NWT. Три путешествия по канадской Арктике

8 мая

Как солнце хмаръ разлижетИ вытрет горизонт,Идти, смотря под лыжи,Как будто не резон.Но это так же важно,Как и смотретъ вперед,Чтоб в схватке рукопашнойСмог одолетъ ты лед.Обманчива свободаЗдесъ в выборе дорог —Уилл прошел разводъе,А Мартин вот не смог…

Вечер. Яркое солнце, тишина, разительный контраст со вчерашней погодой. Мы перевалили уже Кейтбей-Хорст и находимся на небольшом озерце прямо на западной стороне полуострова.

Начало вчерашнего трудового дня было многообещающим: облачность поднялась, было тихо, снега намело за два дня достаточно много, но теперь он прекратился. Все предвещало, что погода ночью будет неплохой. Температура немного понизилась, и это тоже было добрым знаком.

Мы покинули лагерь около шести часов, на два часа раньше обычного расписания, несмотря на довольно длительные после пурги сборы, связанные с раскопками. Перед самым выходом стосковавшийся за ночь по митингам предводитель вновь навязал нам дискуссию – теперь на тему, как отучить собак лаять ночью и мешать ему, Уиллу, спать!

Эта проблема давно уже дискутируется, несмотря на то что никто из нас не испытывал особого неудобства от беспокойного поведения собак по ночам. Более того, мы даже поощряли их, если лай был сигналом тревоги, вызванной то ли приближающимся медведем, то ли ломающимся льдом, то ли иными причинами, требующими привлечения нашего внимания. По Уиллу получалось, что собаки вообще не имеют права ночного голоса. При этом он призывал всех нас последовать его примеру и не лениться даже в непогоду, покинув теплый спальный мешок, вылезать из палатки и наказывать виновную собаку.

Этот варварский и вредный подход никак не вписывался ни в мою, ни в Ульрика картину мира. Не найдя поддержки, Уилл несколько смягчил проблему, сказав, что подобное воспитание собак не только полезно для обеспечения спокойного сна и отдыха, но и помогает держать собак в повиновении и под контролем.

Двинулись. Тут же Уилл, который был явно в ударе после дня отдыха, хотя и не выиграл ни одну из словесных баталий, воспользовался правом вето и отклонил наше с Ульриком предложение пойти ближе к берегу, чтобы, как двумя днями раньше, отыскать там прибрежную полоску невзломанного припая, по которому мы успешно двигались в предыдущие дни. Он сказал: «Нет, мы должны поискать еще более или менее торосистого льда для тренировки», тут же добавив, что впереди должны идти поочередно Джулия и Такако для тренировки: «Victor has nothing to do up front? He knows perfectly what to do while going through rough ice and how to navigate. Let’s ladies will try that!».

Джулия пошла впереди. Тут-то все и началось: торосы, торосы, бесконечные и разнообразные нагромождения льда. Гордон непрерывно снимал и, судя по его довольному урчанию и скорости, с которой он менял катушки с пленкой, очень удачно. Они с Уиллом шли первыми, и мы вдруг увидели, что их нарты как-то странно встали на дыбы, а висевший на запятках Гордон резко уменьшился в росте. В конце концов собаки волевым усилием вырвали нарты вперед. Мы с Ульриком шли последними, и это произошло, наверное, метрах в ста впереди нас. Нам показалось, что это какой-то очередной вздыбленный кусок тороса, и поэтому нарты, взобравшись на него, устремились своим передком в синее вечернее небо.

Однако то, что произошло потом, не оставило от этой версии и камня на камне. Действительность оказалась гораздо более драматичной. Сани Мартина шли по следу саней Уилла, и мы увидели, как они тоже просели, причем неестественно глубоко. Мартин показал нам «стоп», но мы и без него поняли, что следует остановиться. Я выскочил вперед и отвел наших собак в сторону. Перед нами оказалось широкое, чуть уже длины нарт, разводье, замаскированное тонким присыпанным снегом льдом. Сани Мартина провалились туда и, обладая положительной плавучестью, спокойно и величаво, чуть покачиваясь, плавали в полынье. Самым неприятным было то, что один из полозьев нарт ушел под лед на противоположной стороне так, что о движении нарт вперед не могло идти и речи. Между тем положительная плавучесть саней стала приближаться к нейтральной в связи с промоканием и утяжелением части лежащего на них груза. Мы перескочили на ту сторону и остановили своих собак.

Ситуация становилась критической, а мы никак не могли прийти к решению, что будет самым эффективным – разгружать нарты, рубить лед, чтобы высвободить полоз, или что-то еще. Момент для разгрузки, когда нарты еще плавали достаточно высоко, был упущен. Я попытался забраться на них, чтобы развязать груз. Сняв маклаки, я попытался поработать с босыми ногами, но быстро замерз и оставил эту затею. Проблема состояла в том, что подать нарты назад было невозможно, поскольку собаки их держали очень прочно.

В конце концов мы пришли к выводу, что нужно все-таки груз развязать – без этого ничего не получится. Мартин в резиновых сапогах балансировал, стоя на санях, мы с Ульриком его поддерживали. Он развязывал и передавал нам спальные мешки, собачий корм, человеческий корм и всякую требуху, из которой обильно лилась соленая вода.

Освободив нарты, мы поняли, что единственное, что мы можем сделать, – вытащить их назад. Чтобы этому не препятствовали собаки, мы их отвязали, и, пока все остальные контролировали упряжку, мы с Гордоном извлекли нарты из воды и перетащили в безопасное место. Бегло оценив ущерб, причиненный экспедиционному имуществу этим происшествием, мы поняли, что он велик!

