NWT. Три путешествия по канадской Арктике

14 апреля

Река петлистые узорыМеж скал рисует. Мы – по ним.И вновь чикагские разборкиПока оставлены без порки.Что будет дальше – поглядим.Без стонов, слез и женских ахов,Без просьб подставить им плечо,Которых ждали мы со страхом,Шагают Джулия с Такако,Не уступая нам ни в чем.

Вечер, 10 часов. Печурка работает изо всех сил.

Погода сегодня просто великолепная: с утра мороз 20 градусов, полный штиль, сейчас температура понизилась до минус 25 градусов, и снова безветрие, хотя в середине дня небольшой ветерок поднимался.

Двигались по реке, поэтому прошли примерно 37 километров. По пути к реке миновали несколько живописных распадков, окруженных неприступными скалами. Нам с Ульриком потребовалось некоторое время, чтобы найти приемлемый спуск. Хотя наш, южный берег выглядел более пологим, он был усыпан камнями разных форм и размеров – от больших до очень больших, так что пришлось лавировать и направлять нарты, чтобы с этими камнями не столкнуться.

Русло оказалось чрезвычайно извилистым: узкая лента покрытой толстым заснеженным льдом реки затейливо извивалась между скальными утесами. Часть поверхности льда была чистой от снега, и нарты набирали на этих участках угрожающе большую скорость. Там же, где лед был покрыт снегом, русло практически не угадывалось, и было непросто вписаться в его очередной поворот. Сбивали с толку и покрывавшие лед многочисленные камни. Окружавшие реку скалы порой подступали совсем близко, и мы двигались в узком каньоне, радуясь, что приняли верное решение идти по реке, так как представить себе движение по таким скалам было невозможно.

Сегодня мы лидировали – наша с Ульриком упряжка шла впереди всю первую половину дня. После того как мы вышли на реку, подул встречный «нелицеприятный» ветерок, самым чувствительным образом обжигавший физиономию. Так он и обжигал наши лица вплоть до самого перерыва, усилившись, как это водится, как раз ко времени нашего ланча. Однако на этот раз он усилился не из обычной своей зловредности, а по причинам чисто объективным. В том месте реки, где мы решили остановиться на ланч, возвышавшиеся вдоль берегов скалы подходили чуть ли не вплотную друг к другу, образуя своеобразную аэродинамическую трубу, куда с вожделением и устремился ветер. Освещенные солнцем вершины скал отливали золотом, и этот золотисто-желтый цвет плавно переходил в густо коричневый на уровне наших глаз.

Несмотря на свежий ветер, заставивший нас наскоро управиться с нашим нехитрым меню, мы успели полюбоваться этой замечательной игрой цвета и не жалели, что выбрали для остановки именно это место. Вообще тот пейзаж, который окружал нас с первых дней путешествия, разительно отличался от белой двумерной картины канадской тундры в двух предыдущих походах, причем в лучшую, по крайней мере пока, сторону.

Очевидно столь же вдохновляюще эти чудесные картины канадской природы действовали на наших собак, вызывая у них не только небывалый прилив энергии и энтузиазма, что не могло нас не радовать, но и неожиданные всплески агрессии в совершенно неожиданных ситуациях. Особенно отличался Чикаго. Как мы успели заметить, характер у этого могучего пса и так был не из легких, а тут еще эти скалы. Он буквально не давал проходу своему собрату по упряжке добродушному Айдару, сыну нашего прославившегося в Антарктике Сэма. Команды Ульрика «О' кей!», то есть «Вперед!», Чикаго, по-видимому, понимал в смысле «Вперед, в атаку!» и незамедлительно кидался на беднягу Айдара. Начиналась бурная потасовка. Конечно же, вся упряжка немедленно тормозила, и каждая из собак, естественно, становилась на сторону одного из грызущих друг друга соперников. Никакие крики и другие печально знаменитые воспитательные методы Ульрика не помогали – Чикаго был неудержим.

Мы были вынуждены изменить обычный порядок старта. Теперь мы прежде всего призывали к порядку Чикаго, давая ему понять, что за ним смотрят, и любое отклонение его поведения от положенного не останется безнаказанным. Только после этого мы стартовали.

Интересно, что профессиональный долг, воспитанный у нашего представителя всесильной чикагской мафии в ходе многочисленных экспедиций, все-таки преобладал над желанием Чикаго укрепить свой и без того высокий авторитет распространенными в его среде методами. Как только упряжка трогалась, Чикаго из драчуна и забияки превращался в одного из самых трудолюбивых и добросовестных псов.

Наша пока еще неискушенная и не искусанная молодежь – Газ и Дизель – продолжала свои игры после отбоя, несмотря на то что им пришлось тащить сегодня нарты весь день наравне со взрослыми. Такое неразумное поведение вызывало справедливое возмущение их матери Колы, которая, будучи привязанной, при всем желании не могла образумить сорванцов и только облаивала их, нехотя и устало поднимая свою остроухую голову, когда они, заигравшись проносились особенно близко к ней. Все остальные псы, которые весь день сегодня шли по тяжелому, рыхлому снегу, сильно устали и спали, уютно свернувшись клубочками, благо что безветренная и относительно теплая (минус 25 градусов) погода позволяла им в известной мере расслабиться, ведь могло быть гораздо хуже, например минус тридцать с ветром!

