NWT. Три путешествия по канадской Арктике

4 мая

Лиха беда начало —Испытано в веках.Упряжка вслед умчаласьЗа страхом вожака.Был этот страх излечен —Всего делов, и вот,Не замечая трещин,Упряжка мчит вперед!

Туман, легкий ветерок, тихо падает снежок, и температура всего около нуля градусов. На примусе напротив меня журчит сковорода, а на ней румянятся тосты к ужину-завтраку.

Такое впечатление, что дневной сон более эффективен, чем ночной, – все как один проснулись отдохнувшими и ранее запланированного времени. Уилл выполз из палатки первым и стал собираться. Джулия и Такако замешкались, и в результате наши сборы затянулись часа на полтора, поэтому мы смогли выйти только в начале десятого вечера.

Джулия, встав вперед в порядке искупления вины за задержку с выходом, повела всю команду в сторону клонящегося к горизонту солнца. Ветер стих, небо окончательно освободилось от облаков, и, несмотря на все еще влажный рыхлый снег, мы продвигались вперед довольно бойко. Гордон, не вполне, очевидно, удовлетворенный скромным ужином, предложенным ему нами сегодняшним утром, переметнулся на нарты к предводителю, и они ушли вперед, преследуя Джулию. За ними рванул вечно кричащий и немилосердно лупящий своих собак Мартин.

Такако, снимавшая наш старт на фоне заходящего солнца, задержалась и, наверстывая упущенное время, понеслась на лыжах за Мартином. Мы с Ульриком заняли позицию в арьегарде. Несмотря на то что эта позиция начисто лишала нас привилегии выбора маршрута и соответственно лавров первопроходцев, к которым мы успели привыкнуть, ее несомненным преимуществом было то, что мы могли не спешить, – никто не дышал нам в спины и не понуждал выказывать постоянную, а потому несколько утомительную готовность к подвигам во имя торжества нашего общего дела… Мы, а точнее Ульрик, воспользовались этим преимуществом для того, чтобы спокойно без спешки опробовать новый порядок расстановки собак.

Схема, которую собирался испытать Ульрик, неуловимо напоминала знаменитую расстановку игроков сборной Бразилии по футболу: 4–2—4 с небольшим изменением. Ульрик расставил наших мохнатых игроков по схеме 4–4—2—2. При этом коренными выступали братья Машер и Визал и с ними рядом Чикаго и Айдар. Вторая четверка выглядела менее солидно. В нее вошли более легкие и, я бы сказал, менее серьезные собаки: Рэй и Даггер шли вместе с Джампером и Газом, перед ними – наша мудрая и спокойная девушка Кола со своим непутевым сынком Дизелем, а впереди – непредсказуемый Седар и Дас.

Вполне естественно, что новая расстановка не всем собакам пришлась по душе, и начались стихийные разборки и выяснения отношений типа: «А ты кто такой!?». Особенно возбужденными выглядели Газ и Дизель. Им, привыкшим валять дурака и баловаться, казалось неправильным, что их разделили таким жестоким образом, и они теперь были лишены возможности общаться так, как они привыкли, когда бежали рядом. В результате Дизель все время оборачивался назад, пытаясь ухватить Газа, а тот, в свою очередь, немилосердно кусал Дизеля за мелькавшие перед самым его носом мохнатые лапы.

В коренной четверке дела обстояли намного серьезнее. Чикаго как представитель одноименной мафии пытался установить свое главенство, но, получив достойный отпор от чернокожих братьев Машера и Визала, сделал вид, что его вполне устраивает новое соседство. Айдар, унаследовавший мудрость своего отца Сэма, воспитанного в жестоких уличных потасовках во Фробишере, с самого начала занял нейтральную позицию в ожидании того, чья сторона возьмет верх, и, убедившись во временном паритете сил, успокоился, заняв место между соперниками и не опасаясь нападения ни с той, ни с другой стороны.

Понятно, что все эти перестановки совместно с воспитательными мероприятиями заняли достаточно времени, и мы заметно подотстали от остальных. Только через час нам удалось догнать ушедшие вперед упряжки, и мы продолжили движение в привычном темпе.

Солнце село в облачность, и сразу стало как-то тоскливо. Опустился туман, усугубляемый пеленой от курящихся слева по курсу холмов Смокинг Хилз.

Джулия по-прежнему лидировала. К несомненно ценным с точки зрения будущего нашего путешествия к Северному полюсу качествам ее навигационного таланта следовало отнести постоянную тенденцию к отклонению курса в северном направлении. Увы, на данном участке маршрута это привело нас к необходимости пересечения довольно обширной зоны абсолютно бесснежного галечного пляжа, неожиданно отделившего нас от сулившего более легкие условия для движения припайного льда. Джулия оставалась верна выбранному курсу и повела упряжки по самому высокому и бесснежному месту. Нам с Ульриком, сразу про себя окрестившим выбранный маршрут «женским», с нашей позиции было легко отыскать более короткий и легкий путь, и мы, сместившись туда, догнали команду уже на морском льду. Последний оказался сильно всторошенным и по сути представлял собой частично взломанный припай с включениями зон торосов внушительных размеров.

