Белый камень в глубине колодца

***

Дубровин не собирался нарушать данное Динке обещание и постучался к Регине во время обеденного перерыва. По счастливой случайности, коллеге чином повыше срочно понадобилось в Москву и Олег вызвался отвезти, получив начальственное благословение.

Не наведя никаких справок, придя сюда наудачу, он сильно рисковал, в том числе банально не застать «бабушку», ведь с тех пор как Регина последний раз давала о себе знать, прошел не один год. Она могла продать квартиру или выйти замуж и съехать к мужу, а элитное жилье отдать под съем. Могла устроиться на работу, уйти в гости, а то и вовсе помереть…

Однако нет: дверь Олегу открыла Регина Вячеславовна собственной персоной. Без обручального кольца, зато в шелковом халате с разрезами, который смотрелся бы куда уместнее на длинноногой Олеговой ровеснице, чем на даме Регининых лет. Модная стрижка, тонкая талия, прямая спина и гордо посаженная голова делали своей хозяйке комплименты, но возраста не прятали, как ни старались. От сладкого запаха дешевых «старушечьих» духов запершило в горле.

Возникшее чувство нельзя было в полной мере считать дежавю, однако это ощущение (что смотрят на тебя, а видят совершенно другого человека) Олегу испытывать уже доводилось.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Дубровин.

— Ну привет, коль не шутишь, — усмехнулась в ответ «бабуля».

— Вы меня, наверное, не помните…

— Дорогуша, мы в Москве, — сухо сказала Регина, стирая с лица усмешку. — То, что я открыла тебе двери, как минимум, значит, что мне знакома твоя физиономия. Что смотришь? Заходи, раз пришел. Обедать будешь? Я как раз собиралась.

— Да нет, спасибо, я ненадолго, — пробормотал удивленный таким приемом Олег.

Регина его не дослушала: ушла вглубь квартиры, не потрудившись включить свет в полутемной прихожей. Ослепший после светлого подъезда Дубровин, отмахиваясь от радужных пятен, сшиб полку для обуви и налетел на тумбочку, прежде чем нашарил выключатель. Прислушался: «бабуля» говорила по телефону.

— …люша, здравствуйте. Это Регина Вячеславовна. Валечка, я насчет нашего… гарнитура с рубинами. Да-да. Вы его еще не продали? Да, представляете, заходили, интересовались…

Олег разулся, прошел в гостиную. Огромная квартира деда Пети, знакомая по рассыпчатым, как творог, детским воспоминаниям, переживала не лучшие свои времена. Все более-менее ценные вещи давно исчезли, остальные покрылись толстым, с миллиметр, слоем серой пыли, которую некому было стереть. Дубровин провел пальцем по светлому дереву — дерево оказалось темным. В углу под потолком трепетала на сквозняке паутина. Ее создатель наверняка успел скончаться от старости.

А на кухне решалась судьба рубинового гарнитура:

— …Нет, это дорого. Больше чем за тридцать она не возьмет. Да, я знаю, в столице — столичные расценки, но… Постараетесь? Хорошо, буду ждать звонка. Что? Обижаете, дорогая, обижаете. Сколько вы этот гарнитур продать не можете? То-то же. — Регина ненатурально, как-то чересчур звонко хихикнула. — Ой, Валечка, о чем разговор? Свои люди, сочтемся. И вам!

Олег услышал, как легла на рычаг трубка. Зашаркали тапки — белые, тонкие, какие выдают туристам в гостиницах, а некоторые туристы ухитряются их прикарманить.

— Обедать ты не будешь. Но кофе хоть выпьешь?

— У меня мало времени, Регина Вячеславовна, поэтому я вас не задержу.

— Надо же, какой воспитанный ребенок, — умилилась Регина. — Весь в родителей. Дипломаты те еще… Так и просится на язык «были». Но нет, живут себе и здравствуют. Красивая была пара. Да, красивая, — повторила она не без сожаления. — Помню, возвращаемся мы с твоим дедом из Кисловодска, а они тут…

— Мама любила отца? — быстро спросил Олег.

— Втрескалась по уши, буквально светилась от счастья, — Регина подтвердила свои слова кивком. «Висюльки» вычурных золотых серег подпрыгнули в такт. — Они даже собирались пожениться, хоть это и страшный мезальянс…

— Минуту. О ком вы говорите?

