NWT. Три путешествия по канадской Арктике

15 апреля

Все обжигает, как огнемХолодным и каленым.Бог с ним совсем, с календарем.Не сделать, если не соврешь,Фортуну благосклонной.

Минус 32 градуса! Между тем по календарю уже середина весны, но, похоже, помимо Юлианского и Григорианского календарей, еще существует и некий Канадский, причем если за четыре с небольшим века расхождение по времени между Юлианским и Григорианским календарями не набрало и двух недель, то Канадский, на мой взгляд, отставал от них обоих, по меньшей мере, на месяц!

Что делать, никто не знает, а даже если бы и знал, что толку от этого! Ведь единственным и радикальным спасением от холода было смещение маршрута экспедиции к югу градусов на тридцать широты! Там вроде бы и каноэ наши получше и поуместнее смотрелись. Однако каждому свое, ведь мы сознательно отнесли себя к той части человечества, которой, по мнению Рассмусена, необходимы для счастья только две вещи – собаки и снег! Исходя из этого мы должны были пребывать в полном счастье: и снега, и собак было вполне достаточно для всех нас. Эх, если бы не этот холод!

Под утро, но еще до пронзительного зова будильника, я почувствовал, что в мой спальник стал нерегулируемо поступать свежий арктический воздух. Голове стало холодно, и сна как не бывало. Я высунул голову из мешка и увидел, что молния входной двери немного расстегнута, и эта ничтожная, но все-таки разница между температурой снаружи и у нас в палатке на глазах становилась еще ничтожнее. Выражаясь почти забытым мною математическим языком – эта разница асимптотически стремилась к нулю! Хорошо еще, что не было ветра, поскольку в противном случае у нас стало бы гораздо холоднее, чем снаружи!

Даже бензин не спешил испаряться, и мне стоило трудов, постоянно обжигаясь об остывший металл, запустить примус. Следующей, еще менее приятной, процедурой был снежный душ. На этот раз я решил усилить свой незамысловатый гардероб и добавил к часам – единственному находившемуся на мне во время снежного душа предмету гардероба – еще и носки Gore-Tex. Ноги замерзали в первую очередь, и их надо было поберечь. После душа в палатке я почувствовал себя, как в раю, и с удовольствием приступил к приготовлению завтрака.

Ульрикан проспал аж до 7 часов и, когда, миновав ледниковый период, выбрался из мешка, то попал практически в субтропики да еще и с питанием. Я предложил ему в сердцах пережаренные тосты с оттаявшим вареньем. Пока мы собирались, солнце поднялось повыше, а вслед за ним повысилась и температура, так что на маршрут мы вышли в условиях, которые местная пресса окрестила «относительно теплая погода». Это означало, что ветра нет и мороз всего 25 градусов. Мы с Ульриком стартовали первыми и потому возглавили процессию.

Мы шли все по той же петляющей и периодически пропадающей под снегом реке и примерно через час остановились на распутье. Было несколько вариантов продолжения маршрута, и гениальный Ульрик во избежание возможной критики со стороны предводителя, сохраняя на лице серьезную мину озабоченности за судьбу экспедиции, предложил возглавить гонку самому предводителю. Момент был угадан очень точно, и, естественно, предводитель не смог, да попросту и не имел права отказаться от столь заманчивого предложения. В конце концов предводитель он или послеводитель? Я легко мог догадаться, о чем думал Ульрик, когда мы, уступив дорогу упряжке Уилла, смотрели, как его фигура удаляется в неизведанное. «Посмотрим, какой ты Стигер», – почти что с верещагинскими интонациями отчетливо читалось в его глазах.

В непривычной для себя роли предводитель продержался около двух часов, и потом все-таки пропустил нас вперед. Мы продолжали идти вдоль русла реки. В тех местах, где скалистые берега сближались, обжигающее дыхание ветерка чувствовалось сильнее, и к концу дня я почувствовал, что кожа на лице моем горит. Крохотное зеркальце компаса «Сильва» показало несомненное сходство моей физиономии с физиономией синьора Помидора, во всяком случае по цвету, потому что до упитанности последней я явно не дотягивал – здесь у меня еще имелись неисчерпаемые резервы, хотя я понимал, что реализовать их при нашем спартанском меню не удастся.

