Белый камень в глубине колодца

Глава 29. Откуда берутся дети

Наши дни

Динка никогда не видела столько снега.

В родном городе, поочередно то замерзавшем, то оттаивавшем десятки раз за один зимне-весенний период, снега и льда было в достатке. Однако непривычно стоять именно так, на возвышении (или, как привыкла называть местная ребятня, на «горке»), и видеть перед собой сплошное белое пространство с редкими черными вкраплениями деревьев у самого горизонта и серо-зелеными — турников и футбольных ворот спортивной площадки.

Если раскопать белую массу у подножия «горки», то можно найти самую настоящую зеленую траву, которую никто не сажал — она сама выросла. Динка траву нашла и сразу закопала. Чахлая она, мятая, замерзнет еще. Пускай спит до весны.

Справа дымила трубами маленькая сельская котельная, которую сторожил дед Михалыч Степнов, их новый сосед. Он гордо называл себя «оператором», но в котельной оперировать было некого, поэтому Михалыч Степнов скучал, слушал радио и пил припрятанную под топчаном от проверок водку. Вместе с ним котельную сторожила рыжая кошка по имени Мошка, а иногда приходила дедова жена ДарьСеменна — грузная краснолицая женщина в синем платке и овечьем тулупе, насквозь пропахшем сладковато-грязным песьим запахом. Она плюхала на стол промасленный кулек с пирожками, котлетами или другой снедью для Михалыча Степнова, вываливала в грязную Мошкину миску рыбную кашу и подозрительно принюхивалась к мужу. Наученный горьким опытом дед Степнов доставал водку строго после ухода ДарьСеменны, а если та вдруг задерживалась — стоически терпел и не пил.

— Думаешь, она обо мне печется? — сопел Михалыч, выбрасывая на улицу жадную Мошку, а то «опять пережрала, зараза, еще нагадит где». — Да ниче подобного! Зять наш в райцентре за тепло ответственный. Поймают меня на рабочем месте, унюхают — Женька потом проблем не оберется. А я ж не пью, дочка. Я токмо для здоровья, одна рюмашка перед обедом. Плохо разве?

Динке нравилась котельная, несмотря на царивший здесь бедлам и огромные пыхтящие котлы. Шум становится глуше, когда закрываешь дверь в подсобку, зато сама котельная — это целая система, и работает она строго по расписанию. Динка по минутам знала, во сколько дед Степнов ходит проверять давление и температуру, куда и как записывает показания и по каким дням дает полный отчет «наверх». Михалыча она не боялась, в отличие от той же ДарьСеменны или злых мальчишек Чурсина и Захаркина. Михалыч был надежный, добрый и понятный. Совсем как Олег, только старый, желтозубый и с торчащей из дряблых щек сизо-седой щетиной. А еще у него на правой руке под указательным пальцем был нарисован военный самолет, но Михалыч почему-то утверждал, что это орел.

Динку к деду Степнову стала посылать бабушка, когда они потихоньку привели в порядок дом и наладили быт. Привыкнув держать на себе хозяйство, Надин не выносила, когда кто-то путался под ногами, а Динка, по мнению бабушки, именно путалась. Олег теперь работал в городе, приезжал поздно вечером, а иногда и дежурил по ночам. Динке работать было негде: единственной библиотекой в сельском клубе, как и всем клубом, заведовала строгая Алена Васильевна. Лишних ставок не имелось, в библиотеку мало кто ходил, и работала она, как говорили, для отчетности.

В котельной можно было играть с Мошкой, привязав в веревочке сложенную «бабочкой» обертку из-под конфеты, подметать пол в подсобке, протирать окна, чтобы не пачкались, и пить с Михалычем Степновым вкусный чай. Вода в Мелехове — просто чудо какое-то. Совсем как покупная, только гораздо вкуснее. У Динки на местной воде даже волосы перестали выпадать. Загустились, заблестели, теперь и распустить не стыдно.

— Распустила Дунька косы, а за нею все матросы, — поджимала губы Надин.

А Олег улыбался и ничего не говорил. Наверное, ему тоже смешно: какие матросы в Мелехове? Поблизости даже речки нет, не в озере же этим матросам плавать!