— А ты о ком? Я подумала: раз ты здесь, значит, идти больше не к кому, а я… Нет, лучше посмотри сам. Полезнее будет.

Она открыла шкаф, долго рылась в его недрах, пока не нашла пыльный фотоальбом в обложке из малинового псевдо-бархата. Похожий альбом любил доставать в порыве гнева Владимир Алексеевич.

— Да где же она?.. А, вот! — Регина резво пролистала ветхие страницы и выхватила карточку так резко, что чуть не оторвала удерживающий ее картонный «уголок». — Полюбуйся! Случайно нашла, когда перетряхивала Татьянино старье. Сомневаюсь, что она ее специально здесь оставила. Выпала скорее всего.

Время остановилось. Олег жадно вглядывался в фотографию, которую видел впервые, хотя ее сестра-близнец вот уже больше тридцати лет хранилась в родительской квартире. Татьяна Петровна — он сразу узнал ее в красивой жизнерадостной девчонке. Видимо, до того как биться над выпрямлением волос, мама любила кудри. Она улыбалась, не вымученно, не на камеру. Искренне. Девушка на этой фотографии была счастлива и любима. Молодая женщина на тех фото, что лежали дома, несла повинность, даже когда улыбалась.

Олег перевернул карточку и посмотрел на дату, выведенную аккуратным почерком матери: «Апрель 1984 г.» Ровно через год родится он.

Точнее, ему повезло все-таки родиться…

А ведь была мысль — тогда, перед Новым годом, — была! Уговорить Ларку избавиться от ребенка, когда она сама об этом заикнулась, помириться и жить счастливо. Он готов был ее простить. Благородный, мать твою, идальго.

Ладно, чего уж теперь? Олег заставил себя сосредоточиться на фото.

По бокам от девушки — два парня. Отец… Отца он тоже нашел быстро. Во Владимире Алексеевиче практически ничего не осталось от прежнего Володи, но ошибиться тут было невозможно. Потому что третий… Они с матерью пальцы переплели, тогда как отец ее едва-едва за локоть держит. Рязанский. Не знай Олег, что это он, в жизни бы не догадался кто перед ним, хотя знакомые (только вот не по Рязанскому) черты буквально лезли в глаза.

— «Ни один человек на свете, будь то мужчина или женщина, не видит себя в зеркале таким, каков он на самом деле», — процитировала Регина. — Костя мне сразу не понравился: морда вроде пролетарская, но задатки президентские. Он же убедительный гад, мужа моего с одного щелчка очаровал. А Володьку Дубровина Петя до самой смерти на «вы» называл, кивал чопорно так, аки лорд английский. Неудивительно, что Татьяна повелась. Не знаю, как она ухитрилась подделать тесты, но… выводы очевидны, я думаю.

— Нет.

— Это за тебя говорит отторжение? — уточнила заботливая «бабушка».

— Нет, это бред какой-то. — Дубровин покачал головой. В душе ровным счетом ничего не всколыхнулось. — Нет, исключено. Полный… блин. Я не понимаю: если она так его любила, почему вышла замуж за другого? Почему хотела?..

— О-о, это очень долгая, очень печальная история, — с союзмультфильмовским придыханием заявила Регина. — А ты торопишься, сам говорил.

Олег посмотрел на наручные часы.

— Да, тороплюсь. Когда вы будете дома?

— До пятницы я совершенно свободна. Приходи, поговорим… Нет, постой! — Она цепко ухватила его за локоть. — Без кофе не отпущу, ты же не обедал.

— Спасибо за заботу, но мне пора. Всего доброго.

Ее голос нагнал Дубровина у двери:

— Если тебе интересно, это я помогала Татьяне устроить выкидыш.

Олег встал, как вкопанный.

— У самой бы ума не хватило, — как ни в чем не бывало, продолжила Регина, — еще сиганула бы из окна от избытка чувств. Хотя, знаешь, как баба я ее даже понимаю: когда твой муж покупает свидетельство о смерти твоего любимого…

Рубиновый гарнитур ушел с молотка за куда большую цену, чем рассчитывала за него получить неизвестная жадная Валечка.