NWT. Три путешествия по канадской Арктике

26 апреля

Молниеносней «Барбаросса»И без особенных затратМы все по плану «Сбросъбарбоса»Преодолели водопад…Но вновъ река ведет в канъоны,Они все уже и мрачней,И лед бутылочно-зеленыйС зубами черными камней.

Сегодня день рождения сестры моей Аленушки. Мне крайне редко удавалось бывать дома в апреле – самый разгар полярной страды в Арктике. Вот и сейчас я очень далеко и даже телеграммой поздравить не могу – слишком длинная цепочка из нерусскоязычного населения выстраивается между отправителем и получателем поздравления. Пришлось ограничиться мысленным поздравлением, тем более что сейчас у нас полдесятого вечера, а в Ленинграде у Алешки – полпятого утра.

За сегодняшний день мы прошагали 12 километров, точнее, 12 километров 20 метров. 20 метров эти были по вертикали, и по затратам времени на их преодоление были эквивалентны 15–20 километрам по горизонтали.

Мы приступили к исполнению плана нашего спуска по водопаду, получившего с моей легкой руки название «Сбросьбарбоса», сразу же после завтрака, в 8 часов утра. Для начала мы подтащили к краю обрыва, по которому собирались спускать все снаряжение и собак, все, кроме собак.

Ульрик спустился вниз первым и, заняв удобную позицию на самой верхней части снежника, приготовился к приему снаряжения. Мы наверху отсортировали все то, что без ущерба можно было бы сбросить вниз на рыхлый снег, и незамедлительно это сбросили. Ульрик едва успевал уклоняться от пущенных в него с высоты предметов нашего снаряжения – палаток, лыж, спальников. Я также отправил ему наш резервный доглайн, чтобы он укрепил его между двумя валунами внизу на льду реки, что позволило бы нам сразу же привязывать собак после их спуска. Тяжеленные, по 35 килограммов, ящики с собачьим кормом пришлось спускать на веревке, поскольку они могли разбиться при падении с такой высоты и нам пришлось бы все оставшееся время раскапывать глубокий, доходящий до высоты паха снег в поисках брикетов собачьего корма.

Солнце палило немилосердно, ни дуновения ветерка. Собаки, на время предоставленные сами себе, спали, развалившись и млея. Только наши неугомонные щенята резвились – чем больше беспорядка вокруг, тем им, понятно, интереснее. Они носились кубарем между раскиданными предметами снаряжения, ящиками с кормом, и приходилось все время отгонять их от обрыва, куда они все норовили свалиться, чтобы навести понимаемый ими по-своему порядок и внизу у Ульрика.

Когда со скарбом было покончено и наверху остались только собаки и пустые нарты, мы приступили к самой ответственной части операции – спуску собак. Такако присоединилась к Ульрику, чтобы помочь ему с расстановкой собак. Я занял место на самом краю уступа. Мне хорошо было видно Ульрика внизу, прямо подо мной в десяти метрах, и в то же время я мог принимать связанных попарно собак, которых мне подводили Мартин и Джулия.

Собаки упирались изо всех сил всеми своими четырьмя лапами, и мне стоило немалых трудов удерживать свою позицию, особенно тогда, когда приходилось силой спихивать собак с края уступа. Однако, как только собаки зависали на веревке в воздухе, они переставали брыкаться и безропотно ждали того счастливого момента, когда их лапы коснутся снега. Ульрик отстегивал их от спусковой веревки, и они веселыми мохнатыми клубками скатывались вниз по снежнику прямо к поджидавшей их Такако. Мы довольно быстро управились со всеми нашими новоявленными альпинистами и приступили к спуску нарт. Мартин спустился вниз для усиления принимающей группы, поскольку нарты были тяжелыми.

Вся операция по спуску представляла собой пять часов непрерывного труда. Отсюда легко подсчитать соотношение скоростей движения с собачьими упряжками по вертикали и горизонтали, которое составило примерно один к тысяче! Нет, все-таки каждому свое: альпинистам отчаянные, яростные и стремительные метры подъемов и спусков, а нам, собачникам, долгие, изматывающие километры снежно-ледового бездорожья.

Нижняя, послеводопадная часть реки Хорнуэй отнюдь не радовала глаз. Конечно то, что мы увидели, пройти было много проще, чем вертикальную ледовую стену водопада. Однако в то же время, согласитесь, беспорядочная, покрывающая почти все окружавшее нас пространство реки россыпь изумительных по величине булыганов, между которыми едва угадывалось некое подобие прохода, представляла для нас непростое испытание.

Обнадеживало нас то, что мы нашли старый след снегохода. Уж если снегоход смог сюда подняться, то водопадов внизу не предвидится, и, вообще, это означало, что и мы со своими собаками здесь сможем пройти. Я встал на лыжи и покатил вперед, за мной Ульрик и вся остальная кавалькада.