Сегодня Динка тащила деду Степнову обед вместо ДарьСеменны: той серьезно просквозило поясницу, и соседка не могла встать с постели. Под мышкой Динка несла завернутый в пакет термос с супом, в правой руке — полотняную сумку с судочками. Судочки гремели при ходьбе, ударяясь друг о друга.

Вокруг ни души. Хорошо. Всякий раз, проходя мимо школы, Динка оглядывалась и втягивала голову в плечи: не прогуливают ли уроки задиры Чур и Захар? Не будут ли опять бросаться в нее снежками и улюлюкать? Нет, никого, к счастью. Почему они не понимают, как это больно и обидно? Она не может с ними играть, у нее сумки, но даже без сумок бегать по снегу тяжело и непривычно. Пыталась объяснить — не понимают, смеются…

Что-то больно ударило в плечо. Снежок из мокрого снега. Динка повернула голову: так и есть, выглядывают, корчат рожи. И откуда только взялись? Противные! До котельной оставалось совсем немного. Главное, не обращать внимания и спокойно идти вперед.

— Эй, убогая! Ты куда?

Она услышала, как скрипит снег под чужими сапогами, и побежала. Второй снежок пролетел мимо. До серой кирпичной стены было рукой подать, когда позади кто-то взвизгнул и, судя по звуку, упал. Динка остановилась, обернулась. Одного из тощих подростков (кажется, Захаркина) сбило с ног снежком размером с хорошую дыню.

— Шухер! — заорал второй и бросился наутек.

Его товарища схватили за шкирку и поставили на ноги, предварительно хорошенько встряхнув. Динка застыла на месте: потерявшему шапку, с мокрыми пятнами на коленках Захаркину что-то убежденно втолковывал Олег. Захаркин дрожал, но кивал. Наконец, мальчишка оказался на свободе и помчался вслед за товарищем, на бегу крикнув что-то грубое и наверняка обидное.

— Наивные, — вздохнул Дубровин, стряхивая с перчаток налипший снег. — Думают, не найду. Живу рядом со Степновыми — и кого-то не найду.

— Что ты тут делаешь? — спросила Динка, подходя. — У тебя же сегодня смена.

— Поменялся. Ты мне лучше скажи, что ты тут делаешь?

— К Михалычу иду. — Она показала Олегу термос и сумку.

— А он не оборзел? Дай сюда. — Дубровин в три больших прыжка оказался у входа в котельную и забарабанил в дверь. — Михалыч, открывай! Дело есть на десять литров.

Щелкнула задвижка, и на свет высунулся сонный дед Степнов в замызганной тельняшке и спортивных штанах. Мимо него прошмыгнула хитрая Мошка, заметила Динку и принялась тереться о ноги.

— Че трезвонишь? — спросил Михалыч, зевая.

— Да ниче, блин! Тебе окна для чего? — набросился на него Олег. — Заимел себе курьера — так хотя бы следи, чтобы ее не трогали! Ходит одна, лес в двух шагах… Мне одному кажется, что это ненормально?!

— Тебе одному, — подтвердил Михалыч. — В Мелехове маньяков отродясь не было, алкаши в лес не суются. Рядом школа, детский сад. Чего тебя не устраивает?

— Олег, все хорошо, мне бабушка разрешает, — робко вмешалась Динка.

— С бабушкой я еще поговорю. На! — Он сунул деду гостинцы от ДарьСеменны. — Приятного аппетита! Мы домой. Вечером зайду в гости, разговор есть.

— Да заходи, — пожал плечами все такой же невозмутимый Степнов. — Баню натопить?

— Топи, — буркнул Олег и потянул за собой Динку. — На здоровье!

— Спасибо, ребятки. Мошка, дура, пошли жрать, а то остынет. — И оператор с рыжей напарницей скрылись в недрах котельной.

Олег и Динка возвращались домой. Вскарабкались по «горке», прошли через школьный двор, чтобы срезать путь. Когда тишину весеннего мелеховского полудня прорезала трель звонка и во двор посыпались школьники, Динка вся подобралась и зашагала быстрее.

