Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Перед отъездом

Хотя Глинка окончательно решил уезжать, но вплоть до апреля 1856 года был занят всевозможными делами.

В феврале 1856 года столицу навестили Лев Голицын, с которым он встречался в Варшаве, и старинный друг Фирс, который тоже теперь жил в Польше{526}. Они провели приятный вечер у Дмитрия Ивановича Нарышкина. В великосветском вечере участвовала Прасковья Бартенева. Пели и играли на цитре. Глинка показывал свои опыты в церковной музыке. Все остались «многодовольны»[709].

К Глинке стал ходить юноша Владимир Никитич Кашперов (1827–1894), с которым он познакомился у Даргомыжского зимой 1855/56 года. Впервые к Михаилу Ивановичу пришел учиться именно композитор. Он стал называть Кашперова нежно и с юмором «Figlio carissimo», то есть «дражайший сын» на итальянском, а свои письма к нему подписывать «ваш верный Vaterchen», то есть «папочка» или «батюшка» на немецком.

Глинка звал его с собой в зарубежную поездку. «Как было бы хорошо нам вместе! — восклицал он. — Только один раз в жизни я испытал счастие путешествовать с добрым, образованным другом»[710]. Речь идет о Евгении Штериче.

— А как же остальные сопровождающие?! — может воскликнуть читатель.

Глинка отвечал на этот невольно возникающий вопрос так: «…все мои товарищи во время странствий более принадлежали к разряду дядек и экономов»[711].

Продолжались его отношения с Леоновой. Она должна была выступать с концертом в Москве, чему радовался композитор и активно участвовал в его устройстве. Он знал, что в театрах у Леоновой не складывалась карьера, ее не любили за прямоту и несговорчивость. Теперь она решила уделять больше времени сольной деятельности.

Для концерта своей пассии Глинка заново инструментовал «Вальс-фантазию», как он сообщал, с «нарочитым усовершенствованием»[712]. Теперь инструменты образовывали более легкую и воздушную музыкальную ткань, в ней нет «никакого расчета на виртуозность (кою решительно не терплю)»[713], — указывал композитор.

Глинка хлопотал о переписке нот своих сочинений для исполнителей и даже давал письменные комментарии для правильной интерпретации, отправляя их в письмах Булгакову.

Московская премьера «Молитвы» и «Вальса-фантазии» прошла успешно. Леоновой рукоплескали. О ней писали в газете «Ведомости Московской городской полиции»: «Эта молодая певица своим чудным, задушевным, обширным и прекрасно обработанным голосом привела публику, бывшую в ее концерте, в совершенный восторг. Для этой певицы, по обширности и хорошей обработке ее голоса, равно доступны и партии контральто, и сопрано, и итальянская ария, и русская песня»[714]. Она дала еще один сольный концерт, в нем участвовал известный в Москве бас Вильгельм Ферзинг.

17 марта 1856 года Глинка написал последний романс «Не говори, что сердцу больно» на стихи Николая Павлова, давнишнего своего приятеля{527}.

Хотя композитор уже давно отказался от сочинений в этом жанре, но на этот раз он поддался напору автора текста, который его буквально преследовал. Кроме того, Михаил Иванович ощущал близость стихотворения Павлова к своему нынешнему состоянию. В них разочарованный романтик дает советы слушателю, высказываясь против света и общественного мнения.

Твоей души святые звуки,
Твой детский бред —
Перетолкует все от скуки
Безбожный свет.

Новое сочинение значительно отличается от всего, прежде созданного в этом жанре. Аккомпанемент графичен, в нем как будто передается унисонная оркестровая линия, напоминающая о Глюке и его хоре фурий из «Орфея». А главная интонация — широкий резкий диссонанс (интервал ноны), что для прежних сочинений Глинки, в которых главенствовало плавное, удобное для голоса движение, совсем нехарактерно и непривычно, как и для романсового музыкального языка в целом.

Его он тоже отправил к Бернардту на публикацию, но цену уже снизил до 50 рублей серебром. Булгакову он писал об издателе: «…напомни ему, что я отнюдь не отказываюсь от благостыни, что-де мне платят обыкновенно по 50 р[ублей] с[еребром] за каждый романс»[715]. Эти деньги пригодятся в поездке. Но странным образом этот романс был почти одновременно напечатан в Петербурге — Деноткиным и Стелловским, в Москве — Юлием Ивановичем Грессером. Теперь каждый издатель стремился печатать все новые сочинения русского классика, которые сразу же раскупались.

Перед отъездом за границу по настоянию Стасова и Шестаковой Глинка сделал свой портрет с помощью нового изобретения — фотоаппарата. Автором фотографии был знаменитый Сергей Левицкий{528}, считавшийся лучшим мастером фотоискусства. Он был одним из первых профессионалов фотографии в России. Получившийся портрет понравился композитору. Он точно изображал то, как он сам себя ощущал. На фотографии мы видим седовласого пожилого мужчину, уверенного в себе, строгого, без тени улыбки, и смотрящего вдаль.