Белый камень в глубине колодца

Глава 11. Навстречу

Тем же вечером Динка сидела на подоконнике, свесив левую ногу и поглаживая большим пальцем теплый батарейный бок. За окном мела метель, и лампа подслеповатого фонаря выныривала откуда-то из снежного тумана расплывчатым желтым пятном. Фонарь мигал, совсем как в детстве, только в окно к Динке он больше не заглядывал. Не доставал.

Другая квартира, другой фонарь и совершенно другое чувство. Оно не давило и не пугало — оно волновало и интриговало одновременно. Точно книга, которую первый раз берешь в руки, еще не зная, что тебя ждет, но чувствуешь: что-то хорошее…

Вместо робкого поглаживания батарее достался неласковый пинок. Чем больше Динка думала о завтрашнем дне, тем сильнее волновалась и крепче пинала бедные трубы.

А вдруг он просто подшутил над ней? Вдруг бабушка не отпустит? Или, что гораздо-гораздо хуже, вдруг завтра утром придет Ляна? Тогда о прогулке можно сразу забыть и даже не заикаться: Ляна Динку из квартиры не выпустит.

Электронные часы выставили наконец четыре ломаных нуля и успокоились. Динка перестала постукивать пяткой по батарее. Выдохнула. «Завтра» стало «сегодня». Сегодня они с Олегом пойдут… куда-нибудь. Это «куда-нибудь» пугало Динку больше всего остального вместе взятого. Она боялась неопределенности.

Шаркающие шаги по пустому коридору прозвучали очень громко. Вместе с бабой Надей в Динкину комнату заглянула любопытная полоска света.

— Динара, — бабушка, когда сердилась, звала Динку полным именем, — ты на часы смотрела, окаянная? А ну-ка марш в кровать! Завтра с утра на мумию будешь похожа.

— Завтра суббота, — привычно возразила Динка, — можно долго спать.

Возразила совершенно напрасно: Надин грудью стояла за соблюдение режима. Суббота, воскресенье — подъем в шесть тридцать. Пожалуй, единственное проявление постоянства, которое Динка недолюбливала и охотно нарушала.

— Дело твое, — подозрительно легко согласилась бабушка, — но учти, пока все дела не переделаешь, из дома не выйдешь, кто бы там тебя ни ждал.

Динка недоверчиво вскинулась и едва не упала с подоконника: гипс перевесил.

— Чего глазами хлопаешь, сова? Он передо мной отчитался, — хихикнула Надин, — испросил моего величайшего согласия, обещал доставить обратно минута в минуту и в первозданном виде. Я согласие дала, так что бегом в постель! У нас косметики ни на грамм, синяки замазать и красоту нарисовать нечем. Так дохлой рыбиной и пойдешь.

Динка вспомнила свое синюшное отражение и закусила губы. Синяки не замазались бы, даже окажись у неё в руках целая косметическая фабрика. После аварии в зеркало вообще лучше не смотреть, чтобы не расстраиваться. Какая уж тут красота?

— Ложись, ложись, — скрипела Надин. — Я тебе платье отпарю и серьги найду. Только вспомню, где они валяются.

Динка послушно сползла с подоконника и забралась под холодное одеяло. Она уже привыкла откидывать его здоровой рукой.

— Так-то лучше. Все, спи.

— Баб Надь?

Надин, уже готовая закрыть дверь, вхолостую повернула ручку. Буркнула:

— Чего еще?

— Куда ты меня отпустила?

— А он и сам пока не в курсе. Как придумает, так сразу и скажет.

— Ба-буш-ка!

— Не «бабушкай». — Она прошаркала к кровати, поправила одеяло, свесившееся со стороны загипсованной руки. — Нет ему резона тебя в лесу закопать. Сходите в кино и успокоитесь, на большее вас вряд ли хватит. Пойдешь…

— Не пойду, — упрямо сказала Динка. — Как можно куда-то идти, если не знаешь куда?

— Не «можно», а нужно, — заверила ее Надин, — а то всю жизнь у окошка просидишь.

— А Ляна что скажет?

— Ты на Лянку-то не оглядывайся! — Бабушка с неожиданной для пожилого человека силой дернула тяжелое одеяло и с головой накрыла им Динку. Погрозила одеялу пальцем. — Свои мозги должны быть. А за Лянкой я пригляжу.

Надин ушла. Динка вздохнула непонятно от чего и свернулась калачиком, поджав под себя ноги. Сон не шел. В тишине слишком много звуков, а когда голова забита разрозненными мыслями — особенно. Даже ленивый скрежет Паганини (сома переселили к Динке из кухни) казался чем-то очень громким.

Из темноты, сверкнув глазами, выбрался безымянный котенок, не учтенный Надин на вечернем построении. Котенок пискляво мяукнул и полез на кровать. Динка не могла ни помочь ему, ни помешать: зверек карабкался с той стороны, где лежала загипсованная рука.

Залез все-таки. Устроился неподалеку от Динкиного гипса, придирчиво помесил лапами и заурчал. Урчание успокаивало, и Динку сразу потянуло в сон.

Незваный, но совсем не неприятный гость. Совсем как Олег… уже не Владимирович.