Белый камень в глубине колодца

***

В институт Леночка с треском провалилась. Она собиралась стать микробиологом, долго и упорно готовилась, но не прошла по баллам. Весь вечер прорыдав на плече у Виталика, который к тому времени успел получить диплом и работал в столовой, она собрала волю в кулак и устроилась лаборантом при институте. Там-то, в лаборантской, где портреты Ильича перемежались таблицами с устройством пищеварительного тракта лягушки, Лена и познакомилась с Татьяной Макаровой.

Янка была знатной прогульщицей. Как она сама признавалась, образование было ей «для престижу», а лучший вуз для любой женщины — это «выйти удачно замуж». Однако твердая жизненная позиция не помогла Янке отвертеться от отработок, и перед летними экзаменами она стала в лаборантской частым, чуть ли не ежедневным гостем.

Подругами они, конечно, не были. Лена служила для Макаровой чем-то вроде эмоциональной урны, куда Янка складывала все подряд: от надоевшей учебы до неудач с противоположным полом. Ленины наивные советы, как ни странно, легкомысленную красотку часто выручали. Взамен Гринева получила точные Янкины координаты и милостивое разрешение обращаться в любое время. Чем сможет, поможет. Славная она была, Янка, хоть и знатная, как любил говорить Ленин папа, финтифлюшка.

Приближались вступительные экзамены. Чем меньше оставалось дней, тем сильнее нервничала Лена. Она смеялась и шутила по-прежнему, требовала сводить ее в цирк и наесться там сладкой ваты, но Виталик видел: с Леной творится что-то не то. Девушка раздражалась безо всякого повода, ссорилась с родителями и Петькой (брат-то успешно грызет гранит науки на своем мехмате, а она света белого не видит в каморке с крысами), а однажды Виталик собственноручно отнял у нее сильное обезболивающее, которое Лена глотала по три таблетки за раз. «Голова болит, не приставай!» — огрызнулась она на вопрос зачем.

Миролюбивый Виталик не приставал, чтобы лишний раз не огорчать любимую. Как потом выяснилось, очень зря.

Лена свалилась прямо посреди аудитории, когда уже шла отвечать свой билет. Ко всему привычные экзаменаторы полезли в аптечку за нашатырем, но абитуриентка в чувство не приходила. Экзаменаторы испугались, вызвали «скорую».

К счастью, в тот день дежурила больница, где в отделении неврологии трудилась старшей медсестрой Галя Баренцева, так что Лена попала в надежные руки будущей золовки, и уход ей обеспечивали надлежащий. Виталик, за свою жизнь повидавший столько больниц, что чувствовал себя в них как рыба в воде, ни на шаг от своего солнышка ни отходил.

Бледная Леночка тихо плакала в подушку. Даже золотистые волосы ее, казалось, потускнели, и выцвели задорные веснушки на носу.

— Как же так, Витя, как же так? Последний экзамен…

— Не реви, — бурчал Виталик, гладя ее по голове. — Не реви, слышишь? Тебе волноваться нельзя. Ну, Ленка! Кому говорю?! Лен, ну не плачь, пожалуйста. Сдашь ты свой экзамен, они что, звери какие-то? Главное, что ты живая…

Человек-настроение Леночка, видимо, придя к новому, куда более ужасному выводу, закусила рукав пижамы и заскулила на одной ноте.

— А вдруг у меня ра-а-ак?!

У него чуть сердце не остановилось. Вольно, невольно ли, но она озвучила его самую кошмарную мысль, которую Виталик старательно от себя гнал.

— Ну какой еще рак, дуреха? Придумала тоже, рак! — рассердился он. — Тьфу на тебя!

В больнице Лена маялась уже вторую неделю, а врачи все не могли сказать что-то определенное. «Надо понаблюдать», и все. Наблюдали, пока с тем же результатом. Гриневы и Баренцевы сходили с ума, поочередно наведывались в неврологию. Девушка бодрилась, вела себя как Леночка Гринева, у которой никогда ничего не болит, однако это бесконечное ожидание доводило ее до отчаяния.

— Витя, ты же меня не бросишь?

— Брошу, конечно. Вот прямо сейчас возьму и брошу! Зачем мне еще одна истеричка? Галки хватает, одна за всех.

— Не шути так…

— А ты не смей надо мной издеваться! Ноешь и ноешь. Слушать противно.

Леночка нахохлилась, капризно выпятила нижнюю губу.

— Ты сам нытик, каких мало, Баренцев! Забыл, как ты в седьмом классе… Что?!

Он улыбался, подперев пухлую щеку кулаком.

— Ничего. Рассказывай про меня всякие позорности, обзывайся, только не плачь.

— Я мороженого хочу, клубничного, — сказала Лена ни к селу ни к городу.

— Куплю, — пообещал Виталик. — Хоть десяток. Только улыбнись, а?