Белый камень в глубине колодца

Глава 25. Контракт для Золотой Рыбки

Соня чуть склонила голову набок и выразительно приподняла левую бровь, точно желая удостовериться, что расслышала правильно.

— Встречаться, — повторила она. — Ага. То есть, по-твоему, это нормально, что до сегодняшнего дня была нужна, как рыбке зонтик и ты не хотел иметь со мной ничего общего, а теперь, нате вам, пожалуйста, — давай встречаться?

— Я этого не говорил. Про рыбку, зонтик, ничего общего…

— Не говорил, — согласилась Соня, — но показал отлично, так что заруби себе на носу, Втулкин: мне такое белогорячечное счастье ни к чему. В жизни есть куда более приятные моменты, чем отлавливать мужа по ментовкам, на своем горбу тащить его домой — и это, заметь, в лучшем случае! Про пробитую башку и «утки» я не заикаюсь.

— Да я не про это, — поморщился Паша, — не про «утки». В смысле, не про мужа.

Соня присела на соседнюю кровать и вздрогнула, когда матрас под ней просел на пружинах.

— А что тогда? Что ты вкладываешь в понятие «встречаться»? Кафе, кино, жим-жим по подъездам? В ресторан мы с тобой уже ходили…

— Да, после ресторана Виталика кафе и кино как-то не комильфо. — Втула полез в пакет, ища, что бы погрызть. Нашел апельсин, но чистить поленился. Взял яблоко. — Хорошо, что ты предлагаешь? Замуж за меня хочешь?

Сонька широко распахнула глаза.

— Да боже упаси! Я ж от таких перспектив в самку богомола мутирую. Или тарантула. Или… кто там еще после первой брачной ночи своего мужика съедает?

Паша надулся. Еще и яблоко быстро обкусал, за щеки напихал, как хомяк, для пущего эффекта. Называется, делай бабам добро. На шею сядут, ножки в сапожках свесят. А ножки-то хорошенькие, откуда ни глянь.

— Прежлакай швои фарианты. Фудем думать. — К концу фразы Втула успел прожевать и проглотить яблоко. — Я весь внимание.

— А что тут думать? Я просто пытаюсь плавно навести тебя на мысль, почему у нас ничего не получится. — Сонька привстала, потянулась к полупустому яблочному пакету, но коварный Паша его предусмотрительно отодвинул. — Не жмотничай, я еще принесу.

— И как успехи? — невинно поинтересовался он. — В плавном наведении?

— Пока не очень, клиент на ухо туговат. Поделись, говорю, я не обедала!

— Опять, — вздохнул Паша, приближая к ней пакет.

Софья ухватилась за яблоки, Втула — за Софью. Она и пикнуть не успела, как уже сидела у него на коленях. Вот жук, не кормят его! Порывалась спрыгнуть — Паша не дал.

— И чего тебе надо, глупая женщина? — спросил философски.

Она едва не поперхнулась от такой наглости.

— Тебе одной сломанной ноги мало?

Вышло отчего-то тихо и совсем не грозно. Неудивительно, что Втула даже не ухом не повел.

— Ты Джеки Чана из себя не строй. Отвечай прямо на поставленный вопрос: чего надо?

— А не много ли ты на себя берешь?

— Соф, мы с тобой как будто на разных языках говорим. — Его лапища бесцеремонно умостилась на ее талии. — Обещали же начистоту, помнишь?

— Что-то припоминаю, — нарочито задумчиво протянула Суворова. — Это случайно не в тот день, когда ты обозвал меня проституткой?

— Да, именно в тот замечательный вечер, плавно переходящий в ночь, когда ты вела себя как упомянутая выше дама. Так вот, я с тобой сейчас предельно откровенен. Врать не буду: жениться в ближайшем будущем не планирую. Штамп в паспорте опошляет человека, делает его похожим на одеялко в психлечебнице, а я еще не настолько пошлый и не настолько одеялко. Но пойти на определенные уступки, чтобы наладить с тобой отношения, готов. Приму любые разумные условия. Пора уже переходить на новый уровень, а то и вправду друг друга поубиваем. Что скажешь?

— Отпусти, у тебя коленки жесткие.

