NWT. Три путешествия по канадской Арктике

6 мая

Туман иль дым, а может быть, все разом.Какая, к черту, разница, когдаНе видно и вооруженным глазомНа десять метров лыжного следа,Когда потертый клочковатый ватник небаТак низок, что хоть голову пригни.Представить можно – не единым хлебомМы сыты в эти радостные дни.

Мы опять в океане – царстве хаоса, нагромождения битых льдов и непонятной погоды. Сегодня дует и метет. Температура, наверное, где-то около нуля, может быть, небольшой плюс. Намело за день, пока мы спали, достаточно много свежего снега. Этот окруженный торосами пятачок, который мы выбрали для ночлега, весь занесло, и собаки уютно и спокойно, не нарушая чуткого сна предводителя, спали, укрытые свежим снежным одеялом.

Перед выходом, имея в запасе немного времени, мы с Г орденом решили взобраться по крутому снежнику, нависавшему прямо над нашим лагерем. Снег был плотным, уклон – крутым. Мы поднялись метров на тридцать, но дальше идти не решились, потому что маклаки – обувь мягкая и плохо держит на твердом и скользком снежном склоне. Гордон каким-то образом зарубился на карнизе и остался там снимать процесс сборов, а я скатился вниз, где и мотался по лагерю с собаками и с ребятами, мешая одновременно и тем, и другим.

Часов в десять вечера мы окончательно собрались. Ветерок продолжал поддувать, но осадков не намечалось. Я опять пошел впереди. Скольжение снова было паршивым из-за влажного снега, и собаки достаточно легко меня доставали. По дороге нам попался след снегохода, и мое присутствие впереди стало не обязательным. Я откатился к Ульрику и выходил вперед только тогда, когда надо было отыскать хороший проход через торосы.

Впечатленные вчерашним подвигом Патчес, мы решили вновь выдвинуть на лидирующую позицию наших женщин, и первой пошла Джулия. Однако тут погода, явно недовольная таким нашим к ней легкомысленным отношением, резко испортилась: пошел град, мокрый снег с дождем, усилился юго-восточный ветер. В общем, дуло неприятно и, естественно, все в лицо. Наветренная сторона саней и, вообще, все то, что было обращено к ветру, включая наши одежды, быстро покрылось коркой льда.

Джулия упорно боролась с непогодой и встречным ветром – мы не теряли из вида ее маленькую фигурку, ныряющую по льдам. Естественно, она выписывала замысловатые зигзаги, но в целом держала направление вполне прилично, и мы шли без особых проблем, пересекая гряды торосов и увеличивая темп на открытых участках льда.

Добрались до обеда, который случился скоро, так как мы поздно вышли. На обеде Такако спросила меня: «Bicta, Bicta, how long do you think such a weather will last?». Я ответил наугад, скорее, чтобы попугать ее, да и себя заодно: «Недели две, наверное, не меньше!». Она запричитала: «О, how we will survive without seen sky and sun!». Пришлось кое-как успокоить ее, сказав, что никто, кроме, может быть, самого Господа, не знает наверняка, какой будет погода, и потому надо надеяться на лучшее, а готовиться, конечно же, к худшему, чтобы избежать разочарования. Однако, действительно, такие продолжительные туманы для мая— явление не совсем обычное, и, скорее всего, это связано с особенностью здешних мест, где вся земля буквально курится и постоянно источает туман. Вот и сейчас, перед обедом, мы прошли склон, где дым валил из недр земли со страшной силой – сильнее, пожалуй, чем мы видели до сих пор.

После обеда Джулия вновь вышла вперед, вдохновленная своим успехом и похвалой, на которую мы не поскупились во время ланча. Я сказал ей свое любимое: «Молодец». В том смысле, что она действительно молодец – держится достойно, в прекрасной физической форме и характер бойцовский – трудностей не боится. Такако на ее фоне несколько проигрывает. Хотя она тоже, конечно, старается быть в форме, но все-таки еще немного и кокетничает. Впрочем, кто ее знает – японцы вообще немного медлительные. Может быть, из-за неполного понимания английского языка, но реакция Такако на многие вещи была несколько неадекватной, во всяком случае, такое ощущение у меня возникало.

Часа через полтора Джулию сменила Такако и вопреки всем нашим сомнениям рванула вперед так уверенно, что мы с Ульриком только диву дались. Однако нашему удивлению просто не было границ, когда мы увидели, что она резко свернула к берегу, где, кроме торосов, ничего ожидать не приходилось. Ан нет! Оказалось, что именно у берега можно было обрести настоящее счастье – там обнаружилась широкая накатанная многочисленными снегоходами дорога.

