NWT. Три путешествия по канадской Арктике

28 марта

Когда от круглых фраз и словДо дела не эпоха,Жить можно и среди снегов,Причем весьма неплохо!

Вчера, 27 марта, к обеду мы наконец-таки достигли Сноудрифта, несмотря на весь его неблагоприятный для нас дрифт.

Погода с утра была исключительно хорошей: 25 градусов мороза, солнце и искристый снег. Собаки горели энтузиазмом, были полны энергии и тянули нарты с редким усердием. И у нас настроение было под стать в предвкушении близкого отдыха.

Сначала мы шли по снежной целине, которую разнообразили зоны крупнобитого льда, образовавшие своеобразные ледовые барьеры. Преодоление таких барьеров за последние дни стало настолько привычным для нас, что превратилось, скорее, в забаву, нежели в очередное испытание. Затем мы вновь скатились на дорогу, оставленную снегоходом, и идти стало несколько легче. Вскоре эта дорога, точнее сказать тропа, вывела нас на настоящий ледовый тракт. Чувствовалось приближение крупного населенного пункта, в котором, помимо собачьих упряжек и снегоходов, по всей видимости, водились и автомобили – следы от шин явно просматривались на схваченной морозцем снежной поверхности.

Понятно, что взъерошенная колесами поверхность легче поддавалась разрушительному влиянию солнечных лучей и таяла интенсивнее, образуя в углублениях лужицы, лужи и даже небольшие (по сравнению с озером Большим Невольничьим) озерца воды. Ночью вода подмерзала, но не везде, и потому нам приходилось преодолевать сейчас хаотичную смесь битого, вывороченного колесами автомобилей льда, воды и снега. Идти по такой поверхности было непросто, тем более что мы с Ульриком были обуты в маклаки и, стараясь сохранить их по возможности сухими, не могли, как наши доблестные псы, идти напролом, поэтому шли медленно, все время отставая.

Несмотря на медленный темп движения, берег, скрывавший загадочный Сноудрифт, приближался – мы уже шли, лавируя между живописными островами, поросшими довольно высокими елями. Берега островов, обрывистые и крутые, наводили на мысль о том, что глубина озера в этих местах немалая. За очередным поворотом, точно в соответствии с картой, нам открылся довольно крутой береговой склон, обращенный к югу. Вверх по склону террасами располагались домишки, среди которых выделялось здание церквушки голубого цвета с остроконечной крышей.

Похоже, нас ожидали, потому что уже на дальних подступах к поселку нас встретила небольшая толпа местных жителей на вездеходах и снегоходах, которые, как мы успели понять, давно вытеснили собачьи упряжки и превратились практически повсюду на Северо-Западных территориях Канады в национальный вид транспорта. Во избежание возможных эксцессов между нашими собаками и разрозенными отрядами скучающих от безделья представителей местной собачьей знати нам посоветовали разместиться в стороне от поселка.

Мы поставили лагерь ближе к укатанной взлетно-посадочной полосе местного аэродрома в виду поселка на растоянии метров трехсот от ближайших строений. Пришлось потратить некотрое время на поиски подходящего сухого места, поскольку под снегом оказалось довольно много воды.

Установив лагерь, мы отправились в поселок, где были встречены директором местной школы, который любезно и с поистине северным гостеприимством предоставил в наше распоряжение подведомственное ему здание, сказав при этом, что желающие могут там помыться! Излишне говорить, какую реакцию у нас вызвало это простое предложение.

Внешний вид здания школы, добротно сработанного из толстых бревен, изрядно контрастировал с его внутренним европеизировнным убранством, напомнившим мне школу в Арвиате, – те же просторные чистые классы и очень продуманная планировка, позволившая нам без труда отыскать предмет наших давних вожделений – душевую. Душевая была исполнена в несколько спартанском стиле, без кабинок – просторная комната с пятью торчащими из потолка сосками душей. Мыться мы могли все одновременно, и при этом даже не возникало необходимости просить кого-то потереть тебе спину – наши спины и так фактически терлись одна об другую. Полотенец, естественно, не было, и после мытья мы сохли естественным образом, прогуливаясь нагишом по просторному помещению предбанника.

В течение двух последующих дней, а пришлись они на субботу и воскресенье, мы не раз мысленно благодарили директора за то, что он позволил нам оставаться в здании. Только здесь мы могли как-то укрыться от всепроникающего назойливого внимания местных жителей, и особенно детворы. Едва мы успели поставить палатки, как к нам в гости нагрянули сноудрифтяне, причем в количестве, которого никак нельзя было предположить, принимая во внимание хотя бы число домов в этом поселке.

Индейские ребятишки, пришедшие в гости кто пешком, кто на снегоходе, со своими бесконечными вопросами и поминутными заползаниями в палатки и выползаниями из них стали серьезным испытанием для всех нас без исключения, уже привыкших к размеренному и спокойному течению экспедиционной жизни. Кроме того, лично я практически ничего не понимал из их разговоров. Как видно, сноудрифтское наречие несколько отличалось от классического миннесотского диалекта, к которому я привык. Румяные смуглые физиономии ребят, украшенные в большинстве своем довольно выразительными соплями, поначалу умиляли, но затем стали несколько утомлять. Они тоже, скорее всего, не понимали меня, так что просить их о снисхождении или пытаться перенести встречу на более отдаленное время было практически бесполезно. Главным образом, это были девчонки лет двенадцати-тринадцати, все в красивых куртках и резиновых сапогах, надетых поверх эластичных и, казалось, очень тоненьких брюк. Так что здание школы с его массивными запирающимися дверями стало для нас единственно надежным убежищем.

