NWT. Три путешествия по канадской Арктике

12 апреля

Нас осталось пятеро —Поредела рать,Но зато с зайчатиной.Кто, скажите, МартинаНаучил стрелять?

Сегодня у нас образовался выходной день, потому что мы принимали самолет, на котором улетел бедняга Томас. Однако, поскольку не было известно, когда прилетит самолет, мы начали день, как обычный рабочий, то есть с подъема в 6 часов утра, что, несомненно, немножко смазало впечатления выходного дня.

Первое, чему я обрадовался больше всего, когда вылез с утра из палатки, – полный штиль, наверное, впервые за последнее время. Такая тишина бывает только в Арктике. Погода великолепная: мороз 15 градусов, солнце встает на совершенно сияющем небосклоне. В общем, здорово!

Я прибежал в чем мать родила в палатку Джона узнать, как обстоят наши дела. Он сказал мне, что пытался связаться с Черчиллом через Йеллоунайф, вызвать самолет. Связь, однако, была очень плохой, так что относительно времени его прилета пока ничего известно не было. Вернувшись в палатку, где посапывал Ульрик, я сварил кашу и предложил прежде всего позавтракать.

Во время моего утреннего обхода палаток Уилл на мое приветствие по своему обыкновению провещал из спального мешка, что мы сегодня продолжим маршрут. Однако когда он увидел, какая погода, и узнал, что самолет, если и прилетит, то не ранее чем через четыре часа, то склонился к тому, к чему мы все уже были внутренне готовы, – к объявлению этого дня официальным выходным. Решение это было совершено правильным.

Погода стояла потрясающая! Ни дуновения ветерка! Мы вытащили из палаток на воздух все спальные мешки. В половине первого наконец прилетел самолет. Это был маленький одномоторный самолетик, и пилот, молодой белокурый парнишка, тут же по прилету лихо заправил его из канистры, в общем-то, как самую обычную машину. Привез он нам вместо бензина, что мы заказывали для печек, керосин, и это, конечно, было очень кстати.

Уилл теперь остался один в своей палатке. Сегодня он провел два часа у нас, беседуя о загадочной женской экспедиции, которую мы должны якобы организовать с тем, чтобы привлечь внимание прессы. Однако мне что-то не очень понятна вся эта затея. Да, Бог с ним, потом разберемся.

После того как мы проводили Томаса и вывесили все, что могли, на улицу, на солнышко, стали думать, чем же нам теперь заняться. Я даже помыл голову с помощью Ульрика, который лил на меня воду из чайника. Эта крайне приятная процедура стала возможной только сейчас, когда нам подвезли топливо. Потом Мартин поупражнялся в стрельбе из ружья в непосредственной близости от наших собак, отчего последние вскочили и вместе с опустошенными нартами отбежали метров на двадцать пять, рискуя помять все наши лыжно-палочные конструкции, сооруженные для просушки спальных мешков. Пришлось вернуть их назад, высказав Мартину на трех языках наше несогласие с его поведением.

Надо сказать, что Мартина это совершенно не смутило, однако спорить он не стал и, взяв ружье, удалился. Через некоторое время послышались три глухих выстрела. На это Уилл, сидевший в нашей палатке и читавший книгу про альпинистов, которую дал мне почитать Ульрик, не отрываясь от текста, как в театре, воскликнул: «Он же расстреляет все наши патроны!». Минут через двадцать Мартин притащил белоснежного зайца, которого продырявил из ружья. Заяц был такой симпатичный – мне лично было его очень жаль, и я подумал, что напрасно внес весьма весомый вклад на нашем родном звучном языке в давешнюю обструкцию Мартина, заставив того удалиться. Возможно, мог бы спасти жизнь зайчишке. А теперь тот лежит на снегу, белый с черными глазами, уши развесил. Демонстрируя лучшие качества солдатской выучки, Ульрик препарировал зайца, пока тот был еще теплый.

Потом мы провели еще одну операцию, достаточно занятную, – выстригали у собак между пальцами шерсть, которая, по мнению Ульрика, приводит к образованию ссадин на лапах, задерживая снег. Собаки по-разному относились к этой процедуре. Мы с Ульриком разделили наши функции: я уговаривал собаку, почесывая живот и обнимая за голову, говорил хорошие слова и поддерживал лапы, а Ульрик стриг.

Для большинства собак эта процедура была, скорее, приятной, если судить по их благодушной реакции. Только Чикаго нас напугал, когда, набрав в ноздри изрядное количество шерсти, чихнул так, что мы с Ульриком даже подпрыгнули, решив, что он собирается нас сожрать. Джон наблюдал за нашими действиями с плохо скрываемым скепсисом. Уж он-то, признанный погонщик, никогда не обращал внимания на такие «пустяки», как шерсть на лапах, и явно считал действия Ульрика недостойными истинного профессионала.

На самом деле, особенно, когда собаки бегут по мягкому снегу, эта процедура, равно как и стрижка когтей, более чем оправдана. Собаки не имеют возможности стачивать когти естественным образом, отчего те отрастают и могут сломаться сами, причем у основания, а это может привести к серьезным проблемам.

Вечером, перед сном, мы с Ульриком сидели в палатке и рассказывали друг другу разные страшные истории из моей антарктической и его гренландской эпопеи. День прошел хорошо, и так же хорошо он завершается. Я думаю, он запомнится нам тем, что стал действительно одним из самых приятных дней нашей экспедиции.

До Арвиата, по нашим расчетам, осталось идти восемь-девять дней.