Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Был ли Глинка декабристом?

Внезапная смерть императора 19 ноября 1825 года в Таганроге произвела хаос в русском обществе. Прямых наследников престола у Александра I не было. По указу его отца Павла о престолонаследии трон должен был в таком случае перейти следующему брату — Константину Павловичу. Однако тот не хотел царствовать и отказался от трона. Александр составил манифест о передаче престола третьему брату, Николаю, однако завещание было практически никому не известно, что в конечном счете привело к трагедии на Сенатской площади, известной как восстание декабристов.

В советской литературе в духе официальной идеологии подчеркивалось, что Глинка разделял антимонархические взгляды декабристов и фактически сам был декабристом[102]. Но так ли это было на самом деле? Если понимать исторический контекст и знать мировоззрение, то ответ будет отрицательным.

Мишель действительно был знаком и общался со многими декабристами — Вильгельмом Кюхельбекером, пансионным товарищем Степаном Палицыным. Декабристским идеям сочувствовал Корсак, на службе Мишель мог встречаться с адъютантом главноуправляющего путей сообщения Александром Бестужевым.

Но Глинка знал и тех, кто принадлежал к другим многочисленным тайным обществам, через которые прошли большинство русских людей. К примеру, масонские ложи были такими же тайными обществами, и Глинка дружил с их участниками, которые к тому же были страстными меломанами.

Сочувствовал ли Глинка декабристам? Ответить однозначно сложно. Все русское общество было пронизано идеями разных реформ. Вероятно, Глинка поддерживал общие гуманистические принципы, которые нужно претворять в жизнь — справедливость, честность, преданность родине. Он знал об идеях декабристов — о социальном равенстве перед законом, изменении монархии на конституционную монархию или республику, справедливом суде, национальном единстве. Все это широко обсуждалось во всех тайных обществах и стало частью дворянского кодекса чести.

Но немногие из членов тайных обществ, в том числе и декабристов, хотели предпринимать какие-то действия. У декабристов не было агитационных мероприятий, они не вели «вербовку» единомышленников. Это были встречи офицеров, обсуждавших состояние Отечества. Все они, прошедшие через Отечественную войну и завоевавшие победу, жили ради служения Родине. Они стремились найти самый правильный и верный путь для совершенствования страны. Столь сильные патриотические чувства испытывал и Глинка. Но он, как и большинство, порицал революционные преобразования, о чем можно судить по «Запискам». Одного из знакомых — декабриста он называл «жертвою своего легкомыслия»{140}.

14 декабря 1825 года ранним утром Мишель, как и многие жители города, отправился на Сенатскую площадь, чтобы присутствовать на событии государственной важности — новому императору должны были присягать войска и Сенат. После почти месячного безвременья страна обретала правителя. На главной площади города ожидалось театрализованное символическое действо — утверждение нового императора Николая I, помазанника Божьего, и его нового сценария власти. Каждый дворянин считал обязанностью быть там, в единении со всеми остальными подданными.

О предстоящем перевороте Глинка не знал. В противном случае он остался бы дома, боясь возможных карательных мер. Как мы помним, по складу характера он не был воином и революционером. Человек осторожный и преданный государю, он вряд ли решился бы присутствовать при восстании.

Глинка видел, как офицеры держали войска на площади и отказывались присягнуть, но никаких действий не совершали. Он понял, что происходит что-то страшное.

На площадь-сцену вышел новый правитель. Глинка впервые видел Николая I. Даже спустя 30 лет в его душе сохранился величественный и внушающий уважение вид нового императора, который находился тогда в сложной ситуации.

Глинка писал: «Он был бледен и несколько грустен; сложив спокойно руки на груди, пошел он тихим шагом прямо в середину толпы и обратился к ней со словами: „Дети, дети, разойдитесь“»[103].

Сложно сказать, были ли эти слова произнесены в действительности. Может, они возникли в памяти композитора под влиянием его собственной оперы «Жизнь за царя», где правитель показан как глава большой семьи-нации.

Пораженные происходящим, молодые люди, голодные, уставшие и замерзшие, простояли на площади до 15–16 часов. А потом, когда раздались громовые звуки пушечных выстрелов, он вместе с друзьями убежал с площади и направился к Бахтуриным рассказать о пережитом.

Последующие дни весь город был наполнен слухами. В семьях часто не знали, был ли кто-то из родственников причастен к восстанию или нет. Считалось позором оказаться в списках декабристов.

Через несколько дней в полночь около дома Глинки послышался шум у ворот. Штабс-офицер Ведомства путей сообщения повелительным тоном приказал ему немедленно явиться к министру путей сообщения герцогу Вюртембергскому.

«Сердце замерло, а душа, как говорится, ушла в пятки»[104], — вспоминал Глинка.

— В чем меня обвиняют? — дрогнувшим голосом тихо спросил Мишель.

— Вы знакомы с Дмитрием и Борисом Глинками. Вы жили вместе с ними во время обучения в пансионе, — ответил конвоир, полковник Варенцов.

— Да. А в чем дело? — переспросил задержанный.

— Мы ищем Кюхельбекера. Он бежал и может скрываться в Петербурге в доме у одного из своих племянников.

— Я ничего не знаю, — удивился Мишель.

— Будете отвечать его превосходительству, — коротко ответил полковник и подтолкнул юношу к двери.

На приеме у герцога, справившись с волнением, Глинка на хорошем французском отрапортовал, что оба его дальних родственника являются людьми благонадежными. Дети Григория Андреевича Глинки{141}, бывшего кавалером при государе Николае Павловиче (в бытность его князем), преданы государю, воспитывались за казенный счет в пансионе и отличаются благонравием.

Герцог был доволен ответом подчиненного и скоро отпустил Мишеля.

После пережитого Мишель решил бежать в Новоспасское (вместе с Корсаком, направлявшимся к родственникам в Ельнинский уезд), тем более что его ждали на свадьбу сестры Пелагеи.