Особенно пострадало имущество Уилла: его паспорт, дневники, записные книжки – все намокло. К счастью, погода была безветренная, солнечная, минус 2–3 градуса. Мы запустили печь и начали сушить то, что нужно было просушить немедленно, а все остальное просто сложили в спальные мешки. Все капитально намокло – и запасы еды, и спальники, несмотря на все защитные водонепроницаемые мешки.

Какое мы могли принять решение – остановиться в получасе от прежней стоянки и сушиться? Нет, мы решили все-таки пойти. Никто из людей и собак не промок, все остальное можно было так или иначе отрегулировать. И правильно сделали, что пошли. Джулия через некоторое время забрела в тупик, и мне пришлось искать выход. Дальше мы пошли с ней в паре для тренировки: я впереди, она в пяти метрах позади.

День был совершенно чудесным: полная тишина, солнце сияет на безоблачном небе, все облака унесло. Морозец около 5 градусов практически не ощущался. Еще совершенно влажный утром снег подмерз, и скольжение стало получше.

Несмотря на увещевания Уилла, я все-таки принял решение идти поближе к берегу, потому что лед опять ухудшился, а тамошние перспективы были более или менее сносными. Я нашел маленький коридорчик, выскочил к берегу и попал на прямую дорогу. Правда, в некоторых местах она была переметена глубокими снежными шлейфами, но на ровном льду это не особенно затрудняло наше движение.

После ланча, когда мы продолжили движение вдоль берега в условиях хорошей видимости, вопрос выбора правильного направления, решение которого доставляло наибольшие муки начинающим навигаторам, уступил место другому: как выбирать дорогу при движении по морским льдам. Именно с эти вопросом, который на английском языке звучал более солидно, что-то вроде: «How to choose the right way up here?», Джулия приставала ко мне при каждой моей остановке. Ее любопытство отнюдь не удовлетворялось моими ответами на этот философский вопрос (действительно, кто из нас, кроме Всевышнего, может с уверенностью судить о том, насколько верно выбран путь), а простиралось далее, начиная понемногу пересекать грань, отделявшую любознательность от занудства.

Когда она в очередной раз в совершенно очевидной с моей точки зрения ситуации спросила: «Why did you choose this way and not another one?», я в сердцах ответил ей по-русски: «Да иди ты прямо, Джулия. Как идешь, так и иди. Выбирай дорогу так, чтоб поменьше колдобин было и старайся резко не менять направление движения». На этот раз она осталась вполне удовлетворенной моим ответом и больше до нашей смены с вопросами не приставала.

Примерно в час ночи мы остановились, поскольку мне показалось, что можно немного срезать путь. Я увидел небольшой распадок, похожий на устье реки и суливший возможное пересечение полуострова несколько ранее намеченного поворотного пункта.

Подождали Ульрика с картой. Оказалось, что это действительно река, движение по которой нисколько не приближало нас к желанному западному побережью, поскольку она уходила куда-то в глубь полуострова. Поэтому решили продолжить движение вдоль берега. Такако, начинавшая, кажется, потихоньку завидовать той не вполне осознанной самой Джулией лихости, с которой она вела наши упряжки, вызвалась идти впереди вместе со мной. Понятно, что никаких возражений со стороны наших товарищей не последовало, и Такако заняла свое место между мной и первой упряжкой. Я уже внутренне собрался, готовясь отражать очередные вопросы, но Такако молчала, целиком сосредоточившись на управлении своими непослушными лыжами.

Солнце село, и стало заметно прохладнее. Все покрылось пушистым инеем, и только благодаря непрерывному движению мне удавалось сохранять слегка положительный тепловой баланс между освежающим холодом майской арктической ночи и пульсирующим в такт движению теплом моего организма. Оделся я сегодня очень легко именно в расчете на постоянное движение, и надежды мои пока в целом оправдывались.

Примерно часа через два нам показалось, что мы достигли северной оконечности этого бесконечного полуострова. Тянущийся слева по направлению нашего движения заснеженный берег оборвался каким-то невзрачным мыском, на котором сквозь сгустившийся туман можно было различить небольшой домик. Вокруг домика в беспорядке валялись бочки, этот непременный, увы, атрибут современного арктического пейзажа. Внезапно взыгравшие при виде этих признаков цивилизации собаки Мартина, легко обошли нас, и я успел отметить, что все снаряжение, лежавшее на нартах Мартина, которое побывало сегодня в воде, покрылось толстой коркой льда и пушистой бахромой инея.

Мы с Такако повернули следом и, пройдя немного, свернули на юг. Нам показалось, что мы обходим полуостров, однако то, что кажется в тумане, может оказаться далеким от реальности. Подобная ситуация великолепно описана одной фразой классика: «Когда дым рассеялся, Грушницкого на скале не было». У нас это выглядело так: «Когда туман приподнялся, мы обнаружили себя идущими по большому озеру, ограниченному с западной стороны вполне конкретным берегом».

Лучшего места для стоянки было не найти, и в 4 часа мы разбили лагерь под мажорные мелодии занимающегося утра. Остатки тумана таяли, как масло, под теплым ножом восходящего солнца.

Радиосвязь принесла несколько неожиданную новость. Кристина сообщила, что пилот компании, с которой был заключен наш контракт на обеспечение смены собак на каноэ, не может или не хочет лететь к нам 10 мая, а предлагает прилететь на день раньше, то есть завтра.

Возражать мы особенно не могли – за спиной этого пилота маячила грозная тень Объединенного профсоюза авиаработников Канады. Мы прикинули, что завтра не сможем дойти до мыса Долхаус, где мы планировали осуществить эту замену, и нам придется произвести ее на дрейфующем льду.