Отпустил, хоть и не удержался от комментария:

— Все-таки ты, Сонька, одеялко. Я ей о высоком, а она о коленках…

— Чем выше любовь, тем ниже поцелуи, — не подумав, ляпнула Суворова и поспешила съехидничать: — Так сколько, говоришь, осталось желаний, Золотая рыбка?

Паша почесал небритый подбородок и ухмыльнулся.

— Пока не зажаришь, я весь твой. Хотя чего бояться человека, который сковородки в духовке хранит? Буду жить вечно. И вообще, на Золотую рыбку я не согласен. Хочу быть джинном: такса желаний такая же, зато ноги есть.

— И то, что между ними…

— Проверяла?

— Да нет, ты первый. Проверю при случае.

— Решено, я буду звать тебя Одеялко.

— Только попробуй, — беззлобно пригрозила Софья. — Придумать кличку тебе — раз плюнуть.

— Например?

— Думаешь, только психушки штампы ставят? А птицефабрики?

— Я понял, на что ты намекаешь. — Втула притянул Соню к себе, как она всего несколько минут назад — пакет с фруктами. — Это даже почетно. Согласен.

Ей надоело играть в принцессу недотрогу, и Соня положила голову на полосатое пижамное плечо. Достало все, хочется посидеть с кем-нибудь рядом, и это ничего не значит. Никаких серьезных отношений с Втулкиным, и баста. Десяток поседевших волос она у себя уже нашла, так и на краске разориться недолго.

— Лаперуз, а что для тебя отношения?

Его ответ убил:

— Все, что вышло за рамки одноразового перепиха, уже серьезные отношения.

— Не спрашиваю, что тогда у нас, — пробормотала Соня.

— У нас и до рамок не дошло, но это поправимо. — Пашина щетина коснулась уложенных в «ракушку» светлых волос. — Ладно, не парься, уговаривать не буду. Продолжаем ходить по кругу и маяться дурью. Я срываюсь к тебе по первому звонку в любое время дня и ночи, ты носишь мне яблоки, когда я задумаю поцеловать очередной киоск, и мы оба делаем вид, что ничего не происходит. Гениально.

— Ты на что намекаешь? Что нужен мне?

— Не намекаю, открытым текстом говорю: мне без тебя скучно. Считай это высшим проявлением моей симпатии и прими уже какое-нибудь решение.

Суворова прикусила нижнюю губу.

— Может, для начала сделаем наброски оговорок?

Надо же узнать, от чего она отказывается.

Как в старой сценке из КВН, «Я для себя, чисто поржать».

— Кто бы сомневался, что ты с них начнешь. Диктуй.

— Пункт первый: никаких баб. Культивировать для потомков сифилис, гонорею и ПППрочие я не нанималась. Пункт второй: пить только по праздникам. Сколько и с кем — пункт отдельный. Пункт третий, вытекающий из второго: я всегда знаю, где ты находишься. Никаких внеплановых праздников, задерживаешься — берешь в руки телефон и звонишь. Пункт четвертый…

— Прости, а много там еще пунктов? — осторожно спросил Паша.

— Можно подумать, после «никаких баб» ты еще что-то слышал.

— Был безумно огорчен, но старался, как мог. Общий посыл понятен и к обсуждению пригоден, вопрос в другом: оно того стоит?

— В каком смысле «стоит»?

— В смысле ты мне все компенсируешь? Учти, я придирчивый, как эпидемстанция в суши-баре. Принцессу не жду, но планки ставлю высокие. Дотянешься?

Суворова расхохоталась. Наглость не впереди Паши родилась — это ее, родимую, Втулина мама пестовала девять месяцев, а Пашу принес аист.

— Ты сначала кости обратно вырасти, мальчик с птицефабрики.

— Вызов принят. Что-нибудь еще?

— На время испытательного срока живем отдельно, ходим друг к другу в гости, а через три месяца, при условии, что мы оба выдержим… — Она сделала паузу и многозначительно посмотрела на свои ногти. Подглядела этот жест в каком-то фильме.

— Ну?!