Мы осторожно пробирались через торосы, стараясь отыскать сохранившиеся участки невзломанного припая. Туман иногда сгущался настолько, что мы переставали видеть друг друга, но было тихо и прохладно. Во влажном холодном воздухе бока собак и их морды покрылись пушистым инеем, то же самое, естественно, произошло и с нами. И если наши меховые бока были надежно прикрыты многослойными одеждами, то, что касается наших морд, или, как, наверное, пишут о нас собаки в своих мемуарах, лиц, здесь было все, как надо: ресницы, брови, а у некоторых усы и бороды превратились в белоснежные махровые кустистые гроздья разных форм и размеров. Мы все стали разом походить на Дедов Морозов и Снегурочек, спешащих на рождественские праздники с полными санями подарков.

Гордон, который, естественно, не мог упустить такого случая для съемок, непрерывно щелкал своим фотоаппаратом невзирая на полное отсутствие солнца. Во время съемок он так увлекся, что подпустил собак упряжки Мартина на расстояние гораздо короче фокусного. В результате он, что называется, попал под упряжку и упал, едва успев подобрать под себя лыжи. Собаки прошли над ним, и Мартин сумел обвести нарты вокруг нашего несчастного фотографа, который лежал на спине, прижимая камеру к груди. Реакция самого Мартина на это происшествие была несколько неожиданной. Все произошедшее его почему-то чрезвычайно развеселило, и мы, шедшие следом, услышали его удалявшийся смех.

Ульрик раздраженно на это бросил: «Не вижу ничего смешного». Я с ним согласился. Мне кажется, что именно с этого эпизода началось тихое противостояние Мартина и Гордона, проявившееся в полной мере позже, в нашей экспедиции через Ледовитый океан.

После ланча, который протекал в туманной, прохладной, но тихой обстановке, мы сменились. Я вышел вперед, но ненадолго. Собаки Ульрика были явно в ударе, и их мой темп совершенно не устраивал – они постоянно подталкивали меня своими мордами, поэтому я решил не мешать им, и мы выпустили их вперед. Я отошел к Ульрику вместе со своим компасом, Гордон встал к Уиллу, и мы помчались вперед.

Собаки развивали такую скорость, что просто захватывало дух. Похоже, что энтузиазм и рвение Седара были вызваны тем, что он чувствовал какие-то тревожащие его острое обоняние запахи. Из тумана выползали рваные торосы, издалека напоминающие медведей.

Собаки неслись очень резво, потому что поверхность была ровной и представляла собой или голый лед, или плотный снег, поэтому скольжение было отменным. Мы неслись с ветерком, но, как оказалось, до первой трещины.

Трещина была совершенно незначительной – шириной, наверное, сантиметров сорок. Тем не менее она произвела буквально ошеломляющее впечатление на нашего беднягу Седара, который, по-видимому, вспомнив свой опыт неудачного форсирования подобной водной преграды, резко повернул и, не снижая скорости, понесся вдоль трещины, что нас совсем не устраивало. Никакие крики Ульрика не помогали.

Седар несся, как ему казалось, вдоль трещины, которая изрядно петляла, и потому нарты, не поспевая за резкими поворотами собак, так и норовили в эту трещину опрокинуться. Паническое настроение вожака незамедлительно передалось всем собакам, и пока Ульрик, используя весь свой авторитет, пытался обуздать сорвавшуюся упряжку, я только успевал управляться с санями, чтобы не дать им заваливаться боком в эту трещину. Так мы пронеслись не менее трехсот метров, пока наконец я, взяв палки, сумел перескочить через трещину. Обогнав собак по противоположной стороне, что стоило мне немалых усилий, я привлек их внимание, и они свернули в мою сторону, без труда перескочив через казавшееся таким страшным препятствие.

Только теперь мы смогли перевести дух. Седар, чувствуя свою вину, залег на снег, прижав голову, и в ожидании неминуемой кары неуверенно повиливал хвостом, явно прося снисхождения. Нам ничего не оставалось делать, как только его простить и назначить небольшой испытательный срок. Надо сказать, что он полностью оправдал наше доверие и весь остаток дня бойко и уверенно лидировал, легко с разбега преодолевая попадавшиеся то и дело на нашем пути трещины разных форм и размеров.

Практически не снижая темпа, мы завершили сегодняшний день с рекордно высоким результатом – 56 километров – и остановились на ночлег (точнее, «деньлег») в самой середине туманного залива Франклин. Как и всякий приличный рекорд, наш сегодняшний результат вполне заслуживал особого отношения. Тут как раз и пригодилась привезенная Гордоном и уцелевшая только в связи с неразберихой со временем бутылка виски. Потому наш ужин, а если считать по местному времени, завтрак выглядел внушительно, но просто – виски и спагетти. Понятно, что после такого завтрака и длинного перехода сон наш был крепким и беспробудным, как у невинных младенцев.