NWT. Три путешествия по канадской Арктике

3 мая

Ночной морозец осушает лужиИ стелет нам под ноги синий лед,И в завтрак превратился ужин —Сегодня все у нас наоборот.Нам ночь устроила лихое испытаниеЗа дерзость посягнуть на ее власть.Спасен был пес искусственным дыханьемИз наших ртов в его собачью пасть.А солнца золотая капляРасплющилась, упав на горизонт,И растеклась так широко, что вряд лиЕе до завтра кто-то соберет.

Вечер, без четверти семь. Прекрасная солнечная погода. Тишина. Лед залива Франклин. Мы с Ульриком в палатке в предвкушении выхода на очередную охоту на… не знаю, кого.

Вчера мы вышли из Палотака примерно в 9 часов вечера, сопровождаемые местными мальчишками и девчонками, и буквально шлепали по лужам и раскисшему грунту. Вокруг самого Палотака грязнее всего, почти весь лед растаял. Наш лагерь, где отдыхали наши собаки, был весь в лужах. Приходилось выбирать дорогу и выйти на маршрут в резиновых ботах.

Истосковавшиеся по работе собаки, конечно, рванули изо всех сил. Упряжка Мартина была первой, поэтому они с Такако ушли в сторону неизвестности, а мы с Ульриком и Гордоном, нашим фотографом, покатились за ними. В связи с тем что в команде появился Гордон, у нас образовался седьмой лишний, то есть человек, у которого не было постоянного места прописки на определенных нартах. Нетрудно догадаться, что этим человеком стал я. Получилось это вполне естественным образом: Гордон вскочил на площадку наших с Ульриком нарт, и мне не оставалось ничего другого, как, взявшись за привязанную к стойке нарт веревку, откатиться на лыжах в сторону и продолжить движение по лужам. От меня во все стороны летели брызги, и, я думаю, со стороны я выглядел (если бы кто-нибудь это видел), как воднолыжник.

Вечерело. Солнце плавно клонилось к горизонту, и стало заметно прохладнее. Лужи исчезли, а на их месте образовались большие проплешины голубого льда, скольжение по которому в этот тихий апрельский вечер доставляло истинное наслаждение. Мы дошли до мыса и повернули на запад. Такако выдвинулась вперед, решив потренироваться на лыжах, а я занял ее место на нартах вместе с Мартином, чтобы равномернее распределить нагрузку между упряжками. Ничто не предвещало каких-либо осложнений. И погода, и лед, и хорошее настроение собак, передававшееся нам, – все было на нашей стороне. Происшествие, едва не стоившее жизни нашему молодому и бесшабашному Дизелю, случилось, что называется, на самом ровном (каким бывает сглаженная таянием поверхность припайного льда) месте.

Наш путь преградила неширокая – до полутора метров – свежая трещина, чернильно-черный излом которой шел перпендикулярно нашему курсу. Мы приостановили собак и попросили Такако проехать вдоль трещины с тем, чтобы найти место, где она была поуже и где можно было бы без риска переправиться. Такако отыскала такую переправу довольно быстро метрах в ста от того места, где мы остановились, и показала палками, чтобы мы ехали к ней. Для пересечения трещины необходимо было вывести собак на боевой перпендикулярный трещине курс. Я выехал вперед и повел упряжки по большой плавной дуге к Такако, с тем чтобы все их построить в линию перед проездом трещины.

Мы с Мартином и его упряжкой благополучно переправились через трещину и стали поджидать остальных. Вторым шел Ульрик. По-видимому, посчитав нашу переправу чересчур простой для своих собак, он направил свою упряжку по другому пути, туда, где трещина была заметно шире. Я увидел, как вожак Ульрика Седар, замешкавшись с прыжком, не рассчитал сил и, прыгнув, оказался в воде. За ним последовали Дассен и ряд других собак, которые в такой ситуации физически не могли избежать падения в трещину. Все смешалось. Ульрик, чертыхаясь, извлек всех собак на лед и отъехал от трещины, чтобы перестроить боевые порядки перед второй попыткой.

Я перебрался на его сторону и предложил возглавить упряжку, чтобы отвести собак к более узкому месту. Упряжка легко и резво пошла за мной, но перед самым краем трещины Седар, еще мокрый от предыдущей попытки, внезапно заупрямился и остановился. В результате собаки, теснимые нартами, сгрудились перед злосчастной трещиной в невообразимую кучу малу, начались грызня и погромы. Пришлось вмешаться каюру. Дело принимало затяжной характер.

Упряжка развернулась параллельно трещине, и наши коренные собаки, которым не терпелось узнать, что же это там впереди за препятствие такое, которое не пройти, решили сами попробовать воду на твердость. Первым отличился сын легендарного Сэма любопытный Айдар. Его знакомство с физическими качествами воды, основным из которых является то, что она мокрая, состоялось быстро и неожиданно для него. За ним последовали его соседи. Глядя на всю эту неразбериху, я невольно подумал, что если мы таким образом будем преодолевать все трещины в Северном Ледовитом океане, далеко нам не уйти.

В конце концов мы отыскали небольшой ледовый мостик по которому и перебрались на другой берег. Уже здесь, когда упряжка была на безопасном льду, мы заметили, что Дизель, неестественно запрокинув голову, хрипит, висит на постромках, и упряжка волочит его по льду. Ульрик подскочил туда и завопил: «Нож! Скорее нож!» Пока все шарили по ножнам в поисках ножа, Ульрику уже удалось отстегнуть карабин и вытащить бедного пса на лед. Он лежал на льду – черный, мокрый, взъерошенный и абсолютно неподвижный. У меня похолодело в груди.