Дубровин это заметил.

— И давно они в тебя кидаются?

— Как в первый раз сюда пришла, так и начали, — простодушно ответила Динка.

— Уроды! Другой вопрос: когда ты в первый раз сюда пришла?

Олег явно злился, но непонятно, на нее, на мальчишек или до сих пор на Михалыча. В последнее время Олег злился слишком часто, по любому поводу. Даже (подумать только!) спорил с Надин.

— Я не помню. Разве это важно? Все же хорошо.

Динка взяла его за руку в наивной попытке задобрить. Дубровин задобриться не захотел.

— Я одного не могу понять: почему ты молчала? Мороза ни хрена нет, снег мокрый. Они тебе за здорово живешь глаз могут выбить, а ты молчишь! Раньше не молчала…

— Когда мы с тобой последний раз говорили, я не молчала. Они просто дети, они не понимают, что снегом можно выбить глаз. Для них это просто такая игра.

— Игра, — повторил Олег с неприязнью и пнул ни в чем не повинный камушек, случайно попавшийся ему на пути. — Отличная игра! И тебе нравится участвовать в ней?

— Не нравится. Это больно.

Он неожиданно остановился и крепко обнял Динку. Та с радостью уткнулась носом в знакомое пальто. Они прожили в Мелехове бок о бок уже почти месяц, но виделись гораздо реже, чем после появления уставшего, простуженного Олега на пороге Кудряшовской квартиры холодным февральским вечером.

Денег в той «киношной» пачке осталось достаточно, однако совсем не работать Дубровин не мог. Без дипломов, рекомендаций и прочих подтверждений своих заслуг выбирать особо не приходилось: куда приняли, туда и пошел. Зато не всякое рекламное агентство может похвастаться охранником со знанием трех языков, помимо родного.

Да уж, не об этом он мечтал, когда собирался уйти от Руденко.

— Дин, прости меня, ладно? Я обещаю, этот дурдом закончится и можно будет найти работу с нормальным графиком. Вернуться к прежней жизни. Должно же это когда-нибудь закончиться! Больше не придется мыться в тазике, неделю сидеть без электричества, и можно будет… Тебе смешно?

— Мы иногда месяц без электричества сидели, — без улыбки пояснила Динка. — Потом месяц — без газа, потом — без воды, и так по очереди. Неудобно, конечно, что здесь ванной нет, зато тепло. Не приходится, как в других деревнях, печку дровами топить. Михалыч мне рассказывал, что в Мелеховке ни газа, ни света совсем нет и воду до сих пор достают из колодцев, представляешь?

Они расцепили руки. Стоять в обнимку посреди Мелехова, где все друг друга знают (а если пока не знают, то это лишь вопрос времени), было небезопасно.

— Так то в Мелеховке, — протянул Олег. — Там же от силы человек десять живет, если не меньше. Чернобыль местный, блин. Дома стоят пустые, окна без стекол, заборы косые, трухлявые. Едешь по улице, и никого. Жуть, в общем. Извини, я…

— Ты устал, я понимаю. Вот так сразу далеко уезжать — это тяжело. Я до сих пор не могу привыкнуть к нашему дому здесь. Очень не хватает Ляны.

— Да, Ляны не хватает, — согласился Олег вполне искренне. — Она, кстати, звонила утром. Передавала привет, спрашивала, как ты. Тоже скучает, слышно по голосу.

— Как бы я хотела слышать по голосу, — прошептала Динка.

Хорошо это или плохо, но до встречи с Дубровиным она никогда всерьез не огорчалась, что другая. Ей комфортно жилось в маленьком мирке из трех человек, десятка котят и одного поющего сома — мирке, где все так или иначе подстраивались под нее. Были, разумеется, коллеги по работе, но ведь коллеги — это чужие люди. Как говорила бабушка (и позже объяснил смысл выражения Олег), ей с ними детей не крестить.

С появлением в Динкиной жизни Дубровина мир стал чуточку шире. Совсем чуточку, вот только эта «чуточка» заставляла меняться. Многие вещи теперь воспринимались иначе.