Состоялся сеанс радиосвязи, причем все прошло довольно удачно. Ульрик поговорил со своей женой, которая находилась в Йеллоунайфе и принимала информацию от нас для передачи в прессу.

Сегодня на ужин я приготовил мясо, сдобрив его таким количеством специй, что хватило бы, наверное, на двойную порцию. С мясом-то у меня получилось нормально, а вот с японской лапшой соба я перемудрил и опять, как в некоторые «черные» для кулинарии дни в предыдущих экспедициях, получил из вполне съедобного продукта нечто наподобие клея. Придется, пользуясь случаем, попросить Такако, чтобы она показала рецепт приготовления этого загадочного японского макаронного блюда.

Среди ночи я внезапно проснулся от мысли, что оставленный на нашем импровизированном столе будильник не сработает, как ему положено, утром, потому что батарейки его наверняка замерзнут при таком морозе. В темноте я надел на руку часы, и сон тут же как будто той же рукой и сняло. Узнать, сколько времени, мне не удалось – в палатке было совершенно темно. Ну, думаю, пока полежу – кромешная темнота как-то успокаивала.

За стеной палатки послышались шаги, и я подумал, что это, наверное, Мартин пошел на утренние протокольные мероприятия – обычно он с британской пунктуальностью приступал к ним ровно в 6 часов. Я тоже встал и запустил примус, чтобы посмотреть, сколько времени. Стрелки часов согревшегося на моей руке и потому благосклонно настроенного будильника показали только двадцать минут шестого. Однако примус уже гудел, потихоньку наполняя палатку волшебным теплом.

Я выбрался наружу: пасмурно, тишина, только снежок тихонько шуршит, невесомо касаясь натянутой ткани палатки. Было очень холодно, и я забрался в палатку с надеждой немного погреться – увы, примус погас. Решив разобраться с примусом с утра, я без особого удовольствия забрался в остывший мешок. Только я успел устроиться поудобнее и покомпактнее, чтобы согреться, как сработал коварный будильник. Похоже, ничто его не берет – ни холод, ни тряска в нартах, ни падения, ни удары. Мне подумалось, что секрет его железного здоровья и выносливости заключается в той постоянной подпитке положительными эмоциями, которые, несомненно, переполняют его всякий раз, когда он наблюдает за рождающейся в неравной борьбе со сном жизнью нового разбуженного им дня.

Причина утренней забастовки примуса была тривиальной – кончилось топливо. Обычно я стараюсь дозаправлять его вечером, перед отходом ко сну, чтобы не заниматься этой в высшей степени отрезвляющей процедурой утром в остывшей до космического холода палатке. Вчера мне показалось, что топлива в нем еще достаточно, но, к сожалению, я ошибся.

Заправленный примус заработал очень энергично (было похоже, что ему и самому захотелось погреться). На этот раз жесткого режима экономии топлива, с какой-то фатальной неизбежностью проводимого предводителем в предыдущих экспедициях, у нас не было, а все потому, что расчетами необходимого нам его количества занимался Ульрик, который сам был не прочь лишний раз погреться (да и кто, собственно, был бы прочь?!), и потому примус работал изо всех своих сил и конфорок. Теперь мы могли греться и заодно сушить все, что подмокло, – в общем, можно было наслаждаться жизнью, насколько это позволительно в наших условиях.

Весь сегодняшний день предводитель с Джулией тащились в аръегарде. После обеда вместо нас вперед вышла упряжка Мартина, и Такако, шедшая с ним в паре, лидировала на лыжах примерно два с половиной часа. Надо сказать, что шла она достаточно уверенно, энергично работая несколько короткими для нее, на мой взгляд, лыжными палками. Только один раз она сбилась с пути: потеряв русло реки, она свернула и двинулась в гору. Мы вовремя вмешались, и процесс продолжился в правильном направлении.

Чем больше я наблюдал за работой Такако и Джулии в экспедиции, тем меньше у меня оставалось сомнений в том, что они не станут для на обузой, постоянно взывая к помощи представителей традиционно считающегося сильным пола. Они ничуть не медленнее нас и совершенно самостоятельно справлялись с установкой и съемом лагеря, поддерживали темп движения, не жаловались на холод, да и по вечерам, после изнурительного перехода чувствовали себя несколько бодрее все тех же представителей. Во всяком случае, об этом свидетельствовал смех, часто доносившийся по вечерам из их палатки. Однако сегодня самое сильное впечатление произвела на меня их работа по фото- и видеосъемкам. В то время как все наши устремления (мои уж точно!) после установки палаток были направлены на скорейшее завершение всех наружных работ и вкушение плотного ужина под защитой тепла спасительного примуса, Джулия и Такако – одна с камерой, другая с фотоаппаратом, работая практически без рукавиц, занимались съемками, совершенно не считаясь ни с ветром, ни с холодом. Я бы так, наверное, не смог!

Теперь мне и впрямь стало казаться, что команда наша, несмотря на столь разномастный состав, может состояться. Дело оставалось за небольшим – настроить всех на командную волну и вернуть к сложившимся реалиям далеко ушедшего в себя предводителя. Себя я считал уже вполне настроившимся!

Вновь, как и вчера, остановились на льду реки, выбрав участок покрытый толстым слоем снега, чтобы и собакам, и нам было потеплее спать.