— Я официально везу тебя знакомиться с папой. Это без учета случайного папиного визита, предугадать который и заранее внести в контракт, сам понимаешь, не могу.

— Значит, жить мне осталось три месяца? — печально уточнил Втула. — А если очень не повезет, и того меньше? Жестокая ты женщина, Чингачгук, язык не поворачивается назвать тебя одеялком.

На самом деле через три месяца Сонька соберет все необходимые справки, оформит документы, и возможность каких бы там ни было отношений с Пашей Втулкиным отпадет сама собой. У Сони есть цель, Втула мимо этой цели пролетает, сколько его ни наводи.

Она не дура, она все понимает и удерживать рядом с собой насильно не собирается. Сорвется? Да пожалуйста, она переживет как-нибудь, лишь бы все происходило не на Сониной кровати! Напьется? Она вызовет ему такси. Но почему бы не попробовать? Он прав, надо что-то решать…

— Мои условия ты слышал, диктуй свои, — небрежно сказала Соня.

— Элементарны, как пуговица с двумя дырками: никаких штампов, сцен и детей. Да, и ты научишься готовить, а то стыдно холодильнику в нутро смотреть.

— По рукам!

Они пожали руки, но, когда Соня попыталась высвободить свою кисть из рукопожатия, Паша не дал. Крутил так и этак, рассматривал длинные ухоженные пальцы с аккуратным «френчем». Особого внимания удостоилось обручальное кольцо: золотой ободок безо всяких красивостей. Таких миллионы.

Не задумываясь, зачем он это делает, Втула потянул кольцо с Сониного пальца. Оно соскользнуло легко, стоило лишь немного провернуть, оставив после себя слабый красноватый след, почти незаметный. Мадам сильно похудела за последний месяц. На грабеж средь бела дня отреагировала поворотом головы и вопросительным взглядом.

— Зачем ты его носишь?

— Привыкла. С ним спокойнее.

— Ты его сильно любила?

Соня сделала глубокий вдох, однако руки не отняла. Странно смотрелись ее холеные пальцы в его — красных, со сбитыми костяшками и заусенцами. Загадочный и непредсказуемый Паша Втулкин начал грызть ногти?

— Я могу ответить, что оно сильно давило на палец, и мы посмеемся. Опять. Но я попрошу, серьезно попрошу: не лезь ко мне в душу. Это ни к чему. По-честному все равно не выйдет, а врать я не умею и не люблю.

Втула перемену настроения уловил, кольцо вернул. Сонька собиралась поместить то на законное (или уже не законное?) место, но передумала и сунула в карман. Без кольца рука казалась неприлично голой. В самый раз, чтобы начать… серьезные отношения.

Суворова зевнула, прикрыв рот освобожденной ладонью. Она не помнила, когда в последний раз высыпалась. Для нее свет выключался и сразу включался, не было необходимого промежутка между, и снов не было — какой-то непонятный транс.

Рядом с живым и болтающим Втулой ей было тепло. Просто тепло, спокойно и почти хорошо. Ему она об этом, конечно, не скажет.

— Устала?

— Зверски. Спать хочу — умираю, а у меня сегодня еще двое… Короче, тоска.

— Намекни верхам, чтобы меня быстрее выписали, и будет тебе веселье, — пообещал Паша. — Кстати, совсем забыл. Спасибо, что не оставила Агнессу в одиночестве.

— На здоровье. К Агнессе Юрьевне все равно соседка заходит. — А вот почему Пашина «практически не ходящая» бабушка вполне свободно передвигается по квартире, предстоит выяснить. — Я доплатила ей, чтобы заходила почаще. Потом вернешь.

— Верну, — хохотнул Втула, крепче обнимая Соньку. Этот ее строгий черный жилет ему с прошлого раза понравился, а возможности прикоснуться к прекрасному не было. — Я теперь всем подряд должен. Кому-то больше, кому-то меньше.

— Можешь отдать натурой, — великодушно разрешила Суворова.

— Не вопрос, только кости срастутся.

«Ага, щас, размечтался, — кровожадно подумала Соня. — Думал, отделаешься так легко? Нет, дружок, серьезные отношения — это звучит гордо. Ты у меня еще пощады запросишь от серьезности такой!»