Вырисовывалась следующая картина происшествия. В свалке, которая возникла во время нашей сумбурной переправы через эту узкую трещину, поводок Колы – матери Дизеля, запряженной в воспитательных целях рядом с ним, захлестнулся вокруг шеи ее неугомонного сынка и лишил его и без того ограниченной зоны свободного передвижения. Вдобавок Дизель попал в самую гущу собачьей свалки в воде и изрядно хлебнул. Да и после преодоления водной преграды Дизель оставался пленником туго стянувшей его шею петли. К счастью, мы обнаружили это достаточно быстро. Тем не менее наш бедный пес лежал на льду без сознания и не подавал никаких признаков жизни.

Ульрик, надо отдать ему должное, первым вышел из оцепенения и начал по всем правилам службы спасения на водах делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание «изо рта в пасть». Поначалу даже его энергичные действия не возымели видимых результатов – пес оставался недвижим. Мы вместе подняли его за задние лапы, с тем чтобы вытрясти из бедолаги выпитую воду. Пес висел в наших руках, как белье на веревке, с вывалившимся языком и прикрытыми глазами. Это продолжалось каких-то страшных 30 секунд. Вдруг глаза его приоткрылись, и он стал мигать сначала медленно, а затем все чаще и чаще. Ободренный этим, я тоже подышал в его полуоткрытую пасть.

Мы положили пса на лед. Он поднял голову, медленно огляделся вокруг, явно возвращаясь из небытия, привстал, постоял, слегка покачиваясь, на еще неокрепших лапах, отряхнулся не очень уверенно и побежал в сторону с любопытством наблюдавших за всей этой операцией товарищей по команде.

Слава Богу и Ульрику! У всех нас отлегло от сердца, но мы пережили очень неприятные минуты, когда всем нам показалось, что в такой рядовой ситуации мы можем потерять такого славного пса.

Тем временем солнце скрылось за горизонтом, и все окружавшее нас пространство приобрело нежный молочно-матовый оттенок. Небо с западной стороны горизонта, прямо по курсу нашего движения, еще не остыло и хранило оставленные солнцем нежнорозовые с оранжевым отливом оттенки. Слева и справа по курсу и позади нас небо уже наливалось густой синевой, переходящей у самого горизонта в фиолетовый цвет короткой полярной ночи… Мы продолжили наше путешествие, осторожно поглядывая по сторонам и аккуратно пересекая немногочисленные и, к счастью, неширокие трещины.

Скольжение было просто великолепным, настроение после удачного спасения Дизеля – прекрасным. В скором времени мы неожиданно уперлись в берег, причем совсем не пологий, а, я даже бы сказал, крутой, и пошли вдоль него в поисках подходящего подъема. Он вскоре был найден и представлял собой снежник, взлетающий как парус на темном фоне окружающих скал к самому гребню. Снег, схваченный вечерним морозцем, был прочным, и потому нам не составило больших трудов подняться по нему на самый гребень, где мы и устроили перерыв на ланч под темно-голубым чистым, без единого облачка, небом. Несмотря на отсутствие облаков, звезд было не видно, поскольку все еще было достаточно светло.

После перерыва я вышел вперед на лыжах, и мы в буквальном смысле понеслись сквозь прозрачную полярную ночь. Мне удавалось сохранять взятый со старта высокий темп благодаря хорошему скольжению, и мы проскочили этот полуостров, можно сказать, незамеченным, то есть с малыми потерями времени и без приключений. Вызванные бурным таянием снегов в Палотаке опасения относительно того, что на сухопутных отрезках маршрута снега нам будет недоставать, хотя и были небезосновательны, но, к счастью, в полной мере не подтвердились. Можно было выбрать путь по кулуарам и низинкам, где этого снега было достаточно, и, несмотря на то что все же попадались травяные проплешины, мы пересекали их на наших нартах, не снижая скорости хода.

Около четырех часов утра мы выскочили на более открытое пространство и вскоре остановились на берегу залива, где собирались разбить лагерь. К сожалению, солнце задерживалось с выходом, потому как с восточной стороны горизонта наползли какие-то грязновато-серые облака. Солнце смогло пробиться через их плотные нестройные ряды только к началу шестого. Странное чувство какой-то нереальности происходящего вокруг возникало при движении ночью. Время текло по-другому, и мне даже стало казаться, что все то, что сегодня произошло, включая спасение Дизеля, было просто сном, и вот сейчас, утром, я проснулся, и теперь мы начнем наш обычный день.

В шесть часов солнце уже взобралось достаточно высоко, и мы вдруг почувствовали, что очень хочется спать. Лагерь разбивали не спеша, во-первых, потому что спешить было некуда и, во-вторых, потому что устали.

Поставили чайник на огонь и прилегли с Ульриком в ожидании. Сон сморил нас обоих моментально – вода еще не успела закипеть. Я через силу продрал глаза и, собрав всю волю в кулак, сварил рис. Сегодня мы ужинали втроем – у нас столовался Гордон. Пока мы ставили лагерь, он куда-то смотался со своим неразлучным фотоаппаратом, однако, что самое интересное, вернулся аккурат к ужину со своей плошкой стоимостью два доллара за пару, к которой он относился, пожалуй, не менее трепетно, чем к своему Nicon F3 стоимостью две тысячи долларов. Мы быстренько провели ужин – в рабочем порядке, без дискуссий и по сокращенной программе, как завтрак, отведав риса с сыром. Даже та бутылка виски, которую Гордон для нас припас, сегодня не сработала, потому что мы решили все-таки поспать.

Как только мы залегли в спальные мешки, моментально заснули. Проснулись примерно в час дня, оттого что стало жарко. Открыли все двери в палатках, вылезли из спальных мешков и продолжили прерванное было занятие – погрузились в сон.