Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни

Невыносимая легкость

Но такие приятные встречи ощущались им теперь как единичные моменты радости, после которых наступали хандра и меланхолия, усиливающиеся во время наступления холодного времени года. Он убеждает себя, что нужно погрузиться в полное одиночество и бездействие, которые возводятся им в этот период жизни в добродетель. Еще во времена общения с бароном Дельвигом он усвоил романтический идеал «ленивца», человека, ведущего неспешный образ жизни и сознательно отказавшегося от всякой социальной активности. То, что многим казалось бесполезным времяпрепровождением, явилось для многих творцов способом уйти от никчемной траты жизни, от внешней, иллюзорной, поверхностной суеты{481}. Бездействие заменило все отчаянные размышления о дальнейшем смысле жизни и планах на будущее.

24 апреля 1850 года в столице скончалась его любимая сестра Елизавета, тяжело болеющая последнее время. Он пытался утешить ставшим близким другом зятя Флёри: «Счастье появляется на земле только для того, чтоб несчастье стало бы потом еще более полным»[578]. Эту мысль он вывел из опыта собственной жизни. Теперь она определяла его мироощущение. Находясь в расстроенных чувствах, он воспринимал последние три года, проведенные в России, агонией. Он писал как никогда эмоционально: «…но эта вечная зима! Великий Боже, не лучше ли раз и навсегда покончить с этим существованием, чем стенать в агонии, кажущейся вечной тому, кто ее сносит?», «…моя жизнь представляет собой сплетение из утонченных и постоянных пыток»[579].

Всю зиму 1850/51 года он просидел дома (так он часто делал в это время года), изучая энциклопедию «Лексикон естественной истории» в шестидесяти томах, изданной на французском языке. Теперь он жаловался на Варшаву и мечтал уехать туда, где искусства и науки будут снабжать его пищей для ума. В конце зимы 1851 года физическое состояние Глинки становилось хуже. Как он вспоминал, вероятно, это произошло из-за курения, отчасти из-за венгерского вина, «которое сильно бьет на нервы»[580]. Пропал аппетит, местная еда перестала нравиться. Даже дон Педро уже не был столь приятен, как раньше. Отсутствие хорошего образования и горячий испанский нрав делали его не слишком приятным компаньоном в домашней оседлой жизни.

Матушка, пытаясь помочь сыну, срочно отправила к нему своего умелого повара с домашней ветчиной, хорошей гречневой мукой, пастилой и разнообразными вареньями, которые любил Михаил Иванович (особенно малиновое, земляничное и брусничное)[581]. Эти меры возымели положительное действие. Но, как это ни парадоксально, между приступами меланхолии и обострениями болезней прежняя развлекательная жизнь с домашним музицированием шла привычной чередой.