Белый камень в глубине колодца

Глава 42. Друг былинного злодея

Несколькими часами ранее

На улице было жарко, в машине не было кондиционера — два одиночества от мира досадных обстоятельств нашли друг друга, взялись за руки и стали дружить.

«Полчаса, полчаса, не больше», а в итоге они второй час торчат тут под окнами. До чего же брехливая старая стерва! Можно было не торопиться и не гнать через весь город по объездным. Поскорей бы уже развязаться со всем этим…

Валентин просунул руку за сиденье и зацепил дырчатую ткань кармана. И кому только в голову пришло присобачить на сиденья «шестерки» такие идиотские и неоправданно дорогие чехлы? Пальцы не сразу нашарили и ухватили горлышко бутылки, вытянули из дырчатого плена. Черт, уже теплая. Валентин отвинтил крышку и приложился к бутылке «Аквы», справедливо рассудив, что вода — это в любом случае жизнь, а в желудке она бы все равно нагрелась.

Добрыня отлепился от окна, почесал нос могучим пальцем. В Добрыне неоправданно могучим было все, даже волосы на руках и круглые белесые шрамы от «ветрянки».

— Валь, дай на телефоне поиграть. Скучно.

— Я жду звонка, — сказал Валентин вполголоса. Сердиться и повышать голос на Добрыню было невозможно по целому ряду причин. — На своем играй.

Добрыня послушно полез на заднее сиденье (переднее сиденье под ним крякнуло), достал куртку и вытряхнул из кармана телефон — размером с треть его ладони, на удивление белый и со сплошной, цвета «ранняя Барби», окантовкой.

— Это что, твой?

— Мамин, — признался Добрыня, пиликая кнопками. — Мой сдох вчера.

Устав от чавканья и монотонного звона, с которым красный червяк встречал башкой преграду (Добрыне редко удавалось с первого раза попасть по нужной кнопке, и он нажимал сразу две), Валентин пожертвовал напарнику свою «лопату» — подарок жены на годовщину, громоздкий, но дорогой сердцу и во всех прочих смыслах дорогой агрегат.

— Тебе не надоедает? — поинтересовался он, краем глаза следя, как Добрыня, высунув от усердия кончик языка, запускает из рогатки разноцветных птиц. — Тупая же игрушка.

— Не, наоборот. — Очередная птица с немым верещанием (звук Валентин предусмотрительно отключил) обрушила стену крепости, совершив тем самым массовое убийство. — Тут думать надо.

Спустя какое-то время экран «лопаты» потух, поглотив и рогатку, и птичек, и крепости, оставив взамен имя «Ириша» и фотографию улыбчивой девушки. Девушка была похожа на Валентина, как две капли воды, и гладила по бронзовой макушке маму-утку из милой семейной скульптуры неподалеку от Новодевичьего монастыря. Добрыня огорчился, но телефон вернул.

— Да, доченька, — голос Валентина потеплел. — Сдала? Ну, видишь, какая ты молодец. Конечно. Нет, котенок, сегодня не получится, приеду поздно. Помню, что обещал. Давай в субботу? Ладно, не ворчи. Ты маме звонила, она дома? Ириш, тогда скажи ей, как вернешься, пусть прострочит на машинке мои рабочие брюки. Да, надо посмотреть… — Он поднял глаза, беззвучно ругнулся и повернул ключ в замке зажигания. — Ладно, дочь, мне ехать надо. Маме привет… А, слушай, пока не забыл. Я дома зарядник оставил, телефон скоро сдохнет. Просто чтобы не переживали. Все, целую.

— Твой зарядник в бардачке, — подсказал Добрыня, когда Валентин нажал «отбой» и, выждав, сколько требуется, выехал со двора.

— Я в курсе, — последовал спокойный ответ.

— Ну, заряди тогда. В чем проблема?

Валентин вздохнул.

— Андрей, ты своей маме говоришь, по каким злачным места с утра до ночи шатаешься?

— Ты что?! — округлил и без того круглые глаза Добрыня. — У нее сердце слабое!

— Вот и у моих сердце… слабое. Справа смотри. И номера на всякий случай запомни.