После душа мы предстали друг перед другом в несколько облагороженном виде. В первую очередь, это касалось физиономий, и особенно носов, которые приобрели свежий нежно-малиновый цвет, после того как лохмотья отшелушившейся кожи были нещадно смыты под щедрой, упругой струей сноудрифтовской воды. Если бы на нас были белые махровые халаты, то мы вполне могли бы сойти за отдыхающих после бань римских патрициев, а так, когда кроме шейных цепочек, да и то не у всех, на каждом из нас ничего не было, мы, скорее всего, напоминали индейцев какого-нибудь обойденного вниманием цивилизации амазонского племени. К счастью, от индейцев нас отличало то, что мы расположились не на песчаном берегу этой великой реки, а со всем доступным комфортом на вполне современных диванах и, кроме того, вместо копий и луков у нас из рук в руки переходило одно из величайших изобретений XX века – телефонная трубка. Мы разговаривали по телефону. Точнее, часа два говорил Уилл, но потом и остальным удалось немножко поговорить. Поскольку выяснилось, что долгожданный специалист по радио и факсу к нам сюда не приедет, задерживаться в Сноудрифте не было никакой необходимости, и мы решили 29-го, т. е. завтра, с утра выходить.

Сегодня мы с Ульриком встали только в девять, и хотя проснулись раньше, но вылезать из мешков, несмотря на то что было тепло, не хотелось – так приятно было немного спокойно полежать.

Уилл с утра раздавал какие-то довольно бессвязные указания, и в частности велел в одиннадцать всем собраться. Мы в это время только начали писать письма, но, как было велено, пришли, а оказалось ничего делать не надо, поэтому мы вернулись к нашим письмам. Нил сегодня в три часа улетел, и мы передали письма с ним. Он обещал доставить их в Миннесоту, а оттуда по электронной почте, я надеюсь, мое письмо дойдет домой.

Потом Уилл решил, что в четыре часа дня мы должны пойти в магазин. Однако мы с Ульриком, уже наученные предшествующим опытом, когда буквальное следование предписаниям предводителя не всегда приводило к ожидаемому самим предводителем результату, решили пойти в магазин пораньше и правильно сделали.

При более близком рассмотрении Сноудрифт показался нам менее продвинутым в архитектурном смысле, чем тот же Арвиат: подавляющее большинство домов были бревенчатыми, а некоторые – даже дощатыми. Магазин был найден без труда, но, как и полагалось, в воскресенье он был закрыт. Однако прелесть вот таких маленьких, компактных поселков и заключается в том, что жители здесь все друг друга знают, и потому отыскать владельца и продавца этого единственного на весь поселок магазина оказалось чрезвычайно просто. Мы бы не стали его беспокоить, если бы оставались здесь еще и на понедельник, а так нам просто необходимо было докупить кое-что из того, чего особенно не хватало на первом участке маршрута.

В полном соответствии с непреложными законами Севера, один из которых, пожалуй, самый важный, гласит: «Оказывай помощь именно тогда, когда это необходимо, а не в отведенное для оказания помощи время!» – владелец магазина отнесся к нашей просьбе с пониманием и даже с видимым удовольствием подвез нас на машине к магазину. Там мы купили практически все, что нам было нужно. Не нашлось только туалетной бумаги – пришлось довольствоваться бумажными полотенцами. Зато приобрели кетчуп и лук, и сейчас я этот лук жарю, что позволит нам сохранить его вкусовые качества в течение нескольких дней на маршруте даже при отрицательных температурах. Иначе он просто-напросто замерзнет.

Затем я занялся лыжами: осмотрел их все, подремонтировал, поставил крепления. На этом с делами было покончено.

Дуэйн, владелец магазина, растроганный нашим вниманием и потрясенный количеством приобретенных у него бумажных полотенец (откуда ему было догадаться о том, как мы предполагаем использовать этот не очень ходовой в Сноудрифте товар), пригласил нас во второй половине дня на чашечку кофе, надеясь, наверное, в душе на возможное продолжение нашего коммерческого взаимодействия.

Весьма возможно, что такое продолжение и последовало бы, если бы не одно обстоятельство – у Дуэйна был сын Брэндон, довольно моложавый на вид отрок лет трех от роду, в котором просто бушевало море нерастраченной энергии. Он буквально сразу бросился к нам на шею. Понятно, что доставалось больше всех мне и Ульрику, поскольку мы имели неострожность поначалу откликнуться на его боевой клич. Уже через полчаса он нас ужасно утомил борьбой и бесконечными приставаниями. Но истинный апофеоз его деятельности наступил, когда он, сидя за столом на коленях у Ульрика, потянулся за кофейником и опрокинул его – часть на себя, а часть на живот стиснувшего зубы, но не подавшего вида Ульрика. Парень завопил, поскольку слегка ошпарил руку. Потери, или, правильнее сказать, приобретения Ульрика оказались гораздо серьезнее – на животе у него образовались волдыри.

Добившись своего и потеряв на время к нам интерес, младенец переключился на новые жертвы, которыми оказались зашедшие на огонек соседи Дуэйна – индеец со своей белокожей скво и их бесчисленные дети. Разговор велся в основном на сноудрифтском, непонятном для меня диалекте, поэтому я мог совершенно расслабиться. Мне уже было знакомо это состояние, когда приходится сидеть в компании людей, говорящих между собой пусть на английском, но не всегда понятном мне языке, и это меня не угнетало – напротив, я чувстововал себя совершенно комфортно, предаваясь собственным размышлениям.