Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Побег в Мадрид

Несмотря на веселую жизнь, сердце Глинки просило настоящей любви. Его познакомили с одной миловидной андалузкой, лет двадцати, которая славилась пением народных песен. Звали ее Долорес Гарсиа, небольшого роста, интересная, бойкая и крепкого телосложения, она сразила композитора. Ножка ее была детской, маленькой (что нравилось Глинке), а голос очень приятным. Как вспоминал Михаил Иванович: «…не без хлопот и опасностей поладил я с нею»[529]. Видимо, речь идет о «взрывном» темпераменте испанки.

Бейне описывал эти дни в Гранаде: «Первое время в Гранаде провели мы чудесно, зима была удивительная, с нами Глинка, и тут и Альгамбра и Fandango, и Serenat’ы и Андалузские вины, и бабы, все было на сцене. — Глинка весьма милый парень, как и ты его знаешь, кончил здесь тем, что увез в Мадрид с собою чудесную гранадинку с голосом…»[530]

Действительно, Глинка решил отправиться вместе со своей новой пассией Долорес Гарсиа в Мадрид[531]. Мадрид манил не только хорошим обществом и спокойствием, но и оставленной на время мечтой о публичном концерте. В это время их пути с доном Сантьяго постепенно расходились, но это не значило, что их отношения испортились. Сантьяго, поправивший свое состояние, мечтал вновь наладить собственное дело{443}. Он был человеком активным, со сноровкой, и простая сельская жизнь уже его тяготила.

Приехав в Мадрид, Глинка поселился с девушкой в той же квартире, которую они снимали с доном Сантьяго. Отношения с бойкой Лолей, как он ее называл теперь, не ладились. Слишком отличались их характеры и воспитание. К тому же ее предполагаемая театральная карьера, которую Глинка хотел ей устроить в столице, никак не складывалась. В итоге он разочаровался в ее артистических возможностях. Вскоре, когда страсть прошла и интерес к ее искусству охладел, он решил с ней расстаться. В июне 1846 года Глинка отправил ее обратно в Гранаду, к матери. И все-таки его чувства к ней, несмотря на непродолжительные три-четыре месяца отношений, были довольно глубокими. После расставания композитор опять погрузился в тоску[532]. Впервые после приезда в Испанию на него наваливались воспоминания о бракоразводном деле, о необходимости возвращаться в Россию, о прежних страданиях и знакомых. Матушка и родственники звали его домой, но одна мысль о том, что Мария Петровна живет в Кронштадте, а ему придется находиться рядом в Петербурге, сводила его с ума. В ответных письмах родственникам он приводил множество аргументов для того, чтобы оставаться как можно дольше в полюбившейся стране.

Матушка опять указывала на его чрезмерные финансовые траты, которые не в состоянии обеспечивать их имение. Дело в том, что Глинка, как истинный дворянин, оплачивал не только свои потребности, но и своего сопровождающего. Вместо экономии, обещанной когда-то матушке, деньги разлетались в больших количествах. В среднем уходило около тысячи франков в месяц, а в иные месяцы — до трех тысяч франков, что превышало даже уровень расходов в дорогом Петербурге. Из-за отсутствия денег и долга Сантьяго композитор вынужден был отложить путешествие в Севилью, о которой он давно мечтал.

Помимо денег и расставания с девушкой, была еще одна причина для его хандры. В Мадриде обосновалась Итальянская труппа. Как и в других городах Европы, итальянцы стали кумирами. Испанцы, «как и вся публика в мире, падают ниц перед модными идолами», с отчаянием сообщал в Россию Глинка[533]. Теперь итальянцы заняли все возможные концертные и театральные площадки, и Глинка уже не мог надеяться на испанский дебют.

В это грустное для композитора время произошло знакомство с юным испанцем — доном Педро Фернандесом Ноласко Синдино{444}. Он, увлеченный музыкой, приехал в Мадрид для усовершенствования навыков игры на фортепиано. Он стал тем другом, который после отъезда Лоли и дона Сантьяго ежедневно навещал русского музыканта и скрашивал его одиночество. Они вместе гуляли по садам и музеям, особенно часто посещали королевский парк Буэн-Ретиро. Педро был юношей отзывчивым и одухотворенным. Худенький, субтильный, довольно красивый и небольшого роста, как и Глинка, он был при этом почти полная противоположность русскому композитору — его спокойный, почти флегматичный характер контрастировал нервному состоянию Михаила Ивановича. Он в основном молчал и слушал излияния русского друга[534].

Зная о его финансовых затруднениях, Педро предложил вместе с другими молодыми образованными людьми снимать общее жилье, что значительно экономило расходы Глинки. В этом совместном проживании, похожем на современное общежитие, были свои плюсы. Педро под руководством Глинки совершенствовал фортепианную технику. Глинка стал считать его не просто другом, а своим учеником. Он сообщал матери, что тот обладает хорошими музыкальными способностями и делает быстрые успехи в игре на фортепиано. «Он каждый день привязывает меня к нему ровным и тихим характером и ухаживает за мною не столько по расчету, сколько по искренней привязанности»[535], — рассказывал Глинка. По вечерам к ним приходили друзья, уходившие лишь с утренней зарей. Все это так напоминало житье с «братией» Кукольника.

Получив в конце июля{445} очередную сумму от матушки — четыре тысячи франков, — Глинка с новым другом отправился в дальнейшие путешествия. А к 1 октября друзья вернулись в Мадрид, чтобы попасть на два важных государственных празднества — на церемонии в честь двух бракосочетаний королевы и инфанты, ее сестры. Глинка любил подобные всеобщие гулянья и не мог пропустить танцы на площадях и на специальных устроенных подмостках, корриды, фейерверки и иллюминации. После празднеств вернулся сплин Глинки. Наступила холодная, как казалось тоскующему композитору, осень. Но одно обстоятельство перевернуло привычный ход жизни — все-таки мечта Глинки о композиторском дебюте в этой яркой стране сбылась. Так по крайней мере он сообщал матушке в письме. На испанском языке в придворном концерте у испанской королевы исполнили его трио «Не томи, родимый», которое в каждой стране пользовалось неизменным успехом. Точная дата этого концерта на данный момент неизвестна: афиши не сохранились, и нет никаких достоверных источников об этом событии. В архиве мадридского королевского дворца есть запись о том, что в четверг 26 ноября 1846 года состоялся «маленький концерт», на который королева пригласила многих придворных. Возможно, именно здесь звучало трио Глинки.