До обеда шли без особых приключений. Видели два следа гризли на реке – старые, частично занесенные снегом. Они сначала шли рядом, потом разошлись. Собаки никак не прореагировали на эти следы, скорее всего, потому что при такой низкой температуре запахов уже не осталось.

После обеда я вышел вперед. Было видно, что река делает огромную петлю, и я попытался срезать угол. Пришлось поблуждать, выбирая удобное место для спуска, но в конце концов спуск был найден, и мы смогли вернуться в лоно спасительной реки, которая в этом месте разлилась широко.

Лагерь опять устроили в живописном месте на фоне освещенных солнцем коричневых скал. У одной из собак Мартина обнаружилась серьезная проблема с лапой, прокушенной три дня назад во время всеобщей потасовки, учиненной Саусом, вторым после Чикаго задирой в нашем собачьем сообществе. Скорее всего, в рану на лапе бедняги Брайсона – так звали пострадавшего – была занесена какая-то инфекция, и лапу раздуло так, что он не мог на нее ступать. Мартин пытался везти собаку на нартах, но Брайсон чувствовал себя неудобно, лежа на неровной поверхности нарт, и спрыгивал с них при любой возможности, хотя бежать сам не мог. Кое-как добрались до лагеря.

Завтра Мартин попробует как-нибудь привязать Брайсона на санях. Надо дать ему немножко отдохнуть, чтобы лапа зажила. Мы попытались его покормить, но он от еды отворачивался и не стал есть даже размягченный горячей водой корм.

Мартин зашел к нам в палатку и сообщил, что дал Брайсону ту диетическую смесь для молодых атлетов, которую в достаточном количестве набрал с собой Ульрик, дабы разнообразить и усилить наше меню. Однако даже Брайсон, которого с большим, чем нас, основанием можно было отнести к молодым атлетам, по словам Мартина, съел эту смесь с отвращением. Надеемся, что, может быть, все обойдется.

Сегодня, солнцем палимые и ветром обжигаемые, мы прошагали 33 километра. Завтра пройдем еще немного по реке, а затем, судя по карте, нам станет с ней не по дороге – придется поблуждать по окрестностям в поисках хорошего пути – ровной поверхности.

Начинаю постепенно обретать форму. Мышцы в конце дня уже так не болят, как в начале пути. Сегодня шел на лыжах пару часов и, несмотря на довольно трудную поверхность – рыхлый снег и короткие палки, не очень устал.

Пока шел на лыжах, вдруг вспомнились наши Гренландская и Антарктическая экспедиции, наша команда, и отчего-то такая тоска меня взяла – ведь это время уже не вернется и команды такой уже никогда не будет. Мой положительный настрой относительно участия в предстоящей Большой экспедиции этих двух замечательных женщин куда-то улетучился. Более того, мне стало казаться, что будет непоправимой ошибкой пускаться в такой сложный поход с такой командой. Все-таки нам предстояло провести не месяц, а целых четыре на дрейфующих льдах!

Я поделился своими мрачными мыслями с предводителем. Однако тот нисколько не удивился и пробурчал в ответ, что, конечно, команда, состоящая из мужиков примерно одного возраста, была бы намного лучше, но вопрос в том, где их взять и подготовить за оставшееся небольшое время. Потом он добавил, что надо будет еще раз подумать, а пока не стоит расстраиваться раньше времени. Надо приложить все силы, чтобы продолжить эту экспедицию и довести ее до победного конца! Это был ответ, достойный предводителя!

Я согласился с Уиллом и решил пока не осложнять себе жизнь такими размышлениям. Действительно, надо добраться до конца и посмотреть, что будет.

Под стать сегодняшнему настроению и температура понизилась к вечеру до минус 34 градусов. Такако пришла на радиосвязь и принесла с собой термометр с леденящими душу показаниями. Она-то еще не знала о моих непростых отношениях с этими важнейшими метеоприборами и потому доверчиво предложила его мне со словами: «Виктор, тебе он нужнее – ты утром выходишь принимать снежный душ, и тебе надо, наверное, знать, какова его температура!». Ну что же, посмотрим, сколько он у меня продержится – ведь, как известно, термометр губят не перепады температуры, а перепады высоты, причем неожиданные. Постараюсь отнестись к этому подарку повнимательнее.