Дорога эта шла практически по самой кромке берега и продолжалась достаточно долго. Затем ее сменили области мелкобитого льда, при движении по которым приходилось буквально балансировать на грани падения. Собаки меховым ручейком легко перекатывались через ледяные нагромождения, чего нельзя было сказать о нас. По крайней мере, два раза я серьезно заступил за эту невидимую грань и, поскольку веревку из рук не выпускал, то был, как плененный монголами иноверец, протащен нашими неугомонными собаками по кочковатым льдам со страшной скоростью и высокой эффективностью в смысле образования синяков.

Более практичный Уилл, которому надоело балансировать на этой самой грани, поступил проще. Он снял лыжи и уселся верхом на свои нарты, предоставив Джулии отдуваться за себя по обязательной программе фигурного катания.

Незадолго до окончания перехода их нарты перевернулись, и предводитель едва успел с них соскочить. Мне пришлось подъехать и помочь им подняться. И мы с Ульриком не избежали опрокидывания наших нарт, причем они ухитрились завалиться, наехав одной стороной на огромный припорошенный снегом кусок льда, и потому завалились в мою сторону с большим отрицательным уклоном. Мне едва удалось от них уйти. Все проблемы начались тогда, когда мы попытались поставить нарты в рабочее положение. Как только мы приподнимали их на один полоз, собаки, не чувствуя более сильного торможения со стороны нарт, немедленно рвали с места, и нарты, проехав полдлины на одном полозе, вновь заваливались набок. Операция эта повторялась многократно, все наши усилия казались тщетными, а силы были на исходе – как-никак нарты были тяжеленными.

Ульрик сорвал голос, крича и ругаясь на собак. Ничего не получалось до тех пор, пока мы не сместили груз. Добравшись кое-как до ровного места, мы основательно перепаковались. Уилл поджидал нас метрах в двухстах впереди, а Мартина с Такако не было видно – они умчались далеко.

В скором времени мы вновь воссоединились. Перспективы движения оставались неясными из-за обширных областей фантастических нагромождений торосов. Лидировавшая Такако пару раз пыталась завести упряжки в тупик, вынуждая Мартина перестраивать порядки и выбираться из ледовых лабиринтов. Пока собаки, рыча и огрызаясь друг на друга, пытались развернуться, Такако исследовала очередную возможность прорваться вперед. Смена направления движения на 180 градусов да еще среди торосов – задача совсем не из легких и одинаково выматывает и людей, и собак, а потому подоспевшее по времени решение остановиться на ночлег было встречено всеми с особым энтузиазмом.

Выбранное место не глянулось предводителю. Лед показался ему недостаточно надежным, и он предложил подойти поближе к берегу, хотя с моей точки зрения лед был достаточно хорошего качества для устройства лагеря, да и снега на нем хватало. После небольшой дискуссии решили остаться здесь.

Во время кормежки собак упряжка Мартина сорвалась из-за того, что он недостаточно надежно закрепил доглайн, завернув ледовый крюк в ослабленный таянием верхний слой льда. Пришлось нам всем оттаскивать его совершенно осатаневших собак, окруживших незадачливого каюра плотным мохнатым кольцом. Вторая попытка завести доглайн завершилась столь же плачевным результатом.

Прошли мы сегодня 30 километров. Учитывая все наши задержки на переправы, это совсем неплохо. До мыса Батерст (Bathurst) мы еще не добрались, и Уилл предлагал пересечь полуостров с тем, чтобы выйти в залив Хэрроуби-Бэй (Harrowby bay). Тогда, использовав два дня, которые у нас в результате этого образовались бы, можно было сделать более глубокий крюк в сторону океана, чтобы выйти на хороший лед. Однако, поразмыслив над картой, мы решили, что будет более естественным обогнуть полуостров вокруг мыса Батерст и спуститься к мысу Daihelouise.

Когда мы с Ульриком в конце концов ввалились в нашу палатку, силы наши были на исходе, и даже оставшееся со вчерашнего утра виски не вдохновляло. Правда, Ульрик, полностью сорвавший во время сегодняшних переправ голос, приложился к бутылке в чисто профилактических целях, и я его в этом, естественно, полностью поддержал. Завтрак был достаточно скудным – макароны и все, на большее не было ни желания, ни сил. Мысли были только о спальном мешке. Ветер усиливался и, уже проваливаясь в блаженство сна, мы слышали, как он хлещет по палатке снежными струями.