Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Побег? Или…

В Петербурге Евгения Андреевна разместилась у дочки в Смольном, вскоре к ним переехал и Глинка. Он рассказал о своем плане бежать с Керн, которая может спасти его от всех страданий. Матушка познакомилась с новой музой сына. Девушка понравилась ей. Она ценила ее мягкость, нежное отношение к окружающим и впоследствии всегда передавала ей приветы в письмах.

Глинка хотел получить разрешение на поездку.

Матушка отвечала:

— Поживем — увидим. Не торопись. Сам собою человек ничего не знает, что и как с ним случится[358]. На все воля Божья.

Но план сына ей категорически не нравился. Она настояла на том, чтобы он поехал в начале в Новоспасское — полечиться, спрятаться от света, а затем уже принимать решение. В конце февраля 1840 года они вместе уехали в Новоспасское.

Но в деревне Глинка страдал еще больше.

— Доверься Богу. Счастье невозможно на столь непрочных основаниях, — твердила ему матушка.

В имении тоже было неспокойно. Нынешний год, как и прошлый 1839-й, отличался погодными аномалиями — заморозками зимой и невыносимой жарой летом. Из-за неурожаев доходы имения сократились. Непредвиденных расходов в эти годы стало слишком много. Неудачи детей ложились тяжким финансовым бременем.

Матушка сетовала:

— Как же нам выжить самим и особенно крестьянам в некоторых деревнях?

Мишель страдал в одиночестве. Лишь письма из Петербурга от возлюбленной скрашивали его дни, но утешали ненадолго. Через месяц апатии, в апреле 1840 года Михаил Иванович опять начал уговаривать матушку отправить его с Керн за границу, но она опять была категорически против незаконных отношений. Судьба рисовала похожий узор — она и сама по молодости бежала от опекуна и, пережив все треволнения юности, теперь не хотела такой же участи любимому сыну и возможным детям, которые могут остаться без наследства. Она дала согласие на его поездку за границу без Екатерины.

— Ох, мой Миша, не жилец деревенский ты. Грустно мне будет, проводя тебя за границу[359], — вздыхала она.

11 апреля композитор подал прошение смоленскому губернатору о выдаче заграничного паспорта с целью отъезда в Германию, Францию и Италию для лечения.

Матушка отпускала его с тяжелым сердцем и неоднократно сетовала:

— Суетно мне одной справляться и тяжело, и кажется, и надежды нет помощи дождаться [от] своих деток, хотя и пишет Миша, что когда не будет возможности жить в Петербурге, то переселится в деревню, чего бы я очень желала, чтобы при жизни моей сознакомил себя с деревенской жизнью, также и доходами. Не живши, нельзя судить[360].

В конце апреля, когда установилась хорошая погода и дороги просохли, Глинка отправился в Петербург. Матушка просила Машу пригреть его в столице. «В случае нужды прибереги его, он добрый, но несчастный горемыка. Что с ним будет и как, ничего не знаю, и за него болит душа моя»[361], — переживала она.

Она снабдила сына значительной суммой — пять тысяч рублей золотом и еще чек на такую же сумму, чтобы и Маша, и Миша ни в чем не нуждались.