Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Время «собирать камни»

Сразу после возвращения в Петербург, в мае 1854 года Глинка пышно отметил свое пятидесятилетие, еще один юбилей. На музыкальный вечер в честь маэстро пригласили всех близких знакомых. Правда, уже не было прежней театральности и постановочных сцен, как во времена общения с «братией».

Свой юбилей Глинка ощущал как новое время, когда нужно «собирать камни». Он подводит итоги пройденного пути. Уже в конце 1851 года он написал воспоминания об одном из самых дорогих учителей Иване Якимовиче Колмакове{509}. Еще одна точка поставлена в сложных взаимоотношениях с Екатериной Керн. Ее письма он бережно хранил, а теперь, в июне 1854-го, собрал все вместе и через любимую Марию Кржисевич вернул их прежней возлюбленной, даже не желая лично с ней встречаться[659]. Он только написал Марии в сопроводительном письме, считая, что прошлое все еще тяготило Екатерину или может скомпрометировать ее: «…возвратя эти письма, Вы немало успокоите Вашу приятельницу»[660].

С 3 июня 1854 года Глинка начал новую для себя деятельность — литературную. По просьбе сестры он записывал собственную биографию под популярным и незамысловатым названием «Записки». План для воспоминаний разработали вместе с Дмитрием Стасовым, который часто навещал их в Царском Селе, а затем и во время петербургской жизни композитора. Именно Дмитрий в силу теперь уже семейного родства был близким помощником в решении дел, в том числе и творческих.

Работа пошла хорошо. Людмила вспоминала, что все вставали рано. Глинка утром садился за «Записки», исписывая мелким шрифтом лист за листом. В 10 утра пили чай. Он любил в то время некрепкий напиток, часто с миндальным молоком. Потом он читал вслух написанное, проверяя стиль и грамматику. Вся тщательность работы говорит о том, что Глинка предполагал их для публичного чтения. После обеда композитор отдыхал, часто играл с крестницей и котенком, для них на балконе стелили ковер.

«Записки» были быстро закончены, менее чем за год. Он часто читал их вслух в кругу друзей — Стасовых и Серова. В 1855 году Глинка отправил их Кукольнику, который внес свои пометки на полях. В таком исправленном виде он хотел передать рукопись Дмитрию Стасову, которого на тот момент считал главным поверенным. Но, видимо, к этому времени Дмитрий Стасов, увлеченный политическими процессами и оппозиционными взглядами, уже отошел от роли хранителя глинкинских рукописей. Вскоре он отдал все автографы Глинки Энгельгардту, вернувшемуся из зарубежной поездки. Именно он решил создать первый архив любимого композитора, который немного позже стал основой личного фонда М. И. Глинки в Санкт-Петербургской публичной библиотеке[661].

Жанр «Записок» был в моде с конца XVIII века, когда на сцену литературы вышел «чувствительный герой» и его внутренний мир. Автобиография из личного пространства «выходила» к широкому читателю, постепенно превращаясь в род художественного текста, включающего и философские размышления, и разнообразные оценки, и вымысел. Глинка также объединяет два типа повествования, «приправляя» документалистику иронией и порцией критики. Он видит себя литературным героем, но в то же время открыто говорит о собственных слабостях и физических недомоганиях, как бы вскрывая закулисье жизни художника. Впоследствии композитор Николай Андреевич Римский-Корсаков даже скажет, что от них «пахнет» «хитроумными лекарственными снадобьями».

В процессе написания он многое переосмысляет, дает новые оценки, что, как уже говорилось, свойственно в целом воспоминаниям. Алексей Львов, Михаил Виельгорский, Гедеонов-старший, Лист, итальянские оперные певцы — все они, много сделавшие для творческой карьеры Глинки, представлены как фигуры неоднозначные, часто отрицательные, хотя в реальной жизни Глинка испытывал к ним теплые чувства. Например, буквально два года назад, в 1852 году, он подарил Львову копию партитуры Второй испанской увертюры с дарственной надписью: «Доброму и милому сотоварищу Ал. Львову в знак искренней дружбы»[662]. А в «Записках» складывается образ довольно жесткого, завистливого человека, хотя напрямую Глинка о нем нигде так не отзывается.

Сегодня, читая «Записки», можно с трудом поверить, что их автор — композитор, настолько линия собственного творчества прочерчена в них сухо. Михаил Иванович так или иначе указывал, что его творчество зависит от прихода капризной музы, на что Чайковский через несколько десятилетий парирует: «Вдохновение — это такая гостья, которая не любит посещать ленивых»[663].

Кажется, что автор этих воспоминаний — путешественник, ведь «Записки» написаны в популярном жанре травелогов, то есть путешествий. Он подробно рассказывает об увиденных достопримечательностях, поразивших пейзажах и дорогах, фиксируя то, что не могли увидеть большинство его современников. В эпоху, когда не было социальных сетей и личных фотоаппаратов, они «расширяли» горизонты мира для соотечественников.

«Записки» рисуют легкого, отчасти беспечного утонченного аристократа, посвятившего свою жизнь искусству. Таким должен был выглядеть русский дворянин в публичном пространстве, таким Глинка хотел остаться в памяти русского общества и в истории.