Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Дебют в Берлине

В конце декабря 1856 года, в антракте одного из оперных представлений, Мейербер, разговорившись с русским композитором, сделал ему выгодное предложение. Он был под большим впечатлением от его музыки после концерта в Спа, особенно хвалил его умение оркестровать, и теперь хотел исполнить его музыку в Берлине. Он думал представить номера из оперы «Жизнь за царя» на самом престижном музыкальном событии года — на ежегодном большом концерте в Королевском дворце, где будут присутствовать король Пруссии и весь двор.

Он просил Глинку выбрать что-то на свое усмотрение. Глинка был доволен, что ему сделал такое предложение известный музыкант, занимавший должность генерального музыкального директора при дворе прусского короля, который к тому же имел кровные связи с русской императорской семьей. Он знал, что прусский король был братом вдовствующей российской императрицы Александры Федоровны и близким другом скончавшегося Николая I. Но кроме того, Глинка ценил Мейербера как профессионала, считая его «отличнейшим капельмейстером во всех отношениях»[754]. В распоряжении маэстро были лучшие артисты, оркестр и Соборный хор, которым недавно восхищался Глинка. Он эмоционально сообщал на французском, что будет «дебютировать как композитор под покровительством прусского короля»[755]. Для Глинки высокий статус концерта и общение с аристократией были важны и резонировали с его дворянским мировоззрением. Несмотря на присущий ему демократизм в общении с людьми разных сословий, ему была важна идентичность с элитой.

В январе 1857 года Мейербер сказал Глинке, что он остановился на трио «Ах, не мне, бедному сиротинушке», в котором главную партию Вани будет исполнять известная певица, солистка Королевской оперы Иоганна Вагнер{537}. Глинка был польщен, еще недавно с Кашперовым они слышали ее в опере «Ифигения в Авлиде» и восхищались ею. Михаил Иванович рассказывал о ней русским адресатам: «…красивая, статная женщина, владеющая огромным mezzo-soprano»[756].

Вероятно, Глинка встречался с госпожой Вагнер у нее дома, где они изучали ее партию вместе. А потом он участвовал в репетиции певцов, которая проходила под фортепиано, — с Вагнер также пели Эдуард Мантиус, солист Берлинской королевской оперы, и Л. Херренбургер-Тучек. Так что партии были выучены превосходно.

Концерт состоялся 21 января в роскошном Королевском дворце на реке Шпрее, в центре Берлина. На этот концерт каждый год приглашают до семисот человек из высшего общества. «Все залито золотом и сверкало бриллиантами»[757], — сообщал Глинка.

Глинка также был приглашен во дворец.

Погода в это время не радовала берлинцев. К вечеру похолодало до минус двух градусов по Цельсию, с реки дул сильный ветер. Дамы, одетые в легкие открытые платья, торопливо оставляли холодные кареты и стремились внутрь дворца, который хорошо отапливался.

Дворец недавно ожил и преобразился. Накануне сюда вернулись на зимний период король Пруссии Фридрих Вильгельм IV и королева Элизабет. Гости наслаждались интерьерами, поражавшими роскошью барокко и картинной галереей. А в 19 часов начался концерт, подготовленный Мейербером. В программе под его управлением звучали музыка Бетховена, Верди, самого Мейербера, Тальберга, несколько номеров из опер Россини и трио Глинки.

Глинка был представлен королю, известному ценителю и покровителю музыки, и получил порцию внимания со стороны приближенных. Как и после концерта в Париже, он в письме подводил итог своему музыкальному дебюту: «Если не ошибаюсь, полагаю, что я первый из русских, достигший подобной чести»[758]. Он высоко оценил исполнение: «По справедливости любимая здешней публикой Вагнер… была в ударе и пропела очень, очень удовлетворительно»[759]. Вскоре информация об этом концерте с участием Глинки появилась в русской прессе, о чем позаботилась Людмила Ивановна.

Пробыв во дворце четыре часа, Глинка, разгоряченный, переживший сильное волнение во время дебюта, выбежал на улицу и отправился пешком домой, радуясь свершившемуся событию. На следующий день он почувствовал себя простуженным — несколько дней страдал от высокой температуры и сильного насморка. Он писал сестре: «Время мерзкое, просто ничего не видать от тумана и снега»[760]. Но простуда спровоцировала осложнения. Болезнь затянулась на недели…