Белый камень в глубине колодца

Глава 22. Яблоко (не)согласия

Олег лежал на Динкиной кровати, рассматривал застарелые трещины на потолке и думал. Не о трещинах, разумеется, хотя их не мешало бы замазать.

Предмет Олеговых дум валялся у него в ногах. Желтая пластиковая папка, а в папке — новая жизнь, купленная неизвестно кем и непонятно для чего. Все чин чинарем: российский паспорт на чужое имя, всевозможные полисы, снилсы-хренилсы, полный пакет документов на машину, увесистая, киношная какая-то пачка денег (спасибо, что не дипломат с миллионом долларов) и, собственно, камень преткновения — документы на дом в Рязанской области. Село Мелехово, улица Садовая, дом такой-то. Олег теперь даже знает, где это: в заботливо приложенном атласе автомобильных дорог посмотрел.

Он раздраженно хлопнул ладонью по покрывалу. Это уже ни в какие ворота не лезет!

Документы Дубровину передала мать. Крадучись, проскользнула рано утром в маленькую церковку, где в пономарской (так это, кажется, называется) дремал, ссутулившись на лавке, Олег. Обняла поспешно, посетовала, как он похудел, заверила, что с отцом все в порядке, и полезла в сумку за треклятой желтой папкой.

Дубровина шокировало не столько известие, что он теперь хозяин дома в Рязанской области, сколько уже свершившаяся продажа жилплощади «покойного». Мама прилетала именно за тем, чтобы по-быстрому продать его квартиру, и завтра же возвращалась обратно в Мюнхен.

— Пойми, у Константина Николаевича нет лишних денег, чтобы оплачивать еще и мои расходы в Германии. — Татьяна не выпускала руки сына из своих рук. Черная траурная повязка на голове сильно ее старила. — Планы изменились, тебе сейчас лучше быть подальше отсюда. Этот дом…

— Мама, какой дом? Какие планы?! Ты можешь нормально объяснить, что происходит?

— Олег…

— Зачем вся эта чехарда в Мюнхене? Хорошо, допустим, я уже догадался, что там должны были грохнуть или даже грохнули меня. — Олег выпустил ее похолодевшие руки, потянул с головы шапку. — Не спрашиваю как. Скажи: кому это надо? И каким боком здесь Рязанский?

— Сынок, — голос Татьяны Петровны посуровел, — сейчас это нужно принять просто как данность. Думаешь, мы с твоим отцом стали бы нарочно тебя подставлять? Но в этой ситуации гораздо безопаснее быть мертвым, чем живым. Володя до сих пор поперек горла многим…

— Да он с кровати без чужой помощи встать не может! Какое, блин, горло?! О чем ты?

Выражение материнского лица Дубровину совсем не понравилось.

— Ма, это бред, — пытался достучаться до нее Олег. — Ну бред же.

— Взгляни на это с другой стороны. У тебя есть возможность начать новую жизнь…

Олег нервно засмеялся, и Татьяна сообразила, какую глупость сморозила. Логические дыры в ее версии сын определил с ходу — видела по глазам. У него дедовы глаза: умные, ясные, только упрямые до крайности. Непокорные: «Врешь мне? Ну, ври, ври. Я проглочу, но всё равно поступлю по-своему».

Ей оставалось только продолжать врать и забалтывать его, пока сын не сдастся.

— А вы? — не сдавался Дубровин. — Что будет с тобой? С батей?

— За нас не беспокойся. Думай о себе. Тебе нужно уехать…

Она сбивчивым шепотом передавала ему Костины инструкции. Олег слушал вполуха и качал стриженой головой, повторяя время от времени: «Бред, ну и бред».

— Скажи, что ты знаешь, что делаешь, а не просто пляшешь под дудку Рязанского, — попросил он, обнимая мать.

Потянулся к дурацкой повязке-фикции — убрать долой, но Татьяна деликатно отвела в сторону его руку.

— Знаю, милый, знаю. Не сердись на нас с папой, ладно?

Детский сад. Как с пацаном слюнявым.

По дороге домой (забавно, но за ту неделю, что он жил у Кудряшовых, крохотная квартирка и впрямь заменила ему дом) Олег выстраивал из новых «кирпичиков» совершенно невероятную версию происходящего.

