NWT. Три путешествия по канадской Арктике

1 апреля

Понятия о холодеУ тундры смещены.Здесь больше чести смолодуНадо беречь штаны.Не греет солнца низкогоРасплавленный янтарь,И ветерок неистовыйВдохнул в апрель январь.

Полчаса назад я выяснил, что японская паста – макароны с соба – требует гораздо больше воды, чем мы можем обеспечить при наших скудных запасах энергии. Воды, конечно, здесь хватает, а вот с энергией дело обстоит хуже. Приходиться проявлять осмотрительность. В результате вареное мясо было совсем неплохим, зато макароны, которые я сегодня сварил, напоминали нечто среднее между обойным клеем и замазкой. Тем не менее делать нечего – мы это съели.

Температура сейчас примерно градусов пятнадцать. Ветерок упруго задувает с северо-востока, принося такую, мягко говоря, «живую» погоду, которая отражается на наших лицах. Сегодня ночью температура была минус 27 градусов, и спать было достаточно прохладно, потому что я никак не могу сориентироваться, каким образом следует лежать в моем спальном мешке – то ли вдоль, то ли поперек.

Мешок мой изготовлен в Японии. Он настолько громоздок – и широк, и длинен, что в него, пожалуй, влезут три японца. Он явно предназначен для того, чтобы помещать в него другой, более легкий мешок, который тоже лежит у нас на санях, – мы бережем его для более теплой погоды. Однако когда ты размещаешься в этом японском мешке без внутреннего мешка, то перестаешь понимать, где вход, а где выход. Отовсюду поддувает и задувает, капюшон не закрыть. Короче говоря, не сравнить его с моим любимым «Эверестом».

Проснувшись часа в четыре, я так и проворочался до утра в мучительных попытках найти хоть какую-нибудь позу, в которой можно было бы согреться. Опять снились мне какие-то странные сны. В прошлую ночь мне снилось, что я переводчик на встрече Ельцина и Клинтона, теперь – какие-то занудные беседы с Собчаком. Что-то потянуло меня наверх, в администрацию. Интересно, к чему бы это.

Короче говоря, я решил встать, не дожидаясь звонка будильника, потому что бороться с этим пронизывающим холодом уже надоело. Я вылез из мешка до половины, и попытался распалить печурку. К чему бы я ни прикасался, все было обжигающе ледяным. Мы опять ощутили на себе холодное дыхание Арктики, несмотря на то что уже наступил апрель. Наши радужные надежды на потепление не оправдались – тундра есть тундра. Оставалось радоваться тому, что, по крайней мере, нет ветра.

Отодвинув Ульрика, который совершенно безмятежно спал почти что на конфорке, я запалил печку и вышел на улицу осмотреться. Ярко-малиновое солнце наполовину вылезло из-за горизонта. Мороз 27 градусов, тихо, спокойно, собаки спят, покрытые инеем. В общем, все вокруг предвещало неплохой день, и его начало оправдало все ожидания.

После плотного завтрака мы быстренько собрали палатку. На этот раз все были экипированы по-настоящему: мы надели маклаки и всю имевшуюся в нашем распоряжении одежду. Я для себя решил, что лучше раздеваться по ходу, если станет жарко, чем пытаться согреться за счет движения, – вчерашний опыт показал, что последнее не совсем эффективно, особенно когда это движение чередуется с продолжительными паузами.

Определив позицию, мы выяснили, что если идти на восток, то озеро White Fish, что в переводе означает озеро Белой Рыбы, довольно близко – всего в часе ходьбы. По этому озеру нам нужно было немного, километров двадцать, пройти на юг до места, где находился наш запасной склад с продовольствием. Я занял свое привычное место впереди и пошел по бесконечным сопкам, поднимаясь и спускаясь, лавируя между камнями.

Неслабый морозец, усугубляемый поднявшимся ветерком, ощутимо пощипывал наши лица. Однако к такой погоде я был готов: на мне были надеты плотные брюки, а на руках – рукавицы, неудобные и громоздкие, опять-таки японского производства, которые, конечно, ни в какое в сравнение не идут с теми, что были на нас в Антарктике. Руки в эти рукавицы влезают с трудом, а потом их так же сложно снять, и при этом они совершенно не греют.

Я все шел и шел на восток, а никакого озера не было и в помине, но поскольку на озере нам все равно надо было сворачивать на юг, я по ходу движения немного забирал к югу. Однажды мне даже показалось, что мы, наконец, вышли на нужное нам озеро, и я повернул было на юг, но быстро опомнился, потому что уж очень это озеро было маленьким – судя по карте, оно должно было быть существенно больше. Надо отдать должное предводителю, казалось, дремавшему на облучке своих нарт, – при этом моем маневре он немедленно подскочил ко мне и сказал, что поворачивать еще рано. Мне, конечно, пришлось с ним согласиться.

Мы продолжили путь в прежнем направлении, регулярно распугивая карибу. Оленей было очень много, и собаки, почуяв их следы, моментально меняли неспешную иноходь на стремительный аллюр, превращая стоявших на облучках каюров в некие заиндевевшие статуи.

