NWT. Три путешествия по канадской Арктике

24 апреля

Сколько Сцилл и ХарибдЖдут на нашем пути,Сколько будет молитв,Чтоб их с Богом пройти!Ну а если сильнаВласть амбиций, то все,Все погубит она,Даже Бог не спасет!

Прекрасный вечер. Лежу на спальнике, попыхиваю трубочкой, смотрю через раскрытую дверь, как Дизель и Газ балуются и грызут друг друга нещадно. Их старшие собратья, понятно, спят.

Мирная картина – всего минус 6 градусов. Так, по-видимому, бывает в конце апреля на славной реке Хорнуэй.

За сегодняшний день прошли 44 километра. Сейчас ветерок то стихает, то поднимается, веет легко и, учитывая температуру, я бы добавил, приятно. Собаки смогут полноценно отдохнуть.

Как и ожидалось, начало сегодняшнего дня очень напоминало концовку вчерашнего: узкий каньон и увалы льда с глубоким снегом между ними. Несмотря на все мои старания выбирать для движения участки более плотного снега, у меня это не всегда получалось, и собакам опять приходилось непросто. Вскоре на излучине реки мы заметили большое скопление лежащих на льду валунов самой разнообразной формы и угрожающих размеров – по-видимому, результат мощного камнепада с нависающего над рекой скалистого склона. Я решил обойти это место по крутому берегу, и это, как вскоре выяснилось, было ошибкой.

Поднявшись на крутой берег, я увидел, что внизу, подо мной, прямо за россыпью этих валунов между двумя почти что отвесными обрывистыми берегами расстилается обширное пространство совершенно бесснежного голубого льда. Передвижение по этому участку представлялось мне с высоты довольно проблематичным. Чтобы убедиться в этом, я спустился вниз посмотреть, что представляет собой эта поверхность вблизи, а Ульрика попросил притормозить все упряжки и подождать, пока я разведаю дорогу. У нас были только два возможных варианта – в обход этого участка по левому крутому берегу, откуда я сейчас спустился, или напрямик по этому голубому льду.

Моя разведка показала, что лед вполне проходим и, более того, можно было пройти его непосредственно над берегом, не забираясь высоко. Отойдя метров на триста, я, довольный результатами разведки, вернулся к упряжкам, чтобы начать движение. Каково же было мое удивление, когда я не обнаружил упряжки Ульрика на том месте, где я всего минут двадцать тому назад оставил его поджидать меня!

Выяснилось, что Ульрик решил, не дожидаясь результатов моей разведки, повести свою упряжку верхом по левому берегу.

Ситуация мне напомнила случай в Антарктиде, когда я, по неосмотрительности приведя экспедицию в район, изобиловавший широкими трещинами, все-таки нашел выход, которым воспользовались, правда, только мы с Уиллом. Остальные же участники дружно отказались следовать за нами и попытались пойти кружным менее опасным и более длинным путем. В конце концов им пришлось вернуться и проследовать за нами.

Помню, я получил от Этьенна приличный нагоняй за такое «умелое» маневрирование в опасном районе. Я хорошо запомнил все те слова, которые мне сгоряча выпалил тогда Этьенн, и попробовал применить их к Ульрику! Не тут-то было – нашла коса на камень. Я обвинял Ульрика в том, что он вышел, не дождавшись меня, и поставил остальных участников в ненужную и неловкую ситуацию, требующую от них выбора при отсутствии каких бы то ни было аргументов в пользу того или иного решения. Ульрик, в свою очередь, обвинял меня в том, что я покинул команду надолго и, главное, ушел на разведку без оружия! После короткого и энергичного диалога стороны, признав, в принципе, правоту друг друга, пришли к соглашению, и мы продолжили поступательное движение.

Миновав этот участок, мы вышли к месту, где реке Хорнуэй наконец-то удалось, собравшись с силами, раздвинуть тесные берега каньона и вырваться на простор. Поймав попутный южный ветер на широкой реке, я припустил на свои коротких палках с максимально возможной прытью, и мы, наверное, минут сорок неслись со скоростью курьерского поезда, заметаемые пылью со всех сторон.

Потом ветер внезапно стих, наше движение замедлилось, и собаки легко меня достали. Я наклонился снять лыжи, и собаки, упершись в меня, несколько смешались, что сразу же повлекло за собой короткую, но ожесточенную внутриклановую свалку. Это произошло быстро, но не стало неожиданностью. Собаки устали и были голодные, поэтому, конечно, любое их тесное соприкосновение срабатывало, как искра в пороховой бочке. Нечего и говорить, что виновники схватки были примерно наказаны тут же на месте преступления.

Первым под щедрую раздачу Ульрика попал Даггер. Глядя, как Ульрик воспитывает пса, я опять поймал себя на мысли о том, что подобное «наказание» никак не соответствует «преступлению». Мне казалось, что Ульрик явно перегибает палку. Можно было бы вполне обойтись парой-тройкой тумаков, сопровождаемых свирепым голосом. Этого было бы достаточно, чтобы собака поняла, что она совершает нечто такое, что не нравится хозяину, и, вполне возможно, такое наказание сохранилось бы в собачьей памяти несколько дольше. Продолжительные же побои – то, что делал сейчас Ульрик, – могут в зависимости от характера собаки или озлобить ее, или сломать психологически. И то, и другое было совершенно нежелательно, если мы собирались идти с этими собаками в большую и трудную экспедицию.

Зная, что никакие уговоры Ульрика не остановят, я просто отвернулся, чтобы не видеть этой малоприятной сцены, а про себя решил, что больше я в экспедициях на собаках не участвую. Гораздо гуманнее и справедливее было бы тащить все на себе и на самом себе срывать зло в случае какой-либо неудачи или просто накопившейся усталости.

Вскоре после того, как мы возобновили движение, этот внезапный приступ сентиментальности сам собой прошел, наверное, до очередного сеанса воспитания. Джулия вышла вперед, и мы с Ульриком провисели в аръегарде экспедиции без малого три часа. Темп был невелик, и это незамедлительно привело к тому, что позабывшие недавний урок собаки, давая выход не использованной энергии, возобновили «внутрисемейные разборки». Чикаго напал на Айдара. Ульрик вновь применил первую степень устрашения – лыжную палку. Но на Чикаго – признанного главаря всей нашей собачьей мафии – эта палка не произвела ни малейшего впечатления, и Айдару пришлось бы совсем туго, если бы Ульрик не прибег ко второй и последней степени устрашения – своему знаменитому кнуту. Этот кнут производил совершенно завораживающее, даже магическое впечатление на всех собак, включая самого Чикаго. Порядок был восстановлен.

В конце дня наш караван втянулся в узкое горло очередного каньона, обрамленного высокими скалами. Освещенная лучами заходящего солнца сторона каньона была окрашена в прекрасные золотисто-коричневые тона, тогда как противоположная, теневая сторона выглядела черной и мрачной. Похоже, что это место и было началом порожистого участка реки, на котором, судя по карте, нас поджидали два настоящих водопада. Нам их еще предстояло преодолеть, но эти все испытания переносились на завтрашний день, а сегодняшний завершался, как и положено, добрым ужином и крепким сном.