И мать, и Кос старательно льют ему в уши. Знакомы они были если не задолго, то уж точно до того, как Владимир Алексеевич и Рязанский стали партнерам. Налицо явное взаимопонимание, какого не бывает между случайными людьми, которые и видели-то друг друга пару раз, на деловых вечеринках.

Когда с отцом случилась беда, мама пошла прямиком к Рязанскому — последнему, казалось бы, человеку, который мог протянуть ей руку помощи. Олег и раньше рассматривал этот вариант, но как-то отбрасывал. Не могла Татьяна Петровна Дубровина «налево» ходить, не могла! Значит, либо Кос ей должен, либо…

Задумавшись, Олег чуть не проехал свою остановку.

Поднявшись на седьмой этаж и открыв дверь своим ключом, он услышал уже ставший привычным мяв Марсика. Кроссовки не избежали-таки боевого крещения и потом целый день откисали в ванной. Носом Олег, как и положено по инструкции, прохиндея потыкал, зато теперь они с котом почти родные. Может, взять его с собой в деревню Гадюкино, чтобы дом охранял?

Помимо Марсика, котят в квартире больше не было. Надин как-то чересчур резво их раздала, а новых не приносила. Как чувствовала.

Кудряшовы уже ушли, зато в сковороде обнаружился омлет с сыром, а на цветастой скатерти — Олегов персональный кулек с лекарствами и записка на старом листке отрывного календаря: «Не забудь!!! Приду проверю».

Тронула такая забота. Простуда у него пустяковая, однако Надин взялась за лечение Дубровина со всей ответственностью. Отпаивала чаем с малиной, заставляла парить ноги, принимать лекарства чуть ли не по минутам и мерить температуру трижды в день.

Динка говорила, что бабушка всегда такая: на здоровых смотрит сквозь пальцы, больным спуску не дает. Они с сестрой привыкли.

За неделю предоставленный сам себе Дубровин, достав с антресолей пыльный ржавый ящик с инструментами, отладил и починил у Кудряшовых все, что смог починить. Шатающееся, кривое, косое, мигающее и чихающее — на что умения хватило. Это мать ему манеры вдалбливала, а отец — что мужик мужиком должен быть. Сам Владимир Алексеевич целыми днями пропадал на работе и приходил ни на что не способный, но своего убеждения не предавал.

Держать дом по-мужски слаженным внука учил дед Леша. Вот кто был мастером на все руки, а уж когда от дел отошел, открылась в нем и вовсе творческая жилка. Правда, Олег к тому времени успел поступить и уехать в Питер, но элементарные вещи в плоть и кровь въелись намертво.

Надин его благодарила — Олег не понимал за что. Чем день-деньской на кровати валяться да в потолок плевать, лучше же сделать что-нибудь полезное, помочь приютившим тебя людям.

— Нужен мужик в доме. Без мужика в доме беда, — вздыхала Динкина бабушка, накладывая Олегу очередную порцию домашней стряпни.

Буквально на следующее утро после фееричного дубровинского появления Надин дернула из общежития старшую внучку и вместе с ней поехала грабить рынок. Смекнула, что на одну двухлитровую кастрюльку супа втроем не прожить.

Ляна фыркала, но помалкивала. На семейном совете, когда старшие Кудряшовы дружно решали, что делать с Олегом, Дубровину позволили высказаться и вместе с Динкой выгнали в комнату. Окончательное решение принимали сами. К какому консенсусу пришли, Ляна не распространялась, только поглядывала сочувствующе.

Дурой она не была, смирилась с Олеговым присутствием, хоть и выступала по-прежнему против того, чтобы Дубровин спал с сестрой в одной комнате. Он на полу, она на кровати, но вместе же! Да и Динка частенько спускалась к нему ночью, потрогать лоб.

Олег спал беспокойно, ворочался и действительно температурил по ночам. Динка поила его чаем с таблетками, напевала что-то нежное и ласковое, чтобы быстрее заснул. В руки, правда, не давалась, сторонилась, уходила в себя. Олег нередко заставал ее перебирающей свое нехитрое имущество, будто она решала, что взять в дорогу, а что оставить. Это при том, что весь Динкин скарб легко уместился бы в одну не самую объемную сумку, если не брать в расчет Паганини.

В Сибирь с ним собирается, что ли? На эту тему они больше не разговаривали.