Передвигаясь таким образом в надежде выйти, наконец, на озеро, я неожиданно выскочил на какой-то гребень, усеянный валунами разных размеров. Проход через них был совершенно неочевиден, и поначалу мне показалось, что мы, что называется, «приехали» и неминуемо придется разворачивать нарты. Однако каким-то чудом мне удалось найти узенькую заснеженную тропку, по которой я вывел всех в долину. Мы скатились на небольшое озерцо, но затем вновь пошли бесконечные подъемы и спуски, пока с одной из горушек я не заметил вдалеке что-то похожее на озеро. Справа от озера отходила губа, и я решил, что ехать на собаках по этому заливу будет гораздо приятнее, чем карабкаться по сопкам. Сделав длинный вираж, с тем чтобы выйти к этой губе, я довольно быстро спустился, а минут через десять меня догнала и уверенно обошла упряжка Джона.

Избранную мною тактику движения поддержали все, и мы продолжили движение по заливу. Я подъехал к Уиллу, и мы пошли с ним рядышком. Джон шел впереди, довольно уверенно обойдя нас метров примерно на двести. Несмотря на то что мы бежали весьма резво, нам не удавалось догнать Джона до самого ланча.

Залив, по которому мы шли, все никак не заканчивался, в стороны от него уходили какие-то ответвления, а мы все пытались свернуть на юг, сомневаясь в правильности выбранного пути. Пришлось даже еще раз определить наше местоположение.

Мы подошли к сопке, которая, как нам хотелось надеяться, была последней преградой на нашем пути к озеру, и здесь, наконец, остановились на долгожданный ланч. У подножия сопки нам удалось найти место, где мы смогли спрятаться от ветра и спокойно перекусить. Ульрик, воспользовавшись паузой, облачился в дополнительные штаны, поскольку его продуло основательно.

Джон, неожиданно возглавивший нашу колонну, убедил нас, что мы идем правильно, и после ланча мы продолжили путь, уже гораздо более уверенно и резво следуя за Джоном, однако не переставая удивляться, почему же до сих пор нет этого озера, которое на карте выглядело таким большим. Неужели я так существенно сместился к югу? Вскоре выяснилось, что это действительно так. Нам удалось найти речку, поднявшись по которой, можно было выйти к нашему складу с продовольствием. Река петляла, и там, где на карте были показаны пороги, действительно зияли огромные проплешины чистой воды. Пришлось притормозить собак и обойти их аккуратненько, потому что купаться, да еще при таком ветерке, никому не хотелось. В конце концов мы подошли к чрезвычайно живописным, но весьма крутым склонам холмов, обозначенных на карте как отроги гор. Именно эти холмы и отделяли нас теперь от цели.

На южных склонах гор снег уже сошел, и преодолеть их на собачьих упряжках было довольно проблематично. Конечно, можно было бы обойти холмы с севера, но мы решили брать их в лоб. Я опять пошел впереди, занимаясь поисками дороги. Собакам удавалось подниматься даже в таких местах, где мне это казалось невозможным. Короче говоря, это препятствие мы преодолели, а на одной из последних полянок я даже был вознагражден несколькими замороженными ягодами клюквы.

Успешный спуск увенчал наш переход, и, подгоняемые ветром, мы, наконец, добрались до стоянки, где должны были пополнить запасы продовольствия и корма для собак. Перед нашим взором предстали три деревянных дома – один из бревен, другие из досок, напоминавшие, скорее, времянки. На дверях висели замки, окна были заколочены, а вокруг дома лежали доски с гвоздями наверх – весьма действенная защита против медведей. Эта унылая картина моментально развеяла все наши надежды переночевать в более цивильных, чем обеспечивали наши палатки, условиях.

Мы разыскали большой тюк с нашим продовольствием и кормом для собак, который был доставлен сюда вчера компанией «Air Tindy», и разбили привычный палаточный лагерь. Распределив запасы, мы наконец были готовы расслабиться, но тут в палатку ввалился Томас с жалобами на какие-то совершенно невыносимые боли в пояснице. Ульрик со свойственной ему обстоятельностью начал готовиться к процедуре изгнания духов из измученного организма Томаса, а тот, наблюдая за его приготовлениями, сидел на корточках в углу палатки и посматривал на меня из-под косынки своими загадочными глазами.

Процедура оказалась весьма интересной. Для начала Ульрик смазал Томаса какими-то снадобьями. На вопросы обеспокоенного Томаса о том, что же такое с ним делают, я ответил: «Сейчас мы тебя польем чилийским соусом и съедим, поскольку ты не охотишься на карибу, как обещал, и потому у нас нет свежего мяса». Намазав Томаса, Ульрик стал мощными движениями нажимать на его больную спину, растирая нанесенное снадобье, причем делал он это с видимыми удовольствием и азартом. Томас буквально вдавился в спальный мешок – его практически не было видно, и только иногда сквозь шум работающего примуса были слышны его сдавленные стоны. Наконец Ульрику удалось отыскать точку на спине бедолаги, которую он так долго искал. Томас вскрикнул и затих. Я понял, что процесс изгнания духов близок к завершению.