Спускаться было достаточно просто и весело по скользкому зеленого, бутылочного цвета льду, вздыбленному буграми, расколотыми трещинами. Я скользил, огибая валуны, по большому радиусу, с тем чтобы собаки с нартами вписывались в повороты без проблем. Иногда я выходил на след снегохода, который прошел, по-видимому, еще до последнего снегопада, потому что на заснеженных участках след терялся.

Мы вновь оказались в узком непередаваемой красоты каньоне. Вновь мы шли вплотную к его отвесным темно-коричневым скалистым стенам высотой более ста метров. Временами попадались отдельно стоявшие высокие каменные столбы – результат многолетнего выветривания породы, напоминавшие сказочных великанов, охранявших покой этого места.

Наверху, на плато, по обыкновению дул ветер, сметавший с нависших над обрывом снежных козырьков невесомые облака снежной пыли. Когда удавалось задрать голову, чтобы посмотреть на узкую полоску голубого неба, белые снежные струйки и вихри снежной пыли создавали иллюзию движения всего этого сказочного мира и всех нас вместе с ним куда-то вбок, причем движение это казалось куда более стремительным, чем наше собственное, направленное в сторону недостижимого Палотака.

Река петляла и извивалась пуще прежнего. В излучинах снег был мягким и глубоким, примерно по колено, и нам опять приходилось протаптывать след собакам – они пыхтели и шли с трудом. Мы решили дать отдохнуть нашим собакам и выпустить вперед вечно толкавшихся в арьегарде собак предводителя. Он согласился с хорошо скрываемым удовольствием на лице. Вперед на лыжах вышла Джулия, и движение возобновилось.

Джулия достаточно уверенно справлялась со своей задачей и только раз, сбившись со следа снегохода, завела нас всех на каменную россыпь, но и ее мы миновали. Встретился совсем свежий след медведя гризли, который шел нам навстречу. Разойтись с этим зверем на параллельных курсах в таких узкостях, как этот каньон, мирным путем навряд ли возможно, и нам осталось только гадать куда он мог подеваться – вокруг практически вертикальные стены. Опять видели орла и ястребов.

За вторую половину дня прошли 12 километров, а каньону все не было ни конца, ни края. Для лагеря выбрали небольшую излучину реки. В этом месте один берег каньона несколько отступил, образовав некое подобие бухточки, куда мы и бухнулись со всеми своими собаками и палатками. Солнце спряталось за высокие стены каньона намного ранее официального заката, сразу стало сумрачно, и повеяло холодом.

Сегодня был пробный сеанс радиосвязи непосредственно с Японией. Такако пришла в палатку, но, увы, радиоконтакта не получилось – нас плохо слышали.

До Палотака осталось 42 километра. Возможно, мы завтра и доберемся туда. Вот оттуда все и свяжутся со своими близкими в своих далеких странах.

Мясо кончилось, так что на ужин сегодня жуем спагетти с сыром и приправляем всякими специями. Я еще поджарил немного хлебца.

Ужин без мяса располагал к размышлениям, и я вновь (в который раз!) поймал себя на мысли о том, что, может быть, все и обойдется в большой экспедиции с таким составом! Помимо отсутствия мяса, поводом для таких мыслей стала сегодняшняя отличная работа Джулии на лидирующей позиции.

Однако, как и раньше, я отогнал эту мысль. Все-таки Северный полюс есть Северный полюс, океан есть океан. Я практически убежден, что и Джулия, и Такако выдержат это испытание, и я в основном переживаю по поводу себя, поскольку не уверен, что мне будет по плечу такая дополнительная психологическая и физическая нагрузка, связанная так или иначе с их опекой в течение долгих четырех месяцев перехода.

Как мне представлялось, в нашей команде рассчитывать мне было особенно не на кого, кроме Ульрика. Что касается остальных, то, если в физическом плане сомнений в отношении них не было, в плане того, чтобы проявить инициативу, и особенно в трудных условиях, взять на себя часть ответственности за судьбу экспедиции, на них рассчитывать не приходилось.

Ветер набегал порывами, теребя ткань палатки. Собаки спали, и даже вечно снующие вокруг и проказничающие Газ и Дизель угомонились и спят. Еще один апрельский день нашей экспедиции завершился. Предводитель в очередной раз нас удивил своим эксцентричным поведением: со словами «мне надо отдохнуть как следует», взяв спальный мешок, он отошел от лагеря метров на сто и, по всей видимости, собирался там переночевать. И это все при том, что не далее как сегодня утром мы наткнулись на свежий след гризли. Мне все это показалось в высшей степени неосмотрительным и безрассудным, тем не менее Уилл не внял уговорам и остался ночевать на снегу. (Надо сказать, что именно в подобной ситуации несколькими годами позже на Камчатке был задавлен медведем известный японский фотограф-натуралист, решивший провести ночь не в избушке, где разместилась вся его группа, а в спальном мешке на улице. До утра он не дожил.)

Еще раз с днем рождения, Лешка!