причин доверять мне, но насчет Коршевера (он же Фармацевт, он же «их главарь», он же человек, который открыл на тебя охоту и чуть не сделал чучело)… Володя уже восемнадцать лет пребывает в уверенности, что оказал Коршеверу неоценимую услугу и тот обязан ему едва ли не всем своим состоянием. Правда, наши с Фармацевтом мнения на этот счет были удивительно созвучны: все, что он с этого имел — восемь пальцев вместо десяти, годы в подполье и возможность сколотить какой-никакой тыл на случай ядерной войны со мной. Вот здесь — да, услужил так услужил.

— И он… отец не знал, что этот Фармацевт считает меня мертвым?

— Понятия не имел, — с заметным удовлетворением подтвердил Рязанский. — Представь себе ситуацию: два амбициозных дедушки почти полгода играют в шахматы. Причем в ход идет все, начиная от нардов и заканчивая сетевыми стрелялками, но оба дедушки упорно притворяются, что у них именно шахматы. В начале партии один из дедушек (назовем его Гога, хотя имя здесь особого значения не имеет, ты все равно его не знаешь) решает провернуть свою фирменную комбинацию и «съесть» ферзя противника — назовем его Рома. Рома собирается пойти конем, но в последний момент решает перестраховаться и делает рокировку. Гога, конечно, сволочь, но уже не тот, и сослепу путает ладью и ферзя. Довольный, он «ест» ладью. Рома — тоже не пальцем деланный, аккуратно продвигает ферзя вперед, замаскировав его под ладью, а съеденную ладью — под убитого ферзя. Однако наш Гога — тертый калач с прогрессирующей паранойей, которого учил играть в шахматы некто Федя, признанный мастер шахматных дел. Именно он когда-то объяснил глупому Гоге, что козырная дама в шахматах — это нормально. Гога вроде как начинает подозревать, что ошибся в расчетах и «ферзь», которого ему скормили, мог быть подставным. Он уступает ход Роме. Рома берет спасенного ферзя за маковку, но тут на Гогу внезапно налетает ветер и срывает с него шляпу. Малость охреневший Рома видит, что вместо Гоги с ним играет тот самый непревзойденный мастер Федя, который вроде как двинул кони уже… давно. Рома лично пожертвовал с пенсии две гвоздики ему на могилку. И получить бы Роме большой и жирный мат по первое число. Да только приключился с Ромой один случай еще в те времена, когда Рома хотел играть в шахматы честно, а Федя был официально жив.

Рязанский прикрыл глаза.

— Тот случай Рому многому научил. Пока живы такие, как Федя, шахматы честными не будут.

И Рома, сделав вид, что сильно удивился, всплеснул руками и тем самым перевернул доску, а пока искали в траве фигуры, своего белого ферзя Рома под шумок спрятал в потайной карман и заменил слоном. Когда наши дедушки все расставили обратно, погрозили друг другу пальчиками и продолжили партию, Рома обставил все так, будто изначально на слона и рассчитывал. А ферзь — нету его, «съели». Федя поулыбался, Рому по карманам дружески похлопал, ферзя не нашел и успокоился. Дальше в дело пошла тяжелая артиллерия вроде стрелялок, а ферзь спокойно лежал в потайном кармане. Пока не зачесался.

Иронию шахматной притчи Олег оценил. Значит, в Мюнхене зарыли безымянную «ладью» или «слона», если вообще зарыли, а не спрятали под тот же самый шумок, а «ферзя», то есть его самого, отправили по месту назначения. Умно, ничего не скажешь. С неизвестным Гогой наверняка бы сработало. Да только на месте Гоги все это время сидел Федя-Фармацевт, на которого Рома-Рязанский не рассчитывал. Остается только позавидовать находчивости Ромы. И посочувствовать «ладье» и «слону», которые попали под замес вместо «ферзя». Хотя, учитывая, что дальше шахматная партия окончательно превратилась в бои без правил, неизвестно, сколько на самом деле пострадало «фигур» и кто больше достоин сочувствия.

— Отличная сказочка. Но неужели вся эта свистопляска — из-за одного несчастного ферзя?

— Представь себе. — Костя поежился. — Пойдем-ка под крышу.

— Но ведь Рома припрятанного ферзя так и не разыграл? Хотя мог?

— Рома знал про старый Федин фетиш: откусывать головы «съеденным» фигурам и как бы воплощать метафору в жизнь. Если Федя вдруг начинал проигрывать, то разгрызал все фигуры без разбора — чужие, свои, магазинные. Испортив шахматы, Федя переходил на все, что завалялось в карманах у противника. — Заметив, что Олег вздрогнул, Костя пожал плечами и прибавил шагу. — Может, недоедал в детстве. Бывает, что поделать. У всех свои слабости.

— И все-таки, — не унимался Дубровин, — что помешало Роме сразу пустить ферзя в расход? Для них с Федей это просто шахматы! Или?..

Рязанский остановился, и Олег едва не врезался в него.

— По соседству с Ромой жила бабушка… допустим, Галя. Когда Рома и Галя были… не совсем маленькими, но помладше чем ты теперь, они собирались пожениться и вырезать из дерева собственные шахматы. У них не срослось, тебе рассказали почему.

Дождавшись неуверенного кивка, Костя продолжил:

— Галя вышла замуж за Диму, да только шахмат у них не получилось. То ли Дима был хреновым резчиком, то ли Галя не хотела с ним резать, — (Олег с трудом удержался, чтобы не съездить «Роме» по ехидной морде), — но совместных усилий Димы и Гали чудом хватило на ферзя, правда, на редкость тонкой работы. И заслуга Димы тут минимальна: чтобы вытесать «болванку», много ума не надо. Все дело в шлифовке, а за шлифовку отвечала Галя.