Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Увольнение

Для Глинки весь 1839 год будет судьбоносным. Предстоящий разрыв с женой, новая любовь, связанное с этим нервное потрясение и расстройство здоровья, настоятельная потребность сочинять — все это привело Глинку к кардинальному переосмыслению своей жизни. Высокий пафос служения, о котором он сообщал самому близкому корреспонденту — матери, весь год вдохновлял Глинку. Он писал: «Трудно быть затянутым в мундир, зато лестно находиться в присутствии Императора и думать, что исправно исполняешь свою должность»[313]. Находясь в сильнейшем нервном состоянии, он не мог больше терпеть кажущиеся унизительными приказания Львова, сводящие его с ума, и каждодневные обязанности службы. Весной, когда он лишился сна, аппетита и стонал от мучительных ощущений, Львов приходил к нему и читал наставления. Директору, как и многим окружающим, болезни Глинки казались мнимыми. В ответ на вежливые и даже дружеские замечания начальника капельмейстер, как обычно, молчал. Но после выздоровления все реже и реже посещал певчих[314].

К концу 1839 года Глинка пришел к единственно возможному решению — уволиться, спасаясь к тому же от необходимости выходить в свет и выслушивать сплетни о его личной жизни.

Глинка понимал, что увольнение, да еще приправленное семейным скандалом, будет обсуждаться в обществе. Его доброе имя пострадает. Но больше всего музыкант боялся одного — немилости императора. Он сообщал родственнику и поверенному в семейных делах Александру Васильевичу Казадаеву: «Это важное для меня событие заставляет меня на несколько дней отложить просьбу об увольнении, тем более что теперь она ограничится одним желанием быть оправданным в глазах императора, новых же милостей теперь вовсе не желаю»[315].

Глинка передал свое решение директору Капеллы, а тот министру двора Петру Михайловичу Волконскому. Оба дали свое согласие, и вскоре дело пошло в производство, чего и хотел сам Глинка.

В советское время было принято обвинять Львова в желании как можно быстрее уволить композитора, чтобы избавиться от талантливого «соперника». Почву для такого отношения к Львову заложили слова самого композитора, который писал матери в расстроенных чувствах: «Львов желает от меня отделаться» и делает «разные пакости»[316]. Но на самом деле Львов, которого Глинка подозревал во всех тяжких, наверное, понимал состояние своего подчиненного, отчасти сочувствовал, но вынужден был дальше нести свою службу. Он видел, что капельмейстер не может в нынешнем состоянии управлять Капеллой. Придворное учреждение вне зависимости от обстоятельств личной жизни его служащих должно работать как часы. Процесс нельзя остановить, даже ради такого таланта, как Глинка.

Львов тем не менее просил его не торопиться с уходом и дал хороший совет — подождать всего месяц, чтобы дослужиться до следующего чина коллежского асессора. Глинка последовал его совету и подал заявление на имя императора и официальное письмо Львову 7 декабря 1839 года. Причина увольнения вызывала уважение — собственное «болезненное состояние», «слабое мое сложение, изнуренное долговременными страданиями в течение нынешнего года, беспрерывно было поражаемо припадками». Глинка искренне писал: «Великолепный хор придворных певчих требует неусыпного попечения и превосходною своей стройностию поражает чувства слушателя в степени для слабонервного человека невыносимой»[317]. Помимо этого, он указывал на необходимость в участии ведения дел «в расстроенном домашнем хозяйстве» и «кровную обязанность быть утешением престарелой матери», которая летом 1839 года потеряла еще одного сына — любимого Андрея. И в этих причинах не было лукавства. Он решил, наконец, выполнить свое давнее обещание матушке и жить в деревне, быть ей опорой в сложном деле управления имением.

19 декабря он получил из Дирекции официальный приказ об увольнении{342}, а заодно и новый гражданский чин VIII класса, так что он теперь мог подписываться как коллежский асессор, что было довольно почетно. Обращение к нему должно было начинаться словами «ваше высокоблагородие».

Глинка проработал в Капелле почти два года. Вроде бы непродолжительный срок. Но его имя оказалось прочно вписано в длинную историю этого старейшего музыкального заведения России. Сегодня Санкт-Петербургская государственная академическая капелла носит имя композитора.